Игорь Бондаренко - Красные пианисты

• Название: Красные пианисты
• Автор: Игорь Бондаренко
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1990
• ISBN: 5-203-01019-6

В романе писателя Игоря Бондаренко «Красные пианисты» показана деятельность советской разведки в годы второй мировой войны на территории Швейцарии — группа Шандора Радо — и непосредственно в Германии.

Повесть «Желтый круг» посвящена работе советского разведчика в послевоенное время.

В основу произведений положен подлинный фактический материал.

---

В октябре 1944 года официально утвержден летчиком-испытателем на секретном авиационном центре «Мариине».

13 апреля 1945 года присвоено звание — оберштурмфюрер.

В конце апреля 1945 года был направлен с секретным заданием в Швейцарию с документами на имя Клауса Клингена».

«Выписка из личного дела подполковника Клауса Клингена.

(Бундесвер)

Клаус Клинген. Год рождения — 1920.

В бундесвере — с 1952 года. Капитан. Начальник летно-учебного отряда.

В 1955 году прикомандирован к бундесмарине.

Назначен начальником отряда гидросамолетов.

В 1958 году присвоено звание майора.

С 1957 по 1960 год работал начальником сектора высотных полетов в авиационном центре НАТО (Гохшварцвальд).

В 1960 году присвоено звание подполковника.

В 1961 году прикомандирован к бундесмарине. Командовал полком истребителей прикрытия подводных лодок.

В 1965 году вышел в отставку и стал заниматься изданием книг».

Гарвей закончил чтение, отодвинул рукой бумаги.

Лицо Клингена было Питеру знакомо. Хотя их и не представляли друг другу, но они не раз встречались на маневрах войск НАТО. Кажется, он был и на «Гиринге»… Да, он был там. Гарвей отчетливо сейчас припоминал это.

…Стоял солнечный день. Корабли сопровождения «Обсервейшн Айленд», спасательное судно «Киттивейк» и эсминец «Гиринг», на котором находились офицеры НАТО, покачивались на легкой волне неподалеку от порта.

Эсминец оказался ближе всех к атомному ракетоносцу. С него хорошо было видно, как маленькие, шустрые буксиры, словно поплавки, подпрыгивали на волнах, то проваливаясь вниз, то взлетая вверх, оголяя временами бешено вращающиеся винты.

Выкрашенный в оранжевый цвет, с плоской, словно срезанной ножом, надстройкой, подводный ракетоносец «Джордж Вашингтон» выглядел необычно.

Как только буксиры отцепились и поспешили в порт, была дана по радио команда, и вся флотилия, быстро набирая скорость, устремилась к месту испытания.

Около тринадцати часов «Джордж Вашингтон» и сопровождающие его корабли прибыли в назначенный район.

Океан успокоился, и его блестящую под лучами солнца серебристую поверхность разрезало только острие тонкой телеметрической антенны подводной лодки.

Ждали запуска. Динамики, установленные на командном мостике и на верхней палубе, разносили по всему кораблю отчетливые команды: «Т — минус 80, Т — минус 79…»

За минуту до запуска с подводной лодки был подан ярко-зеленый дымовой сигнал, а невидимый диктор продолжал: «Т — минус 40, Т — минус 39, Т — минус 38…» При отсчете «Т — минус 10» динамики почему-то замолкли. Через несколько секунд они снова ожили.

— Стоять всем на местах, стоять всем на местах!.. — Снова короткая пауза и сообщение: — Запуск отложен!

Систему управления ракетной стрельбой переключили на вторую ракету, и снова начался отсчет оперативного времени. Но и на этот раз запуск пришлось отложить: в район приводнения ракеты вошел какой-то корабль, как сообщили станции слежения. Запуск был отложен на следующий день.

Следующий день оказался удачнее. Когда закончился отсчет оперативного времени, ровно в 12 часов 29 минут вблизи от того места в океане, где торчала телеметрическая антенна подводной лодки, поднялся водяной султан — тонконосая ракета выскользнула из воды и как бы повисла в воздухе, освобождаясь от водяного шлейфа. Из ее сопел с огромной силой а страшным воем вырвалось пламя — это включился ракетный двигатель. В первые секунды плавно, едва заметно вибрируя, но быстро набирая скорость, «Пола-рис» устремился в голубую высь, таща за собой уже в разреженных слоях атмосферы кучерявую полосу белых отработанных газов. Через 55 секунд отделилась первая ступень ракеты, а еще через 89 секунд — вторая, но этого уже никто не видел — об этом сообщили станции слежения.

Пролетев 1780 километров, головная часть ракеты упала в океан. В тот же день Эйзенхауэру была послана телеграмма:

«Поларис» — из глубины до цели. Успешно».

Да, именно такая телеграмма была тогда послана Айку, но если ее копия одновременно пошла в Москву, то… И сколько подобных сообщений за все эти годы мог отправить этот «ангел», если он советский разведчик?.. И что будет, если «консервы», которые так интересуют американцев и которые они никак не могут выбить у «Союза бывших офицеров», попадут к русским? Гарвей собирался в дорогу. Он хотел попасть в Лондон несколько раньше Клингена и там договориться о совместных действиях с Интеллидженс сервис.

Глава четвертая

В Цель-ам-Зее Фак приехал во второй половине дня. В этом маленьком, уютном городке он как-то провел несколько дней. Тогда в озере хорошо ловилась рыба, а у фрау Герды, содержательницы небольшого отеля, были вкусные шницели и острые, нагоняющие аппетит салаты. Вот, пожалуй, все, что осталось в памяти Фака от короткого пребывания в этих местах.

Брауерштрассе, на которой жил Розенкранц, привела Максимилиана к самому озеру. Небольшой особняк в современном стиле с номером 14 стоял несколько поодаль. К нему проложены две асфальтированные дорожки: одна — к небольшому гаражу, другая — к подъезду дома. У раскрытых ворот гаража стоял «мерседес» модели прошлого года. Около него возился уже немолодой, сухопарый мужчина в комбинезоне и берете. Фак подъехал к нему.

— Добрый день, — сказал он, выбираясь из кабины.

— День добрый.

— Не скажете ли, дома господин Розенкранц?

На этот вопрос он не получил никакого ответа и уже подумал, не глух ли шофер Розенкранца, но тут человек в комбинезоне распрямился, вытер ветошью руки и с достоинством представился:

— Эрих Розенкранц.

— Простите, — сказал Фак, несколько смутившись. — Хотел бы поговорить с вами, я — журналист Максимилиан Фак.

Розенкранц пристально посмотрел на него и предложил:

— Пройдемте в дом.

Они миновали небольшой садик и поднялись по ступенькам.

— Какую газету вы представляете? — спросил Розенкранц, повернувшись к Факу.

— Я работаю в журнале «Вечерние чтения», но представляю сейчас самого себя, если так можно выразиться.

— Простите, вы назвались Факом. Не ваша ли это книга рассказов «Сиреневая степь»?

— Да, это моя книжка.

— В рассказах о плене я нашел многое созвучное тому, что пришлось пережить мне.

— Вы были в плену?

— И в плену, и в тюрьме… Прошу вас, проходите, садитесь. Я оставлю вас на минутку, только переоденусь.

Фак опустился в глубокое старомодное кресло, так не гармонировавшее с легкой современной мебелью в гостиной.

Розенкранц вышел в светлом костюме с бутылкой коньяка и двумя рюмками.

— Не знаю, с чем вы пришли ко мне, — сказал он, — но почему-то я испытываю к вам доверие. Сигары, сигареты?.. — спросил он.

— Спасибо. Я курю только «Астор». — Максимилиан достал из кармана пачку сигарет.

Розенкранц наполнил рюмки.

— Еще два дня тому назад я и не думал об этой встрече, — признался Максимилиан.

— И что же случилось за эти два дня?

— Ничего особенного. Я прочитал репортажи Мирбаха в «Штерне» и загорелся желанием увидеться о вами.

— Простите, к какой партии вы принадлежите?

— Я не принадлежу ни к какой партии и интерес к вам имею чисто литературный, писательский. Я сейчас работаю над одной вещью. В центре ее — тридцатые годы, наш взлет…

— Это документальная вещь?

— Нет, это вещь художественная, но тем не менее я хочу ей придать внешне документальный характер.

— Чем я могу быть полезен вам? — поинтересовался бывший гаулейтер.

— Гаулейтера Розенкранца знают все, Розенкранца-человека знают только близкие, мне хотелось бы узнать вас с этой стороны.

— Вы с кем-нибудь уже беседовали обо мне?

— Нет. Я решил, что вы лучше других сможете рассказать о своей жизни.

— И вы потом об этом напишете?

— Надеюсь. — Фак вытащил сигарету, понюхал ее.

— Видимо, разговор у нас будет долгим, и поэтому я распоряжусь, чтобы экономка приготовила кофе, — сказал Розенкранц.

Спустя несколько минут он вернулся и попросил Фака:

— Не будете ли вы настолько любезны и не поменяетесь ли со мной местами? Я так привык к этому креслу, что в другом чувствую себя, как говорится, не в своей тарелке.

— С этим креслом у вас связаны какие-то воспоминания?

— Это кресло стояло в моем рабочем кабинете, сначала в Кенигсберге, потом в Зальцбурге.

— Вот как! Значит, это кресло гаулейтера.

— Можно сказать и так, но все зависит от того, какой смысл вы вкладываете в понятие «гаулейтер». Левые журналисты употребляют его как бранное слово.

— Я никогда не был левым, — ответил Фак.

— Значит, я не ошибся в вас.

Женщина лет сорока, еще довольно привлекательная, с модной прической и слегка подведенными глазами, вкатила небольшой столик на колесиках.