Анатолий Чехов - Чёрный беркут

• Название: Чёрный беркут
• Автор: Анатолий Чехов
• Издательство: Военное издательство Министерства обороны СССР
• Жанр: Шпионский детектив
• Год: 1965

Первые месяцы Советской власти в Туркмении. В пограничный поселок врывается банда белогвардейцев-карателей. Они хватают коммунистов — дорожного рабочего Григория Яковлевича Кайманова и молодого врача Вениамина Фомича Лозового, уводят их к Змеиной горе и там расстреливают. На всю жизнь остается в памяти подростка Яши Кайманова эта зверская расправа белогвардейцев над его отцом и доктором...

С этого события начинается новый роман Анатолия Викторовича Чехова.

Сложная судьба у главного героя романа — Якова Кайманова. После расстрела отца он вместе с матерью вынужден бежать из поселка, жить в Лепсинске, батрачить у местных кулаков. Лишь спустя десять лет возвращается в родной Дауган и с первых же дней становится активным помощником пограничников.

Неимоверно трудной и опасной была в те годы пограничная служба в республиках Средней Азии. И Яков, человек смелый, решительный, волевой, отдает всего себя борьбе с нарушителями границы — контрабандистами, шпионами, диверсантами. За мужество и отвагу, проявленные в неоднократных вооруженных стычках с контрабандистами, враги прозвали его Черным Беркутом, по-местному Кара-Кушем. У жителей же своего поселка — туркменов, курдов, русских и у пограничников он пользуется заслуженной славой бесстрашного героя.

Шаг за шагом прослеживая путь главного персонажа романа — от несдержанного, своенравного охотника за контрабандистами до заместителя коменданта погранучастка,— писатель создает яркий, запоминающийся, самобытный образ человека, для которого интересы Родины и народа, самоотверженная борьба с врагами социалистического Отечества превыше всего.

События, о которых рассказывается в романе, охватывают более чем двадцатилетний период.

Автор романа член Союза советских писателей А. В. Чехов — не новичок в литературе. Он знаком читателям своими повестями «У самой границы», «Пять шагов до горизонта» и сборниками рассказов.

---

Спустились в низину, быстро проехали по ней и, обогнув сопку, оказались у того места, где стояли автомашины. Среди пограничников Яков заметил плотную фигуру начальника погранвойск, подумал: «Дело нешуточное: комбриг Емельянов зря не приедет».

Едва всадники приблизились, Карачун взял под козырек, доложил начальнику войск о прибытии следопыта, переводчика и руководителя бригады содействия, председателя поселкового Совета Даугана Кайманова.

— Что-то уж очень торжественно, — отвечая на рукопожатие комбрига, смущенно сказал Яков.

Крупное грубоватое лицо Емельянова встревожено. Не трудно было догадаться, что речь пойдет не об охоте, как в первый его приезд на Дауган, а о чем-то действительно важном. Заговорил комбриг неожиданно спокойным и ровным голосом:

— Мы вас оторвали от срочных дел ввиду чрезвычайности обстоятельств. Для начала скажите свое мнение, что за след на обочине дороги?

Едва взглянув на след, Яков понял, что задача ему досталась довольно простая. Странно, почему не решил ее Карачун? Может, и решил, но хотел получить подтверждение? След успел покрыться тончайшей, едва заметной, плотно сцементировавшейся корочкой, точно такой же, как и козьи следы возле тропы, по которой ехал вместе с Ложкиным. С одной стороны тропы козы паслись спокойно, по другую вдруг стали делать огромные скачки. Скорее всего, именно этот человек их и спугнул.

Только очень опытный глаз мог заметить и тончайшую корочку, и обвалившиеся кое-где засохшие края следа, и едва заметную усадку грунта.

Чей след? Яков задумался, прошел шагов по сто сначала в одну, потом в другую сторону. Зрительная память у него была отличная. Он безошибочно мог узнать следы любого жителя Даугана и большинства старослужащих пограничников своей заставы. «У наших таких сапог нет». Стал вспоминать, что приходилось видеть на соседних заставах. Вдруг перед глазами отчетливо возникла картина. На плоском камне, прикрытые плащом, трупы погибших Шевченко и Бочарова. Немного в стороне Бассаргин и Павловский. Переминаясь с ноги на ногу, заместитель начальника резервной заставы с вызовом смотрит на Бассаргина. Через несколько месяцев снова та же котловина. Павловского отчитывает комиссар Лозовой. Потом приказывает Бассаргину доставить Павловского в комендатуру... Так это же его, Павловского, след! Еще тогда Яков обратил внимание на широкий каблук и очень узкий носок его сапога.

Еще раз пригляделся к отпечаткам следа: да, тот же постав ноги, щеголеватый носок. «Но почему Павловский здесь? »

Павловский действительно был здесь, стоял рядом с Федором Карачуном, изредка обращался с какими-то вопросами к комбригу Емельянову. Вид у него невозмутимый, держался он независимо, говорил с комбригом чуть ли не на равных.

— След старый, — сказал Яков, обращаясь к начальнику войск. — В прошлую пятницу утром в этих местах, вон у того родника, охотился Павловский.

Все невольно обернулись к растерявшемуся от неожиданности Павловскому. Вывод, что Павловский охотился, Яков сделал скорее по догадке, но попал в точку. Начальник войск и комендант переглянулись.

— Так... — проговорил комбриг Емельянов. — Кажется, вы этого не отрицаете? — взглянул он на незадачливого охотника.

— Никак нет... — пробормотал ошарашенный Павловский.

— Вы тоже были здесь с ним? — Этот вопрос комбриг задал Якову.

— Вторую неделю не выхожу с Даугана. Хлеб убираем. Сейчас не до охоты...

Кустики бровей начальника войск сами собой полезли вверх. Он снова глянул на улыбавшегося Карачуна и только протянул: «М-да...»

— Вы можете заверить ваш вывод письменно, товарищ Кайманов? — спросил комбриг.

— Хоть печать поставлю...

Насчет печати было сказано, пожалуй, лишнее, но Емельянов не обратил на это внимания.

— Тогда объясните.

— В пятницу часов в семь утра накрапывал дождь, — медленно, словно раздумывая, начал Яков. — Следы после того, как высохли, прихватило корочкой. Значит, человек прошел здесь перед самым дождем. Кто прошел? Мы в своей округе каждого знаем. Вот смотрите. Это старый след, а это свежие следы Павловского. А что он на охоте был, тоже просто. Вон в тех камнях родник. К нему на рассвете курочки прилетают. Там вон Павловский засидку делал. Стебельки ему мешали, он их сломал. Приходил курочек пострелять — тут всегда их много, а из-за седловины в это время — козы. Начал дробь на картечь менять, щелкнул замком, чтоб патрон вытащить, спугнул коз. Лупанул в белый свет. Вот и все.

В подтверждение своих слов Яков отошел в сторону и на расстоянии десяти — пятнадцати шагов от засидки Павловского обнаружил потемневший картонный кружочек — пыж, каким закрывают дробь в гильзе, передал его Емельянову.

— Все-таки я не дробью, а картечью стрелял, — выпалил Павловский, чтобы хоть чем-нибудь уязвить Якова.

— Бывает, и картечью мажут...

Пограничники засмеялись. Но, едва возникнув, смех тут же оборвался: Емельянов не улыбнулся.

— Я отдавал распоряжение, — сказал он, — охотиться в пограничной зоне на любую дичь только с разрешения начальников отрядов. У вас было такое разрешение?

— Никак нет, — пробормотал Павловский.

— Комендант, сделайте выводы, — взглянув на Карачуна, коротко приказал комбриг.

Кайманов с усмешкой смотрел на Павловского, видел, что в его близко посаженных глазах мечутся молнии, а прямой, как равнобедренный треугольник, нос покраснел от злости. Но Яков нисколько не боялся ни молний Павловского, ни его злости. Еще ни один человек не мог выдержать его взгляда. Не выдержал его и Павловский. Пустить в него пулю этот щеголеватый командир, пожалуй, может, но сломать волю своим взглядом — никогда. Безо всякого сожаления раскрыл Яков провинность лощеного выскочки. И поделом. Сейчас Кайманов думал о том, как избежал Павловский справедливого возмездия еще три года назад, когда послал на верную смерть Шевченко и Бочарова. Это было тем более непонятно, что «делом» Павловского занимался сам комиссар Лозовой.

— Будем считать, что со следом все выяснено, — сказал Емельянов. — Покажите Кайманову задержанного. Прошу в машину, Яков Григорьевич. Курдского у нас никто толком не знает. Аликпер уехал в город, вынуждены были вызвать вас, — добавил он уже в машине.

— Всегда готов выполнить вашу просьбу, — отозвался Яков. — Я ведь тоже вроде как на службе...

Через несколько минут подъехали к заставе Пертусу. Недалеко от казармы Яков увидел рослого нищего, одетого в страшное рубище. Он сидел чуть ли не посреди двора, прислонившись спиной к валуну, ужасающе грязный, с блуждающим взглядом.

Кайманов невольно поморщился от брезгливости: одетый в истлевшие лохмотья, густо усеянные вшами, нищий то и дело дергал нечесаной, со спутавшимися волосами головой, протягивал покрытую струпьями руку.

— Не приходилось встречаться? — кивнув в сторону нищего, спросил Якова комбриг. — Присмотритесь, может, кто-нибудь из главарей контрабандистов?

«Настоящий сумасшедший так далеко в глубь нашей территории не мог зайти, — подумал Яков. — Его обязательно где-нибудь перехватили бы пограничники или «базовцы».

Это соображение уже вызвало недоверие. Кайманов подошел ближе, в упор стал смотреть на нищего. Тот встал и, не сводя с него бессмысленных глаз, сделал попытку приблизиться, шаркая по камням изодранными чарыками, вытянув вперед покрытую страшными струпьями руку. Якова чуть не стошнило: такие же струпья, словно короста, покрывали черные, словно чугунные, обросшие грязью ноги.

— Как зовут? — по-курдски спросил Кайманов.

Нищий не ответил, только сильнее затряс головой, задергал протянутой рукой. С близкого расстояния Яков увидел, что тело задержанного там, где не было струпьев, покрыто маленькими красными пятнышками.

— Не заразись, у него, наверное, сифилис, — донесся предостерегающий голос Карачуна.

Кайманов повторил свой вопрос на фарситском, туркменском и азербайджанском языках. Результат тот же: задержанный бессмысленно смотрел на него и молчал. «Кто он? Глухонемой или очень ловкий, хитро замаскировавшийся враг?» По опыту Яков знал: любой нарушитель не удержится, чтобы не ответить, услышав родную речь. Может быть, перед ним действительно сумасшедший и глухонемой, которому не только не доступно мыслить, но и не дано говорить?

По просьбе Якова из столовой принесли кусок хлеба. Кайманов протянул его нищему. Тот торопливо схватил хлеб, но есть стал медленно, будто каждое движение скулами причиняло неудобство или боль. Долго жевал, едва справляясь с этой, казалось бы, тоже непосильной для него работой.

Пауза затягивалась. Надо искать какие-то другие пути для того, чтобы заставить нищего заговорить, убедиться, тот ли он, за кого выдает себя.

Снова и снова Яков вглядывался в безучастное ко всему лицо задержанного и никак не мог найти решение. Больше всего сбивало с толку то, что нищий даже не думал опускать перед ним глаз, неотрывно смотрел на него с преданностью бездомной собаки, нежданно-негаданно получившей хлеб.