Андрей Бочаров - Настоящая фантастика – 2012 (сборник)

• Название: Настоящая фантастика – 2012 (сборник)
• Автор: Андрей Бочаров
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-699-56892-5

Громадному космическому кораблю-ковчегу угрожает гибель. А ведь он почти достиг цели…

Российский солдат несет нелегкую службу на далекой планете. Единственная отдушина – письма любимой девушке, которые никогда не будут доставлены по адресу…

Великий писатель, великий режиссер и… космический пришелец, который рядом с ними кажется таким неприметным…

Генри Лайон Олди, Марина и Сергей Дяченко, Алексей Бессонов, Андрей Дашков, Ярослав Веров и другие в традиционном сборнике, собранном по результатам международного фестиваля фантастики «Созвездие Аю-Даг».

---

– Я подумаю, сеньор Горацио, – сказала она. – И поговорю с мужем. А сейчас извините, мне нужно варить обед.

– Я зайду через неделю, – пообещал Горацио.

Когда учитель ушел, из своей половины выглянул Папа Артур. После тюрьмы он стал совсем старик, перестал стирать носки и пристрастился к виски. От прежнего Папы Артура в нем не осталось ничего, кроме грязных мыслей.

– Чего хотел от тебя этот полукровка? – подозрительно спросил он.

– Тебе какое дело? Опять следил в щелочку?

– Ты уже спишь с ним? Ну признайся, что спишь… Вот я скажу твоему мужу!

– Отстань, старый извращенец. – Антония принялась яростно крошить овощи. Вода в кастрюле уже закипела.

Папа Артур плаксиво сморщился, но его личико и глазки залоснились хитростью и сладострастием.

– Если ты такая недотрога, откуда у тебя этот белобрысый подарок? И куда только твой муж смотрит… А помнишь, крошка, как нам было хорошо вместе?

– Это тебе было хорошо, вонючий ты козел, – равнодушно отозвалась Антония, высыпая овощи в бурлящую воду. – Дева Мария, какая я тогда была дура! Попробуй ты сейчас распустить руки, я бы живо отправила тебя за решетку.

Она помешала поварешкой, прикрыла кастрюлю крышкой и вернулась в свою каморку. На глаза попалась тетрадка с неправильными глаголами. Ох, не до глаголов ей теперь! Руки уже перебирали детские вещички после стирки (с тех пор как появились Присцилла и Кассандра, вещичек прибавилось). Антония думала о молодом учителе Горацио, о спившемся Папе Артуре, о муже Рубене… Рубен был как мешок казеина: куда поставишь, там и стоит. Конечно, женщине нельзя без мужа, это Антония усвоила с детства. Но иногда так хочется, чтобы рядом был действительно мужчина…

К двери подкатил Давид.

– Мамми, – спросил он, – что хотел от тебя мистер Ковач?

– Ты откуда знаешь? – отозвалась Антония, разбирая носочки по парам и стараясь не показывать, как она расстроена. – Подслушивал?

– Нет. Я просто видел. Мамми, а мистер Ковач плохой человек?

Антония замерла с непарными носками в руках.

– Почему ты так решил?

– Он думает плохие мысли про тебя. Мамми, а я скоро умру?

Он спросил об этом тем же голосом, каким ежедневно задавал сотни вопросов. В животе у Антонии болезненно сжалось, ноги ослабели, она опустилась на табурет.

– С чего ты взял, глупенький?

– Я не взял, – сказал Давид. – Я знаю.

* * *

– Мамми, – сказал Давид, – почему я не такой, как другие?

– Так бывает, – пробовала объяснить Антония. – Бог посылает нам испытания, чтобы укрепить веру.

– Я не об этом, – неторопливо перебил Давид. – Не о том, что не могу ходить. Я другой. Я могу летать. Мысленно. Быть здесь и сразу не здесь. Я могу бывать на других планетах. Ты можешь бывать на других планетах?

Она не понимала его… И никто не понимал!

В два или три года Давид придумал игру. Он закрывал глаза и трогал лицо пальцами. Это вызывало странные ощущения. Иногда красочные, как радуга, иногда пугающие. Он сжимал мочки ушей – и рождались звуки. Чем сильнее нажатие, тем выше и пронзительней звук. Можно даже мелодию наиграть. Жаль только, ее никто не услышит… А еще была такая игра: легонько барабанить пальцами по векам. От каждого удара в голове вспыхивают и медленно гаснут радужные круги… и тогда он видит далеко, гораздо дальше, чем глазами…

Пугающими ощущения становились, когда он затыкал уши и надолго задерживал дыхание. В голове рос шум, и Давид оказывался в чудно́м месте. Это была рубка космического корабля, а он был навигатор и прокладывал путь к новым мирам. Стремительно проносились под прозрачным днищем незнакомые пейзажи чужих планет… выжженное зноем карминно-красное плато… немыслимо высокие и тонкие скалы… голубые, изрезанные глубокими синими трещинами ледяные пустыни… Каждый раз это было что-то новое, неповторимое. Но всегда сны наяву были связаны со стремительным, неудержимым полетом.

* * *

Через неделю Горацио появился снова. Антония приняла его в гостиной, предложила кофе. Она со страхом ждала, что он скажет. Пощипывая усики-перышки, Горацио заговорил:

– Это, конечно, не мое дело, сеньора… Но я все же хотел спросить… Что с Давидом? Что говорят врачи?

– Врачи! – с горечью отозвалась Антония, ожидавшая услышать другое. – Гринго считают, что их доктора лучшие в мире, но они ничего не поняли в болезни моего сына. Они наговорили мне столько умных слов… Но если бы они что-то понимали, он не сидел бы сейчас в инвалидном кресле.

– И что же, нет никакой надежды?

– Я собираюсь свозить Давида в Мексику, к одной бабке… Может быть, это поможет, как вы думаете?

– Да, конечно, – согласился Горацио. – То есть я хотел сказать, это ваше право. Скажите, сеньора, вы подумали над моим предложением? Насчет Калифорнийского университета…

Ну вот, началось!

– Спасибо вам за заботу, сеньор Горацио, – решительно сказала она. – Я очень благодарна вам за помощь, но… В общем, это не для нас.

– Но почему? Почему? – закричал Горацио, вскакивая и делая несколько быстрых шагов по гостиной. – Это же неразумно! Просто неразумно! – И он заговорил, торопливо, сбивчиво, словно боялся, что она не станет его слушать: – Вспомните, в каких условиях вы живете. Ютитесь впятером в тесной, душной конуре. Хотите, чтобы это и дальше продолжалось? Своим упрямством вы лишаете парня перспектив.

Антония прервала его резким жестом.

– Вы, наверное, забыли, добрый сеньор, что мы всего лишь бедные мексиканцы в чужой стране. О каких перспективах вы говорите?

– Это ничего не значит, – загорячился Горацио. – Я тоже из бедной мексиканской семьи. У парня феноменальные способности к математике. Не дать им развития – преступление! Неужели вы не понимаете?

– Я все прекрасно понимаю. И позвольте уж мне решать, что для него хорошо, а что нет.

– Как вы можете говорить так? – с укором сказал он.

– А вам-то что? – рассердилась она. – Это наша жизнь, и вас она не касается.

Некоторое время Горацио стоял перед ней, покусывая нижнюю губу. Лицо его подергивалось, будто ему приходилось выдерживать нелегкую борьбу с собой.

– Хорошо, – наконец сказал он, – давайте поговорим начистоту. Я давно наблюдаю за вами и Давидом. Думаю, сеньора, вы сами не знаете, кто ваш сын… Вы хотя бы газеты иногда читаете?

– Мне достаточно Библии и неправильных глаголов.

– Тогда взгляните сюда. – Он достал из кармана мятую газетную вырезку. – Это заметка из «Сандэй Госсип». Я наткнулся на нее случайно в библиотеке. Никогда в жизни не крал, сеньора, даже ребенком. Но это вырезал.

– Покайтесь перед священником на исповеди, – посоветовала Антония.

– Взрыв в долине Мохаве, – сказал Горацио, – шесть лет назад. Обломки космического корабля. Пустой кокон. И – ребенок… Что с вами, сеньора?

В глазах у Антонии почернело. Она слепо шарила рукой, нащупала спинку стула, плюхнулась на него.

Шесть лет назад… Как давно это было, а кажется, что вчера! Солнце палило в небе, кругом цепенели разлапистые кактусы, а они с Рубеном стояли перед искореженными, обгорелыми обломками и смотрели… на что? Больше всего это походило на серый, призрачный кокон. Он пульсировал как живой. И вдруг пахнуло сладким, как аромат цветущего барбариса, запахом карамели. Кокон раскрылся, и Антония увидела ангелочка. Так ей показалось. Это был белокурый малыш с голубыми глазами. Карамелька…

«Что ты собираешься делать с этим ребенком?» – спросил Рубен, когда они вернулись в «додж» и продолжили свой путь к горам. «Оставлю себе», – коротко ответила она, дуя в лицо младенцу. Тот жмурился и довольно улыбался. За все это время он ни разу не заплакал. «Нам и без него будет трудно на первых порах», – неуверенно сказал Рубен. «На первых порах», – эхом отозвалась она. «Но ты даже не знаешь, что это за ребенок!» – воскликнул Рубен. «О чем ты? – улыбнулась она. – Это мой ребенок. И твой. Посмотри, какой он спокойный. Он не доставит нам беспокойства». Больше Рубен ничего не сказал. Они оба знали: все будет так, как решит женщина.

– Откуда? – прошептала Антония. – Откуда они узнали про ребенка?

– Кокон, – сказал Горацио, – там сохранился отпечаток ребенка… По крайней мере, так рассказывал мне автор заметки. Я отыскал его. Сначала он все отрицал, люди из ФБР основательно с ним поработали. Но потом налакался и выложил все начистоту. Кричал, что никого не боится и что он еще напишет об этом книгу.

– И вы ему поверили?

Горацио посмотрел осуждающе.

– Вы напрасно запираетесь, сеньора. Признайтесь, что были там. Вы и ваш муж. У вас не было детей, вот вы и взяли ребенка себе. Но это не человеческий ребенок. И рано или поздно это должно было открыться. Рано или поздно.