Анатолий Чехов - Чёрный беркут

• Название: Чёрный беркут
• Автор: Анатолий Чехов
• Издательство: Военное издательство Министерства обороны СССР
• Жанр: Шпионский детектив
• Год: 1965

Первые месяцы Советской власти в Туркмении. В пограничный поселок врывается банда белогвардейцев-карателей. Они хватают коммунистов — дорожного рабочего Григория Яковлевича Кайманова и молодого врача Вениамина Фомича Лозового, уводят их к Змеиной горе и там расстреливают. На всю жизнь остается в памяти подростка Яши Кайманова эта зверская расправа белогвардейцев над его отцом и доктором...

С этого события начинается новый роман Анатолия Викторовича Чехова.

Сложная судьба у главного героя романа — Якова Кайманова. После расстрела отца он вместе с матерью вынужден бежать из поселка, жить в Лепсинске, батрачить у местных кулаков. Лишь спустя десять лет возвращается в родной Дауган и с первых же дней становится активным помощником пограничников.

Неимоверно трудной и опасной была в те годы пограничная служба в республиках Средней Азии. И Яков, человек смелый, решительный, волевой, отдает всего себя борьбе с нарушителями границы — контрабандистами, шпионами, диверсантами. За мужество и отвагу, проявленные в неоднократных вооруженных стычках с контрабандистами, враги прозвали его Черным Беркутом, по-местному Кара-Кушем. У жителей же своего поселка — туркменов, курдов, русских и у пограничников он пользуется заслуженной славой бесстрашного героя.

Шаг за шагом прослеживая путь главного персонажа романа — от несдержанного, своенравного охотника за контрабандистами до заместителя коменданта погранучастка,— писатель создает яркий, запоминающийся, самобытный образ человека, для которого интересы Родины и народа, самоотверженная борьба с врагами социалистического Отечества превыше всего.

События, о которых рассказывается в романе, охватывают более чем двадцатилетний период.

Автор романа член Союза советских писателей А. В. Чехов — не новичок в литературе. Он знаком читателям своими повестями «У самой границы», «Пять шагов до горизонта» и сборниками рассказов.

---

— Я чувалы по пять пудов, как кошенят тягал, — отозвался Дзюба. — Один под одну руку, второй — под другую. А тебя одного возьмешь, очи вылазят.

Кайманов промолчал. В голове у него мутилось, перед глазами плыл красный горячий туман, тошнота подступала к горлу. Он не помнил, как Дзюба притащил его к бараку, как искал ключ и открывал дверь, потом, уложив его на нары, принялся растапливать печку. Очнулся лишь после того, как от накалившейся докрасна печки по всему бараку незримой волной заходило тепло. Его охватило ощущение дома и покоя, когда никуда не надо торопиться, ничего не надо делать, можно в полудреме лежать и слушать, как посвистывает за стеной холодный ветер, трещат и стреляют поленья в раскалившейся печке да громко и победно гудит огонь. Но вдруг словно кто-то толкнул его, и он даже попытался встать, разозлившись на себя, что поддался слабости, потерял контроль над своей волей. Завозившись на нарах, он едва не закричал от пронизавшей все тело мучительной боли.

— Ты чего, Яшко? — обернулся к нему Дзюба, уже разыскавший оставленные в бараке полплитки зеленого чая и хлеб.

— Ослаб я, Степа. Мокрый весь, — словно извиняясь, сказал Яков. — Надо бы рубаху посушить...

Дзюба принялся стаскивать с него телогрейку и промокшую толстовку вместе с нижней рубахой. Якова бил озноб. Раздев его донага, Дзюба накинул ему на плечи одеяло и обложил со всех сторон матрасами. Развесил одежду над печкой. Снял с плиты уже шипевшие на сковородке консервы. Поставил на огонь чайник с водой.

— На машину надеяться нечего. Не будет машины, — сказал он. — Пойду пешком. Надо к тебе доктора или хотя бы Али-ага прислать.

— Не вздумай Светлане обо мне говорить, — предупредил Яков. — Утихнет буран, пусть подъедет Али-ага, а там, глядишь, и машины пойдут.

— Куда там на машину, — возразил Дзюба. — У тебя жар. Продмэ в дороге, совсем свалишься...

Отрезав большой ломоть хлеба, он положил на него почти полбанки консервов, неторопливо поел, выпил кружку горячего чая.

— Ты тоже заправься, Яшко, — сказал он. — А то совсем занедужаешь... Я пойду.

Он обмотал шею и голову вместо башлыка простыней, попрощался и вышел на улицу.

«Как бы не заблудился! Замерзнет еще», — встревожился Яков. Долго прислушивался, не вернется ли Дзюба. За стенами барака с нарастающей силой выл ветер...

Яков сидел на нарах против печки и смотрел в огонь, стараясь ни о чем не думать, не шевелиться. Острая боль в бедре немного поутихла. Он поел, снова укутался в одеяло.

Вскоре надвинулись ранние сумерки. Не было еще, наверное, и четырех часов пополудни, а углы барака стали тонуть в притаившейся темноте, все ближе и ближе подступавшей к нарам. Под полом скреблись и шуршали мыши. Яков посмотрел в окно. В не успевшие еще замерзнуть стекла молча бились снежные птицы, метались за стенами барака, цеплялись когтями, шуршали перьями, сталкивались и взмывали кверху, чтобы снова ринуться вниз до самой земли.

Подбросив в печку сучьев, прислушиваясь к завыванию ветра, Яков думал о том, что теперь творится на обледенелых хребтах и карнизах, в продуваемых насквозь ущельях. Что карнизы! На асфальтовой дороге и то занесет снегом. Дойдет ли Дзюба до поселка? Сообщит ли старому Али? А если сообщит, решится ли старик приехать в такую пургу? Хоть и опытный он человек, но буран кого хочешь закружит. И вместе с тем Яков не сомневался, что Али-ага приедет. Машины не будет, на ишаке приедет, ишака не достанет, пешком пойдет. Только добрался бы, не замерз в пути...

ГЛАВА 4. СВЕТЛАНА, ВЕРНИСЬ!..

«Значит, любит и не скрывает этого...»

Закрыв глаза, он благодарно улыбнулся. Ее холодная рука на мгновение прикоснулась к пылавшему лбу. Настороженность в ее лице сменилась деловитой озабоченностью. Еще не проронив ни слова, она открыла чемоданчик и стала доставать какие-то свертки, а он лежал и счастливо улыбался, не зная, как благодарить судьбу, пославшую ему такое чудо.

— Здравствуйте, Светлана Николаевна, — сказал наконец Яков.

— Здравствуйте. Пока не вижу особых причин для веселья, — несколько сухо ответила она. Но его уже не могли обмануть ни ее деловитость, ни подчеркнутая сухость. Она приехала, чтобы помочь ему в трудную минуту. Приехала, рискуя в такую погоду заблудиться, замерзнуть.

Она любит его. В этом он теперь не сомневался. Да и почему бы не так? Разве он, бесстрашный Кара-Куш, гроза контрабандистов, не достоин ее любви? Сила и смелость нравятся женщинам. А у него достаточно того и другого. И вот она здесь, рядом с ним, в занесенном снегом, затерянном среди гор бараке. Но почему никто не входит вслед за ней?

Он проглотил какую-то таблетку. Послушно поворачивался, когда Светлана, бледная и сосредоточенная, заметно волнуясь, выслушивала его. Ничто не ускользало от его внимания — ни ее бледность, ни волнение.

Неожиданно Светлана, зная, наверное, от Дзюбы, что у него опять повреждено бедро, откинула одеяло. Он попытался прикрыть свою наготу, но Светлана решительно остановила его руку.

— Я все-таки медик, — сказала она и принялась накладывать тугую повязку на больной сустав, прикасаясь к его сильному телу с подчеркнутой строгостью.

Продолжая накладывать повязку, Светлана, казалось, сосредоточила на этом все свое внимание. Он чувствовал едва заметную дрожь в ее руках. Сдвинув брови, она посмотрела ему в глаза, с удивлением спросила:

— И вы с такой ногой пришли от перекрестка троп?

— Пришел, — ответил он и крепко пожал ее небольшую, красивую, с округлым запястьем и длинными пальцами руку.

Она вздрогнула, попыталась высвободить руку:

— Не надо... Вы же больны...

— Все еще не верится, что вы здесь, — простодушно признался Яков и своим ответом, кажется, обезоружил ее. Больше она ничего не говорила, продолжая накладывать бинт. Руки ее двигались все медленнее, будто боялись того, что может произойти, когда закончится перевязка.

— Света!.. — чувствуя, как внутри все сжалось в комок, а нервы напряглись до предела, позвал Яков.

Она подняла на него настороженные, испуганные глаза:

— Что, Яша?

— Кто тебя сюда привез? Дзюба? Барат? Почему они не входят?

— Одна приехала...

— Одна?..

Он видел, как зарумянились ее щеки, приподнялся, обнял. Светлана слегка отстранилась, посмотрела ему в глаза пытливым взглядом, от которого Якову стало не по себе. Она не оттолкнула его, отвечая на ласку, положила руки ему на грудь, сама потянулась к нему.

Яков почувствовал, как где-то глубоко внутри началась нервная дрожь. Он привлек к себе Светлану и припал губами к ее горячим влажным губам. Она слабо сопротивлялась, словно боролась с собой. Сквозь горячую пелену, застилавшую глаза, Яков снова увидел ее испытующий, полный ожидания и непонятной ему тревоги взгляд.

Он целовал ее, отыскивая жадными губами ее губы, заламывал назад ее стан и не замечал, что причиняет ей боль. Он не сразу понял, что, чем настойчивее добивается ее, тем она сильнее сопротивляется. Почувствовав это, стал бороться так, будто в его руках была не желанная женщина, а враг, которого надо во что бы то ни стало сломить.

— Что ты делаешь? Пусти! — вырвалось наконец у задохнувшейся Светланы.

— Света!

— Пусти, говорю!

Яков и не подумал отпустить. Он не понимал, где и когда сделал промах, почему сейчас не осталось и следа от ее ласки и нежности.

Светлана с силой оттолкнула его.

— Света!

— Нет! Нет и нет! — с горечью воскликнула она.

Он еще пытался удержать ее. Светлана остановила его гневным жестом.

— Люблю тебя! — с отчаянием выкрикнул Яков.

— Что ты можешь знать о любви? То же, что ишак или верблюд? И это больной!.. А был бы здоров? Убил бы, но взял свое!

Обида захлестнула Якова. Откинувшись на матрас, он сжал голову руками и молча наблюдал, как Светлана торопливо поправляет платье, кружевные манжеты, такой же белый кружевной воротник, приводит в порядок волосы. Как быстро мелькают ее руки!

И вдруг он вспомнил другие руки, распухшие, красные от стирки — руки Ольги. Сейчас они заслоняли от него Светлану, мешали ему. А он хотел видеть только Светлану!

— Зачем ты приехала! — пытаясь победить ее логикой, спросил Яков.

— Я приехала быть с тобой, когда тебе трудно. Я приехала потому, что любила тебя, но не такого, каким ты оказался, а того, что сама выдумала! Боже мой! — с тоской и горечью воскликнула она. — Неужели все мужчины или железные гвозди, как Федор, или скоты?

Пораженный Яков молчал. Он не понимал, почему она так говорит, зачем кутается в пуховый платок, надевает полушубок. Ведь она сама приехала к нему! Якову хотелось как можно больнее отплатить за обиду.

— Ты не меня боишься, а себя, — сказал он, понимая, что она не простит ему этих слов.

— Наглец! — с холодным гневом отчеканила Светлана и, повернувшись, бросилась к выходу.