Сергей Устинов - Все кошки смертны, или Неодолимое желание

• Название: Все кошки смертны, или Неодолимое желание
• Автор: Сергей Устинов
• Жанр: Детектив
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-271-42909-5

К известному по прежним произведениям Сергея Устинова частному сыщику Стасу Северину обращается дочь человека, жестоко убитого сексуальной маньячкой. Серийная убийца по прозвищу Дама Бланк орудует в городе уже полтора месяца. Ее печально прославленная «визитная карточка» — одинокая игральная карта на окровавленном теле жертвы. Кто она, как ей удается ускользать от полиции? Для начала Стас решает познакомиться с окружением жертвы, и тут его ждет шокирующее открытие: чуть ли не каждый, с кем ему приходится столкнуться, — полуфабрикат для сумасшедшего дома. Но похоже, и врач-психиатр странной семьи тоже скрывает что-то очень важное…

---

Следующий раздел был посвящен более поздним временам. На переднем плане имел место, согласно пояснительной табличке, «первый содомический опыт будущего знаменитого писателя, основателя садизма Донасьена Альфонса-Франсуа графа де Сада (1740–1814)». Описывать я его, пожалуй, постесняюсь.

А в третьем зале, относящемся уже к нашим временам, действительно обнаружилась Алиса Игоревна. Она ждала меня на фоне знаменитого Чикатило, зверски насилующего искромсанного ножом мальчика: бедняжка истекал кровью на искусно воспроизведенной полянке в прижелезнодорожной лесополосе. И следовало отметить, что внешние данные директора музея были под стать здешней тематике.

Четвертая веточка семейки, с представителями которой судьба свела меня на протяжении последних суток, как и все предыдущие, была абсолютно ни на кого из ныне здравствующих родственников не похожа. Передо мной стояла рослая, почти вровень со мной, пышнотелая брюнетка с полноватыми, но при этом длинными красивыми ногами. Ноги эти казались еще длиннее от того, что расстояние между обрезом коротенькой черной кожаной юбки и краями таких же черных кожаных сапог на немыслимых каблуках достигало максимума. Солидный бюст рвался из выреза туго перетянутого на талии жакета, как свежая квашня из-под спуда.

Почему-то она довольно тяжело дышала, словно ей только что пришлось преодолеть подъем по крутой лестнице, а на ее красивом, но каком-то крупногабаритном лице еще не успели высохнуть капельки пота. Тем не менее на нежданного посетителя она смотрела с улыбкой, которую можно было в первом приближении признать вежливо-приветливой. Однако оказавшись с ней лицом к лицу, я уже не был столь в этом уверен: улыбочка скорее смахивала на профессиональный оскал. Алиса Игоревна легонько похлопывала себя по крутому бедру какой-то тонкой гибкой тросточкой типа указки экскурсовода.

― Так вас направил ко мне старый греховодник? Надеюсь, еще при жизни? ― с легкой усмешкой произнесла она без всякого почтения к недавно почившему в бозе отчиму. ― О мертвых ничего или хорошо, но папенька не любил утруждать себя деталями: вам известны условия?

У меня заныли зубы. Что за чертову профессию я себе выбрал!

― Условия ― чего? ― пытаясь придать себе вид простодушной веселости, но с нехорошим предчувствием в душе переспросил я, до последнего оттягивая момент истины.

Лицо у Алисы напряглось, и даже указка, показавшаяся мне теперь больше смахивающей на стек для лошадей, перестала постукивать по ее бедру.

― Вы как будто отрекомендовались от Шахова? — холодно уточнила она. ― Сказали, что были знакомы с ним… Так или нет?

Алиса не договорила, теперь глядя на меня из-под сурово насупленных бровей пристально-изучающе, как на застигнутого на месте преступления.

― Но я действительно был с ним знаком! ― пожал я плечами, уцепившись за последнее слово. ― Еще со времени его работы в школе. А теперь видите, как случилось: ваша э… сестра Людмила Игоревна пригласила меня помочь в расследовании. И вот теперь я решил…

У меня с самого начала не было оснований рассчитывать на восторженный прием, когда моя маленькая хитрость будет разоблачена. Но последовавшая на мои слова реакция превзошла все ожидания.

― Вон! ― произнесла Алиса тихо и зловеще, даже не пожелав дослушать, что именно я решил.

Потом зло пробормотала вроде бы себе под нос, но вполне отчетливо:

― Кретины! Боже, какие кретины!

И тут же повторила громче, да так, что в конце едва не сорвалась на визг:

― Вон! Музей закрыт! Вон! Вон!

Я повернулся и почти побежал.

Не вызывало сомнений, что если я останусь на месте и попытаюсь сказать еще хоть что-нибудь, закипающая на глазах ярость перейдет у этой музейной работницы в припадок неконтролируемого бешенства. Это уж никак не обещало кончиться добром. С одной стороны ― при наличии у нее в руках стека для нахлестывания лошадей. А с другой стороны ― той, куда меня этим стеком погонят, гамадрила с фокстерьером.

Не помню даже, как я вылетел наружу: сам или мне все-таки помогли. Помню лишь, что через весь город до неблизкой психлечебницы катил в состоянии легкой эйфории, которая бывает, когда только-только переживешь счастливое избавление от серьезной опасности.

Но ощущения легкости бытия мне хватило как раз до сумасшедшего дома.

5

Монастырский забор вынырнул из-за березового мыска в точности по описанию ― через три километра после съезда с шоссе на узкий, петляющий между картофельными полями проселок. Высокая кирпичная стена местами обветшала и позеленела, но все еще выглядела, как положено, сурово и мрачно. И только ворота, к которым меня в конце концов привела потрескавшаяся от жары асфальтовая лента, были явно другого поколения: глухие, сваренные из листового железа, крашенные суриком, с огромным висячим замком.

Справа в стене имелась тоже цельнометаллическая, но в данный момент отворенная настежь калитка. Рядом с ней к кирпичной загородке прислонилась в теньке неведомо как оказавшаяся в таком месте длинная парковая скамейка с чугунными поручнями. На ней, закинув ногу на ногу, развалился с прилипшей к нижней губе сигаретой представитель здешнего медперсонала: маленький, давно небритый дедок в грязно-белом халате на голое волосатое тело.

Пыль, в обилии поднятая моим «гольфом», еще стояла в воздухе, когда я выбрался наружу. А медперсонал, окинув визитера и его автомобиль привычно-оценивающим взглядом на предмет чего-нибудь содрать, уже осклабил в подобострастной ухмылке прокуренную искусственную челюсть и поинтересовался:

― На посещение прибыли или как? У нас день-то нынче не приемный…

Да что ж такое: везде у них нынче неприемные дни!

― Или как, ― отрезал я, решительно направляясь к калитке.

Но едва оказавшись по ту сторону забора, вздрогнул от неожиданности, а все тело мгновенно покрылось гусиной кожей: из распахнутых окон ближайшего ко входу мирно утопающего в зелени одноэтажного корпуса выпало похожее больше на звериное, чем на человечье, поскуливание. Негромкое, тоскливое и надрывное, резко оборвавшееся на самой верхней ноте, словно захлопнутое огромной ладонью.

Переведя дыхание, я двинулся дальше по аккуратно посыпанной песком дорожке.

По телефону мне велено было не пугаться и не удивляться: в этой расположенной недалеко от Москвы психиатрической лечебнице содержались люди хоть в основном тяжело и неизлечимо больные, но признанные не опасными. Те, кого врачи уже сочли возможным перевести из строгой изоляции на полу-санаторный режим.

Тем не менее посетить сию юдоль печали меня заставили не здешние вынужденные затворники. Сегодня утром я договорился о встрече с главным врачом этого медучреждения Ядовым ― при том, заметьте, что еще несколько часов назад даже не подозревал о его существовании. Но прошедшая ночь добавила мне много разнообразных знаний. И вот теперь я брел по затененным вековыми липами дорожкам приюта умалишенных, с опаской поглядывая по сторонам: не вцепится ли мне в яремную вену какой-нибудь расконвоированный упырь.

Административная часть оказалась расположена в старой обрюзгшей постройке из черных, как шпалы, столетних бревен. Но поднявшись по скрипучему деревянному крыльцу, внутри я обнаружил самое заурядное медучреждение. Плохо освещенные, выкрашенные масляной краской неопределенного цвета коридоры, унылые агитплакаты, взывающие к соблюдению правил гигиены. Да еще стрекот матричного принтера, свидетельствующий о том, что передовая техника добралась еще далеко не до всех медвежьих углов нашей бредущей по пути прогресса родины.

Тут стрекот усилился, и из распахнувшейся настежь двери, едва не сбив меня с ног, энергично вылетела яркая блондинка в белом халате. В последнее мгновение я успел увернуться, о чем сразу же пожалел: фигура была очень даже ничего, на стройных ножках и с высокой грудью. Правда, кинув взгляд на украшающий эту грудь бейдж, я мысленно сбросил маленько газ. Табличка извещала, что все это богатство принадлежит ни много ни мало профессору, д.м.н. Родимцевой А.С., заведующей отделением сексопаталогии.

― Извините, ― пробормотал я, отступая в сторону.

― Нет, это вы извините, чуть не убила вас. ― Близоруко щурясь, она с коротким смешком тоже сделала шаг назад, и на ее лице появилась профессионально любезная улыбка. ― День не приемный, не ожидала, что тут посетители. Вы ко мне?

На голове у профессора с кокетливым наклоном красовалась докторская белая шапочка, из-под нее выбивались две волнистые пшеничные пряди, обрамлявшие довольно моложавое лицо, рассмотреть которое в полной мере мешало тусклое освещение.

― Мне нужен Ядов, ― признался я с легким вздохом, относящимся к тому, что если бы у Нинель оказался не дядя Вика, а такая вот… э… тетя, искать с ней общий язык было бы наверняка гораздо увлекательней.