Джейми Форд - Отель на перекрестке радости и горечи

• Название: Отель на перекрестке радости и горечи
• Автор: Джейми Форд
• Издательство: Фантом Пресс
• Жанр: Современная проза
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-86471-622-9

Романтическая история, рассказанная Джейми Фордом, начинается с реального случая. Генри Ли видит, как открывают старый японский отель «Панама», который стоял заколоченным почти сорок лет. И это событие возвращает Генри в прошлое, в детство, в сороковые годы. Мир юного Генри — это сгусток тревог. Отец поглощен войной с Японией, и ничто его больше не интересует; в своей престижной школе Генри — изгой, поскольку он там единственный китаец, а на улицах его подстерегает белая шпана. Но однажды Генри встречает Кейко, юную японку, которая смотрит на мир куда более оптимистично, хотя у нее-то проблем не в пример больше, ведь идет война с Японией. Так начинается романтичная и непредсказуемая история, которая продлится всю войну… Удивительный по душевной тонкости и доброй интонации роман Джейми Форда мгновенно стал бестселлером, повторив судьбу «Бегущего за ветром» Халеда Хоссейни. Миллионные тиражи, издания почти на трех десятках языков, читательские дискуссии на книжных порталах — такова судьба этого дебютного романа, ставшего настоящим событием последних лет.

---

— Ты все подстроил, да? — спросил Генри безучастно, не в силах даже разгневаться на умирающего отца. Он и дал бы волю ярости, но, не в пример отцу, не желал, чтобы им руководила ненависть. — Ты воспользовался своим влиянием в квартале и устроил так, чтобы мои письма не доходили до Кейко. А ее письма — до меня. Твоя работа?

Генри смотрел на отца, боясь, что тот в любую секунду может умереть, оставив его вопрос без ответа. Но отец в последний раз протяжно вздохнул и просипел снова:

— Во вэй ни цзо.

Зрачки его расширились, взгляд уткнулся в потолок, в груди заклокотало. Он казался почти удивленным, когда глаза его закрылись.

Мать Генри приникла к Этель, обе плакали.

Генри отошел к окну, выглянул на улицу. Все там кипело ликованием и радостью, у всех сейчас была лишь одна цель — отпраздновать.

Генри хотелось закричать. Но он подавил рвущийся вопль.

Внезапно он развернулся, выскочил из комнаты отца и, едва не сбив с ног доктора Люка, вылетел из квартиры, скатился по лестнице и помчался по Кинг-стрит в сторону Мэйнард-авеню, к бывшему Нихонмати.

Если он в самом деле видел на улице Кейко, она должна прийти туда за вещами.

Генри начал с ее старой квартиры. Жилье в том районе теперь сдавали итальянским и еврейским семьям. Ни следа Кейко. На несущегося по улице парня никто не обращал внимания. Мелькали счастливые лица. Все вокруг были вне себя от радости. Все, кроме него.

Генри не знал, где еще искать. Разве что в отеле «Панама»… Если там хранятся их вещи, Окабэ за ними вернутся, разве нет?

Пробежав по Саут-Вашингтон, мимо бывшего издательства «Нитибэй», где теперь размещался Федеральный банк имени Рузвельта, Генри увидел впереди крыльцо отеля «Панама», у входа возился одинокий рабочий. Отель снова заколачивали.

Пусто.

Оставалось лишь, уняв дрожь и ярость, высматривать в уличной толпе японцев. Генри шарил глазами, надеясь увидеть господина Окабэ в военной форме. В последнем письме Кейко сообщала, что ему наконец разрешили уйти на фронт. Скорее всего, он был в числе тысячи заключенных, покинувших Минидоку и вступивших в 442-й полк. Адвокат. Японского адвоката отправили во Францию воевать с немцами.

Генри хотелось завопить: «Кейко!» Проорать, что все подстроил отец, что ни его, ни ее вины здесь нет. Что все можно исправить, что ей не надо никуда уезжать. Но он молчал: одно-единственное слово могло разбить гладь успокоившейся воды.

Генри остановился. Еще шаг в сторону отеля — и он разобьет сердце Этель, а она этого не заслужила.

Генри постоял, усмиряя дыхание, оглядываясь, и вдруг взгляд его наткнулся на Этель: она продиралась к нему сквозь толпу. Он смотрел на нее, видел, как она дрожит, видел ее волнение, страх. Она остановилась, не дойдя до него несколько шагов, будто опасаясь приблизиться вплотную, словно не понимая, что ему нужно. Но Генри понимал. Он шагнул к ней, взял за руку. Если Этель что-то подозревала, то не выдала себя ни словом. А если она невольно приложила руку к исчезновению писем Генри, то никогда об этом не заговаривала. Но Генри хорошо знал Этель — она была слишком честна и чиста, чтобы быть замешанной в отцовских кознях. Она лишь позволяла Генри не скрывать чувств и не задавала вопросов. И просто была рядом, когда Генри нуждался в ней.

Возвращаясь домой с Этель, Генри обдумывал предстоящие хлопоты. Во-первых, нужно помочь матери с похоронами. Во-вторых, собраться в дорогу. И наконец, купить обручальное кольцо. От последней мысли Генри стало грустно.

В который уже раз его радость пересеклась с горечью.

48 Разбитые пластинки 1986

Генри уже неделю не получал вестей от сына. Марти не звонил с просьбой одолжить денег, даже не приезжал постирать белье или обработать воском «хонду». Китаец, помолвленный с белой девушкой, разъезжает на японской машине! Отец, наверное, переворачивается в гробу. При этой мысли Генри чуть заметно улыбнулся.

В комнате у Марти телефона не было, а когда Генри звонил на вахту в общежитие, трубку никто не брал.

Генри добрался пешком от парка «Кобэ» до южного склона Капитолийского холма и зашел в общежитие Сиэтлского университета. Вахтер, погруженный в книгу, не поднял головы, и Генри, не спеша дойдя до лифта, нажал на кнопку шестого этажа — последнего. Генри был рад, что Марти перед выпускным курсом переехал с четвертого этажа на шестой: четверка — несчастливое число. В китайском языке слово «четыре» созвучно со словом «смерть». Марти не разделял его суеверий, но Генри все равно был доволен переездом сына.

Выйдя из лифта, Генри вежливо улыбнулся, столкнувшись с двумя студентками в неглиже, только что из душа.

— Папа! — крикнул через коридор Марти. — Ты что здесь делаешь?

Генри поспешил в комнату сына — мимо двух парней, кативших тележку с бочонком пива, мимо девушки с охапкой белья.

— Что-нибудь случилось? Ты сроду здесь не бывал. — Марти вопросительно смотрел на стоявшего в дверях отца, а Генри чувствовал себя чужаком, стариком. — Мне учиться осталось неделю, а ты заявляешься, когда все разъезжаются по домам. Можно подумать, вы зря платили за мою учебу.

— Я на минутку. Вот, держи. — Генри протянул благодарственную открытку. — Это для Сэм. Спасибо ей за ужин.

— Какая ерунда, пап…

— Возьми, — настаивал Генри.

Впервые после смерти Этель он навестил сына. Когда Марти учился на первом курсе, Этель при всяком удобном случае, если позволяло здоровье, приезжала к нему с гостинцами. Генри же, напротив, никогда здесь не бывал.

Он оглядел комнату: письменный стол был завален альбомами Кейко. Генри ничего не сказал. Он старался не говорить о вещах Кейко при Марти, как будто радость от находки оскорбляла память Этель. Слишком уж скоро. Слишком скоро.

— Прости, пап, что Саманта сказала про Кейко, — увлеклась малость, понимаешь?

Генри кивнул. Саманту можно понять. Находки в отеле «Панама» привлекли внимание местных историков. Тут есть от чего прийти в восторг.

— Ничего, — отозвался Генри.

— Но ведь она права?

— Альбомы надо вернуть законному владельцу?

— Сначала надо узнать, жива ли она и где она сейчас.

Взгляд Генри скользил по полкам. Китайский чайный сервиз, набор фарфоровых мисок для риса, подаренный им с Этель на свадьбу. Вся посуда старая, в щербинах и трещинах.

— У меня была возможность.

— Тогда, в войну? Вас разлучили. Она не по своей воле уехала, и ты не хотел ее отпускать. И то, как вел себя Яй-Яй, его вмешательство — разве можно с таким смириться?

На столике у окна попыхивала старая рисоварка. Генри машинально отодвинул ее подальше от стены и выдернул шнур из розетки — пусть остывает. Он молча глядел на сына, слова не шли на ум.

— Вы могли бы быть вместе…

Генри заговорил, вытирая руки о полотенце:

— У меня была возможность. Я ее упустил. Она уехала, я не удержал.

Генри повесил полотенце обратно на дверцу шкафа. Все эти годы он вспоминал о Кейко. Даже одинокими, тоскливыми ночами, когда Этель совершала долгий путь к последнему приюту. Она так мучилась, что Генри даже не мог обнять ее, а если обнимал, то, одурманенная лекарствами, она не понимала, что он рядом. Путь тяжелый, горький и одинокий, как дорога в школу Рейнир. Как он мечтал в те минуты, чтобы рядом была Кейко! «Но выбор сделан, — думал Генри. — Я мог бы разыскать ее после войны. Причинить боль Этель и добиться того, чего хотел, но это было бы неправильно. Во всяком случае, тогда. И сейчас».

— У меня была возможность, — повторил Генри. — Была, и второй, увы, не представится. Надо жить дальше и радоваться тому, что имеешь, а не сожалеть об упущенном.

Генри посмотрел на сына: тот спокойно слушал — впервые за много лет его не тянуло спорить.

— Как та разбитая пластинка, — пояснил Генри. — Уже не склеишь.

49 Хертстон 1986

Генри казалось кощунством бежать вдоль тихих коридоров Хертстон-Инн. Он боялся нарушить чинный покой этого старомодного заведения. Вдобавок был риск налететь на старушку в инвалидной коляске.

Впрочем, Генри и сам чувствовал себя стариком, когда думал о женитьбе Марти. Он чувствовал себя стариком, когда умерла Этель, а сейчас, словно мальчишка, боялся получить нагоняй за беготню в коридоре.

Когда Генри сообщили по телефону, что Шелдону стало хуже, он не взял ни пальто, ни бумажника. Схватил ключи от машины и выбежал из дома. Дорогой он не терял ни минуты, даже проскочил дважды на красный свет. Генри и прежде отвечал на подобные звонки, уже случалась ложная тревога, однако на этот раз все было иначе. Он узнавал смерть, когда та сидела у изголовья. Он видел как изменилось дыхание и душевное состояние Этель, и уже не мог ошибиться. Вот и сейчас, придя к другу, он понял: конец близок.

Шелдон уже не впервые оказывался в критическом состоянии из-за запущенного диабета. Когда он наконец всерьез взялся за свое здоровье и попал в руки опытных врачей, время было упущено.