Анатолий Чехов - Кара-курт

• Название: Кара-курт
• Автор: Анатолий Чехов
• Издательство: Военное издательство Министерства обороны СССР
• Жанр: Шпионский детектив
• Год: 1969

«Кара-Курт» — «Чёрная смерть» — самый ядовитый паук Средней Азии. Так в годы Великой Отечественной войны называли в наших южных республиках фашистскую свастику.

Гитлеровская агентура проделала гигантскую работу в Иране с целью, подготовив фашистский переворот, нанести Советскому Союзу смертельный удар с юга.

Советское правительство вынуждено было (исходя из пункта 6 договора с Ираном о сотрудничестве и взаимопомощи, заключенного в 1921 году) срочно ввести в Иран регулярные части Красной Армии. Эта мера не только обезопасила нашу страну от вторжения фашистских орд с юга, но и оградила территорию Ирана от разрушений, сохранила независимость сопредельного государства, сотни тысяч жизней молодых иранцев, курдов, русских, туркмен, фарсов, азербайджанцев.

Основной сюжет романа «Кара-Курт» (второй книги романа «Чёрный Беркут») подчинен показу сложной и острой борьбы Среднеазиатского пограничного округа с агентами немецко-фашистской разведки, непрерывно организовывавшей военные диверсии, политические провокации до и после перехода через границу наших войск.

Автор, участник Отечественной войны, А. В. Чехов известен нашим читателям по опубликованным в Воениздате книгам: повести «У самой границы», сборнику рассказов «След в пустыне», роману «Чёрный Беркут».

---

После совещания Ястребилов, не желая никого видеть, уехал на Дауган один. Самохин и Кайманов получили приказ полковника Артамонова подождать его.

Наконец вышел полковник, спросил, где Ястребилов, узнав, что тот уехал, жестом пригласил обоих в машину.

— Ах он сукин сын! Ах, негодяй! — не стесняясь водителя Гиви Гиргидавы, воскликнул полковник. — Этакую склоку и куда вынес! На совещание к начальнику войск! Да не будь сейчас такой обстановки, когда каждый человек на вес золота, я бы из него душу вынул!

— Золото разное бывает, — заметил Кайманов. — Он, товарищ полковник, приказал взять нашего человека Махмуда-Кули, через которого нам только и удалось нащупать переправу. Боюсь, провалим операцию.

— Вот еду мозги ему вправлять, — сказал Артамонов. — Генерал приказал мне лично руководить операцией. Белухин — это не какой-нибудь Аббас-Кули. А то ваш павлин еще сам вместо тебя и Овсянникова проводником пойдет.

Самохин молчал, мысленно проверяя, хорошо ли они подготовились. Достаточно ли простые люди за рубежом верят кызыл-аскерам, чтобы не поддаться на провокацию? Что, если Клычхану удастся задуманное и за ним пойдут массы народа, пойдет племя?

Прошло совсем немного времени, и в приграничном закордонном городе восстановилась обычная жизнь, в которую не вмешивались советские военные власти.

На Даугане полковник Артамонов, едва капитан Ястребилов встретил его докладом, что на «участке комендатуры без происшествий», пригласил Авенира Аркадьевича в канцелярию, пожелав беседовать с ним с глазу на глаз.

* * *

Клочья утреннего тумана еще цеплялись за арчи, но рассвет уже наступил, и Андрею хорошо видна была тропа, проходившая всего в нескольких метрах от их секрета. По этой тропе должен пройти «эпроновец» со своим проводником Имам-Ишаном в сопровождении «охраны» — Овсянникова и Кайманова.

Вернувшись из управления погранвойск, Кайманов так усердно коптил себя полынным дымом, надел поверх белья такое провонявшее чужим потом рубище, что вполне мог сойти за полудикого бродягу-зимогора. Овсянников, так же как и Кайманов, подготовился к роли проводника-контрабандиста. Подготовился и «почетный эскорт», предназначенный для сопровождения Сюргуль под началом Гамезы.

Одно лишь наводило Самохина на невеселые мысли: капитан Ястребилов выехал лично проводить операцию на полуторке. Из лощины, где остановился грузовик, нет-нет да и потягивало запахом выхлопных газов и бензина, особенно ощутимом в свежем горном воздухе.

Полчаса назад Самохин и Ястребилов остановились в сопках, выбрались на гребень, чтобы удостовериться, идут или не идут проводники с «эпроновцем». Андрей в бинокль узнал Белухина. Шел он энергичным шагом, время от времени проверяя маршрут по карте и компасу. Ветер там дул от тропы, и опасаться пока было нечего, но здесь каждая мелочь моща выдать.

Кайманов перед выходом предупредил: «Поезжайте на лошадях, скрытно, ни в коем случае не давайте повод разоблачить переправу. Молитвенник господина Фаратхана надо получить в целости и сохранности, любая царапина на нем будет означать провал переправы».

Самохин счел необходимым еще раз сказать:

— Близко машину поставили, запах бензина может спугнуть «гостей».

Ястребилов, весь как натянутая струна, впиваясь взглядом в тропу, негромко ответил:

— Вас послушать, у этого нарушителя нос ищейки, бензин сквозь гору чует.

Капитан подал знак пограничникам, рассредоточившимся вокруг места, где предполагалось задержать нарушителей, сам пригнулся в укрытии.

На тропе показался Имам-Ишан с маузером в руке. Вслед за ним — двое в плащах с капюшонами. Один из них — Белухин. Замыкающие — тоже с маузерами — переодетые Кайманов и Овсянников.

Когда до границы оставалось всего каких-нибудь сто метров, Кайманов тронул рукой «эпроновца», указал маузером в сторону соседнего склона, выходившего к границе, сказал что-то по-курдски. Шагавший рядом с Белухиным переводчик тотчас же перевел его слова, но и без перевода нетрудно было понять: здесь!

В знак того, что работа окончена, Кайманов с Овсянниковым присели на обломок скалы и, прикрываясь полами курток, закурили, безучастно дожидаясь, когда Белухин передаст им пароль и деньги. Тот, сверившись по карте, внимательно осмотрелся, удовлетворенно кивнул, полез в карман брюк. Этот момент и счел самым удобным капитан Ястребилов, решив во что бы то ни стало лично задержать нарушителя.

— Стой! — крикнул он и прыгнул на тропу.

Белухин рванулся вверх по склону, мгновенно обернулся. Грохнули выстрелы. Ястребилов стал медленно оседать на землю, схватившись рукой за грудь.

Пограничники со всех сторон бросились на задержанных, вынудили поднять руки. Кайманов и Овсянников схватили Белухина.

Андрей, стоявший ближе всех к Ястребилову, поддерживал раненого, слушая, как последними словами крыл его старший лейтенант Кайманов.

...В санчасти комендатуры, когда Байрамов прооперировал и перевязал Ястребилова, раздался телефонный звонок. Самохин, присутствовавший тут же, снял трубку.

— Товарищ старший политрук, — услышал он знакомый голос, — докладывает сержант Гамеза. В арбе старухи Сюргуль задержан тот самый терьякеш, которого мы сами показывали ей, как опасного кочахчи, задержанного у дружинника Чары-Мурада. Он же, если помните, с нашим переводчиком Варене´й в магазине водку пил, песни распевал.

— Ладно, Гамеза, доставьте его в комендатуру. А что наша уважаемая Сюргуль?

— Клянется своим аллахом, что даже не видела, как он к ней в арбу залез. Говорит, что не хочет больше смотреть родные места, видно, знает, что ей от Фаратхана попадет. Просится домой, в Советский Союз.

— Ну что ж, доставьте ее домой со всеми знаками уважения: много она нам помогала, еще поможет. Дайте понять, что мы не сомневаемся в ее лояльности. Как говорится, старый друг лучше новых двух. Когда доставите ее в аул, а нашего терьякеша в комендатуру, доложите мне.

— Слушаюсь, товарищ старший политрук. Самохин прямо из санчасти позвонил Кайманову.

— А Фаратхан, оказывается, не лишен чувства юмора, — выслушав рассказ Андрея, заметил Яков. — Задумал и Белухина переправить и нам же нашего подставного терьякеша вручить.

— Завтра увидим, какие юмористы Клычхан с Фаратханом...

ГЛАВА 8. ИЧАН

В закордонную комендатуру Самохин приехал ночью. Ближе к утру должен был прибыть Кайманов, с которым они поедут в аул Фаратхана. Полковник Артамонов выдвинет свой КП к горной речке, неподалеку от аула. Аул со всех сторон будет блокирован пограничниками, иранскими воинскими подразделениями охраны порядка.

Томительная духота выгнала Андрея из комнаты. Он прошелся по двору, огороженному высоким дувалом, сел на скамейку под единственным на всей улице деревом, темневшим на фоне звездного неба.

Идущая на убыль луна светила все еще ярко. Черные тени шевелились в кроне дерева, прятались в дальних углах двора, заставляли внимательно присматриваться к ним, вслушиваться в чужие звуки чужой ночи.

Доносится треск цикад и отдаленный плач шакалов, по главной улице города идут обозы, рысят кавалеристы, с тяжелым ревом моторов проносятся машины. Где-то таились гитлеровские агенты, все эти майеры, калингеры, мелек-мануры, но результаты их деятельности надо было ждать здесь, в этом пограничном городишке, в разбросанных вокруг окрестных аулах...

Вокруг комендатуры расставлены часовые. Часто хлопает дверь, входят и выходят люди в военной форме, иногда появляются какие-то гражданские, с которыми разговаривает дежурный с помощью переводчика Сулейманова.

Вместе с дежурным по комендатуре Самохин до рассвета отвечал на телефонные звонки, отправлял наряды, принимал гражданских лиц, давал сведения, срочные и самые срочные, все это время пытаясь успокоить боль в подвешенной на перевязи, растревоженной тряской руке.

Когда суета немного утихла, дежурный по комендатуре доложил, что старшего политрука спрашивает Ашир.

Ашира ждали. Самохин вызвал переводчика Сулейманова, распорядился тут же проводить Ашира в отдельную комнату, предназначенную для разговоров без свидетелей.

Вид у нового помощника советских пограничников был самый измученный, даже какой-то затравленный. Андрей подумал, уж не шантажирует ли кто Ашира, не угрожают ли ему?

Самохин приказал дать Аширу чай и ужин, пожертвовав для этого собственным пайком. Пока Ашир насыщался и пил, ни о чем его не спрашивал.

Наконец тот заговорил сам:

— Все сделал, джан горбан, как вы сказали. Тысячи людей придут на той в долину Глаза неба. Замечательного вожака вам нашел. Он в десять раз лучше меня все скажет. Его вся округа знает! А я, джан горбан, что-то совсем заболел, наверно, не смогу говорить...