Геннадий Гусаченко - Тигровый перевал

• Название: Тигровый перевал
• Автор: Геннадий Гусаченко
• Жанр: Короткие истории

   Вы открыли интересную познавательную книгу об уссурийской тайге, об охоте и таёжных приключениях. И не отложите в сторону этот небольшой сборник увлекательных рассказов, очерков и сказок, пока не дочитаете его до конца. Автор красочно описывает удивительную природу Дальнего Востока, занимательно рассказывает о жизни егерей и охотников, о повадках диких животных. Он хорошо знает уссурийскую тайгу, где многократно бывал в качестве корреспондента приморской газеты, встречался с промысловиками, тигроловами и прочими любителями таёжной экзотики. Впечатления от этих встреч и легли в основу рассказов, раскрывающих таинственный, прекрасный, неповторимый, но легко ранимый мир. Исследователь Приморья  В.К. Арсеньев уже касался в своих произведениях темы экологии уссурийского края. Но в его время природа не пострадала ещё так сильно от своего "покорителя". И надо отдать должное находчивости автора. Имея перед собой такого предшественника, как В.К. Арсеньев с его замечательными книгами "По уссурийскому краю" и "Дерсу Узала", Геннадий Гусаченко, тем не менее, не побоялся испробовать силы на том же материале, нашёл свою тональность в изображении уссурийской фауны. Точность натуралиста сочетается у него с литературным дарованием, что является главным художественным достоинством книги. Взаимоотношения человека и живой природы автор показывает на примерах захватывающих таёжных происшествий.

   Простота в общении, благородство души, доброта и мужество, любовь к природе - главные черты характера, которыми наделены герои остросюжетных приключенческих рассказов Геннадия Гусаченко. Они не теряют самообладания в опасности, не лишены юмора и романтизма, верны жизненному принципу - бережно относиться к тайге и её обитателям.

---

   -- Волчок тогда, видимо, и пострадал? -- нетерпеливо перебил я Гончарука.

   -- На него в первую минуту не обратили внимания. Потом вижу: снег покраснел и вся морда собаки в крови. Как мотнул медведь лапой, так и снёс ей когтями зубы. Не надеялись, что выживет. Ан нет, выправился. Такая история вышла...

   Мы остановились у тесовых ворот большого деревянного дома, крытого железом. Разминая затекшие ноги, с одобрением наблюдал я, как егерь бережно вытащил собаку, спустил на землю.

   -- Приехали! -- объявил он и толкнул калитку. Во дворе блестела рубиновой эмалью новенькая "Тойота". Чуть дальше виднелись добротные сараи, кирпичный гараж, омшанник с ульями.

   -- Принимай гостей, Степан! -- с обычной своей непосредственностью заявил мой приятель вышедшему навстречу нам хозяину. Был он упитан, немногословен. И в том, как Голодяев снисходительно улыбнулся, чувствовались его уверенность в себе, самодовольство и сытость. К нашему удивлению, Степан не выразил восторга забежавшему в знакомый двор Волчку. Крепкая, широкогрудая лайка, с коротко торчащими ушами и туго закрученным хвостом вздыбила шерсть, глухо зарычала. Она была готова броситься на исхудавшего, боязливо прижавшегося к егерю Волчка.

   -- На кой леший вы его привезли? -- с сожалением пробормотал пчеловод. -- Толку-то от него. Ну, ладно. Пусть посидит до поры, до времени здесь.

   С этими словами Степан затащил Волчка в сарай, задвинул тяжелый засов.

   -- А говорил, кашу манную для него варить будешь за то, что спас тебя, -- несколько обескураженный таким приёмом, попробовал пошутить Иван.

   -- Вы по делу или так? -- спросил Голодяев, сделав вид, что не расслышал шутки.

   -- Что же, ты нас и чаем не угостишь? -- не унимался Гончарук.

   -- Анна, -- окликнул Степан полную, и такую же, как он сам, круглолицую женщину. -- Накрой на стол.

   -- Проходите в хату, самовар поставлю, -- пригласила нас хозяйка таким тоном, что мне расхотелось заходить в дом. Но Иван, балагуря по обыкновению и не смущаясь отсутствием особого расположения к нежданным гостям, ободряюще подмигнул мне и пошагал вслед за Анной.

   Ожидая, пока накроют на стол, я от нечего делать, рассматривал обстановку в доме. Современная дорогая мебель. Стены увешаны коврами. Японский телевизор "Панасоник". На полу тоже огромный ковер. Полки шкафов заставлены сервизами, хрустальными вазами и бокалами, всякими безделушками. Анна принесла самовар, две эмалированные кружки, несколько пересохших бубликов и старый, с отбитым носиком, заварник.

   -- Что же ты медку не подала? -- нарочито строго прикрикнул на жену Степан.

   Анна засуетилась, прогремела тарелками на кухне и вернулась с деревянной плошкой, до середины наполненной мёдом. В нём виднелись крошки хлеба.

   -- В достатке живёте, -- простодушно заметил Иван, однако к мёду не прикоснулся.

   -- Ничего, не жалуемся, -- ответил Степан, расставляя упавших на серванте фарфоровых слоников.

   -- Зимовье еду ремонтировать. Да к тебе по старой дружбе заехал. Кстати, овчина моя жива? Помнится, унты обещал мне сшить, не забыл?

   -- Овчина та негодна оказалась, плохо выделана. Я тебе другую шкуру подыщу. Недельки через две готовы будут.

   Так и не отведав голодяевского угощения, мы двинулись дальше, торопясь поскорее добраться до зимовья и заварить там отменный супец.

   -- Ну и куркуль же стал этот Голодяев! -- пробурчал егерь, когда мы отъехали от Еловки.

   Почти весь октябрь мы пробыли в тайге. Подвели новые балки под сруб, перестлали пол и крышу, сложили печь, законопатили стены. По дороге домой Гончарук вновь завернул к Голодяеву за унтами. Не приглашая нас в дом, хозяин вышел за ворота с парой сапог, голенища которых были подбиты серым мехом.

   -- Он верно служил, -- опешил Иван, -- как ты мог?

   -- Мне служил и тебе ещё послужит, -- засмеялся Степан. -- Ну, так что, берёшь?

   -- Иди ты... в баню со своими унтами! Разве для этого я привёз тебе Волчка, хапуга! -- выругался Иван и резко дёрнул машину с места.

   Весь обратный путь мы ехали молча.

По следу тигра

   Ночью меня разбудил подложенный под подушку мобильник. Встревоженный настойчивыми позывными, я ошалело достал его и приложил к уху.

   -- Здорово, таёжник! - услышал я басовитый голос егеря Ивана Гончарука, моего старого товарища. -- Слышал, ты в отпуске?

   -- Со вчерашнего дня...

   -- Отлично! Заеду за тобой минут через десять. Поторопись. Прихвати палатку. Возможно, ночевать придётся в тайге...

   --А продукты? На сколько дней брать? Я же не готовился...

   Но сотовый уже молчал. Ошарашенный столь неожиданным приглашением ехать глубокой ночью неизвестно куда и зачем, и ещё не отойдя от сна, я оторопело и не без сожаленья смотрел на тёплую постель. Ополоснув лицо холодной водой, поглядел в окно, наблюдая за снежинками, плавно падающими в свете фонарей, и соображая, одеваться ли потеплее или отправиться налегке. Сомнения насчёт одежды не напрасны. Уж такая в Приморье погода: в середине декабря может пойти проливной дождь, а весной вдруг сыпанёт по нежной зелени снег.

   Наскоро побросав в мешок все необходимое, подпоясанный патронташем поверх серой суконной куртки и обутый в войлочные сапоги, я осторожно снял со стены новенькую вертикалку. Великолепное ружьецо, что и говорить! Удобный приклад. Украшено гравировкой. Хочешь - дробью стреляй, а зверь подвернётся - пулей бей. И калибр - шестнадцатый. Конечно, кто к какому приноровится. Одни хвалят двенадцатый, другие - двадцатый. А иные и вовсе предпочитают всем прочим тридцать второй. А по мне так нет лучше шестнадцатого. И для пули хорош, и для картечи, и для дроби.

   Из-за угла дома выкатился знакомый "уазик", лихо затормозил напротив меня. Иван выбрался из машины, помог сложить в багажник мои припасы и уселся за руль. Был он хмур и сосредоточен. Зная характер товарища, я ни о чем не расспрашивал его, ожидая, что он сам объяснит, куда и с какой целью едем в столь ранний час. Когда у Ивана дела идут хорошо, он весел и разговорчив. Но если что-то не ладится, тут уж помалкивай. Преображался егерь и в тайге. Едва лишь за стёклами кабины начинали мелькать хвойные деревья, как Иван смолкал. Думая о своём, Гончарук управлял машиной, а я старался понять, куда он держит путь. Если повернём за городом направо - на старые лесосеки поедем. Там в зарослях молодого осинника любят кормиться изюбры. Все вырубки вдоль ключа Горелого истоптаны копытами оленей и косуль. Но нет, проскочили поворот. Теперь, если по прямой, дорога приведёт в Пихтовый - заброшенный посёлок лесорубов и корневщиков, где все дома заколочены досками. И только над самой крайней избой, у реки, зимними вечерами вьётся дымок из трубы. Это брусчатое строение облюбовали городские охотники-любители. Три просторные комнаты в нём, кухня, кладовая и сени, листвяный амбар во дворе. Хорошее зимовье в Пихтовом, тёплое. Но всегда людно в нём. Летом здесь полно искателей женьшеня, заготовителей трав, а осенью в благоустроенном доме находят приют шишкари, грибники, собиратели винограда и лимонника. Зимой же в пихтовском зимовье почти до утра не смолкают смех и разговоры, бряцают капканы, хлопает скрипучая дверь.

   Иван сторонится шумных охотничьих ватаг, гурьбой вываливающих в свои угодья. Так что вряд ли сегодня станет искать удачи в тех людных местах. Скорее всего, за деревней Покровкой повернём налево, в дремучий Соболиный Яр, где у подножия крутолобой сопки приютилась бревенчатая избушка с маленьким оконцем.

   Захотелось курить. Я привычно вытащил пачку сигарет и, спохватившись, поспешно сунул обратно: Иван не терпел курения в тайге. "Мнётся курево в кармане, табак рядом с хлебом - непорядок. И опять же запах табака зверя отпугивает. Пожар от брошенного окурка произойти может. Да и выносливость при ходьбе по крутякам у курильщика совсем не та. Нет, курение таёжнику - одна неприятность", -- убеждал меня Иван, когда, случалось, в забывчивости я закуривал на привале у костра или в зимовье. Сам он не пил вина, никогда не курил. Розовощёкий, коренастый, крепко и ладно сбитый Гончарук вызывал во мне чувство зависти тугими мышцами, обтянутыми тельняшкой. Бывало, еле приволочив ноги в зимовье, я в изнеможении падал на постель. Иван же, после изнурительной ходьбы по тайге, разжигал печь, готовил ужин, перед сном обливался холодной водой и плюхался в постель. Спал без одеяла, раскинув лохматые руки и вздымая волосатую грудь. Внешне неповоротливый, Гончарук чем-то напоминал медведя, хотя неповоротливость приятеля обманчива. Мне доводилось видеть, с какой ловкостью и сноровкой Иван колол дрова, вступал в единоборство с браконьерами и перебегал по тонкому дереву через бурный весенний поток. Впрочем, сравнение с медведем не соответствует бытующему в народе представлению об этом звере, как о неуклюжем увальне. Медведь - расторопный, вёрткий и коварный хищник, шустро убегающий от погони, стремительно нападающий на жертву, на противника.