Геннадий Гусаченко - Тигровый перевал

• Название: Тигровый перевал
• Автор: Геннадий Гусаченко
• Жанр: Короткие истории

   Вы открыли интересную познавательную книгу об уссурийской тайге, об охоте и таёжных приключениях. И не отложите в сторону этот небольшой сборник увлекательных рассказов, очерков и сказок, пока не дочитаете его до конца. Автор красочно описывает удивительную природу Дальнего Востока, занимательно рассказывает о жизни егерей и охотников, о повадках диких животных. Он хорошо знает уссурийскую тайгу, где многократно бывал в качестве корреспондента приморской газеты, встречался с промысловиками, тигроловами и прочими любителями таёжной экзотики. Впечатления от этих встреч и легли в основу рассказов, раскрывающих таинственный, прекрасный, неповторимый, но легко ранимый мир. Исследователь Приморья  В.К. Арсеньев уже касался в своих произведениях темы экологии уссурийского края. Но в его время природа не пострадала ещё так сильно от своего "покорителя". И надо отдать должное находчивости автора. Имея перед собой такого предшественника, как В.К. Арсеньев с его замечательными книгами "По уссурийскому краю" и "Дерсу Узала", Геннадий Гусаченко, тем не менее, не побоялся испробовать силы на том же материале, нашёл свою тональность в изображении уссурийской фауны. Точность натуралиста сочетается у него с литературным дарованием, что является главным художественным достоинством книги. Взаимоотношения человека и живой природы автор показывает на примерах захватывающих таёжных происшествий.

   Простота в общении, благородство души, доброта и мужество, любовь к природе - главные черты характера, которыми наделены герои остросюжетных приключенческих рассказов Геннадия Гусаченко. Они не теряют самообладания в опасности, не лишены юмора и романтизма, верны жизненному принципу - бережно относиться к тайге и её обитателям.

---

   Через пять или шесть дней телятницы обнаружили пропажу годовалого бычка.

   -- А говорил: "Не придет". Нет, коли повадился, теперь всё стадо задерёт, -- возмущался Грибанов. -- И сторожить никто не соглашается...

   Теперь над Гончаруком посмеивались не только в Гордеевке, но и в зверопромхозе.

   -- А расскажи, Иван Мефодьевич, как вы с корреспондентом сладко спали, когда у вас под носом медведь гулял? -- ехидно подначил Гончарука старший егерь Кузьма Сычёв. Заготовители и егеря, приехавшие в кассу за получкой, дружно гоготали.

   -- А примерно так же, как и вы, когда у вас под носом в бензобак сахару сыпанули и вы надолго застряли, -- в тон ответил Иван. Самодовольная улыбка сползла с лица Сычёва, вытянулась в злой усмешке:

   -- Ваших, оказывается, рук дело. То-то корреспондент всё возле вездехода вертелся...

   То была старая история. Бригаде егерей поручили отстрелять попавшего в капкан тигра. Ивану стало жаль губить полосатого красавца и мы помешали замыслу Сычёва. С тигра, ослабевшего от голода, удалось снять капкан, и тот ушёл в тайгу. Об этом случае Гончарук и напомнил Сычёву. Не сказав больше ни слова, он сел в машину и поехал в Гордеевку, где провёл на стогу ещё несколько бессонных ночей. Когда егерь вернулся ни с чем домой, ему сообщили, что прошедшей ночью медведь утащил племенную корову.

   В пятницу вечером мы снова ехали в Гордеевку. Я говорил о разных пустяках, но только не о медвежьей охоте. Егерь слушал рассеянно, занятый своими мыслями.

   Не доезжая до деревни два километра, Гончарук повернул машину налево, повёл ее по малонаезженной дороге, заросшей мелким осинником. Тонкие ветки хлестали по стёклам кабины, но егерь упорно ехал вперёд. Я не понимал, отчего егерь выбрал столь неудобный путь. Наконец, мы остановились у полуразрушенного мостика через Ильмаковку.

   -- Бери фонарик, ружьё, -- распорядился егерь. -- Дальше пешком пойдём.

   Пройдя заросли дубняка, мы вышли к ферме, минуя деревню. Почему егерь решил приехать сюда тайком? Хотел спросить, но Иван приложил палец к губам и замер. Егерь долго приглядывался к ветхим постройкам, убедился, что никого возле коровника нет, и кивком головы пригласил следовать за ним. Когда мы подошли к воротам, Иван тихо сказал:

   -- Сиди за этим забором. Если свистну, включай фонарик и кричи: "Руки вверх, стрелять буду!".

   -- Зачем? -- спросил я.

   -- Потом объясню, -- шепнул Иван и скрылся в темноте. Звуки шагов егеря затихли где-то возле сторожки.

   Прикрыв платком нос от вонючего запаха прелого навоза, я сидел за грязными досками, время от времени посматривая через щель внутрь скотного двора. Там, как и прежде, сопели, шлепали хвостами коровы и тёлки. Натерев лицо, руки и шею мазью от комаров, я привалился спиной к забору и стал ждать сигнала. Признаться, я толком ничего не понял и потому особого значения словам егеря не придал. Какая разница медведю, "руки вверх" кричать или "лапы вверх"?! Главное, пугнуть хорошенько. Я тогда так и думал: заберётся медведь в загон, шугану его, он бросится от меня в другую сторону, а там Иван в упор -- бац!!! А вдруг медведь полезет возле меня? От этой мысли стало не по себе. Я плотнее прижался к забору, и держа ружьё наизготовку, взвёл курок. Как медленно тянется время, когда ожидаешь... А если зверь опять не придёт? Ведь не раз случалось: сидит Иван в засаде -- медведь не приходит. Но стоит уехать -- и коровы нет. Не знаю, сколько времени прошло в томительном ожидании: часы я второпях забыл на редакционном столе. У меня занемели ноги, спина колом взялась, и я решил хоть немного размяться. Едва я приподнялся, ощущая, как тысячи иголок впились в тело, вдали мелькнул огонёк папиросы. Или мне показалось? Да нет же! Красный огонёк качается... Кто-то идёт к ферме! Может, Иван? Но егерь не курит... Я услышал глухие шаги и различил в темноте силуэт человека и что-то большое, тёмное за ним. Грузовик! Так и есть, урчит на низких оборотах двигатель. Это открытие вмиг разогнало сонливое состояние, в котором я пребывал. Машина с потушенными фарами едет сюда. И человек с папиросой идёт впереди, видимо, для того, чтобы служить ориентиром для водителя. Но ведь они нам всю охоту испортят! И чего вздумалось тащиться сюда среди ночи?!

   У загона машина остановилась. Из кабины вылезли двое, о чем-то тихо посовещались и открыли ворота. Затаив дыхание, я смотрел в щель. Я не верил глазам: в загон вошли Грибанов и Ерохин. Шофёр открыл кузов грузовика, а Ерохин шагнул к стаду.

   -- Пошёл, пошёл, -- пинками загонял сторож рослого бычка в загородку для молодняка. Грибанов включил фонарик, и в руке Ерохина блеснул узкий длинный нож. Послышалось хриплое мычание. Свет фонарика потух, и я услышал как Грибанов приглушенным голосом торопил:

   -- Скорее тащите в машину!

   Вдруг раздался резкий свист. Я немедленно включил фонарик и заорал:

   -- Руки вверх! Стрелять буду!

   Грохнул выстрел Ивана.

   -- Ни шагу с места, вы окружены! Стреляю без предупреждения! -- крикнул егерь.

   -- Кидай нож, Ерохин, и подыми руки,-- выкрикнул я и направил луч света на сторожа. Тот отбросил нож, поднял руки. Всех троих мы затолкали в сторожку и подпёрли дверь доской. Утром пришли доярки и телятницы, узнали, каких медведей мы держим в будке, и опрометью кинулись в контору. Вскоре сюда приехали директор и участковый инспектор Сидоркин.

   -- Выходит, медведь только одну корову порешил, а всех остальных двуногие звери под шумок утащили, -- возмущённо сказал директор. Мы расписались в протоколе под свидетельскими показаниями и поехали домой.

   -- Как же ты догадался обо всём? -- в нетерпении спросил я Ивана на обратном пути. -- По следам от протекторов машины?

   -- Машина приезжала часто. Солому привозила, комбикорм, воду. На это и надеялись воры, что не догадаюсь. А царапины от когтей на заборе не учли. Я их там все наизусть выучил. И свежих не добавилось, когда племенная тёлка исчезла. Тогда ещё заподозрил неладное, да ты сманил в засаде на стогу посидеть. А зверь и вправду пришёл, с толку сбил...

   Медведь тот, меченый, больше на ферме не появлялся.

   Нынешней зимой из берлоги подняли охотники здоровенного мишку, да промахнулись стрелки. Ушёл косолапый далеко в тайгу. Говорят, на отпечатке следа его передней лапы когтя одного не доставало. Не знаю, так ли это. А тот коготь, что я нашёл у коровника, до сих пор валяется в моей шкатулке вместе с разными безделушками.

Сувенир

   За окном зимовья бесновалась метель, а я сидел у жарко натопленной печки и деревянной ложкой прихлёбывал чай, заваренный сушёной малиной. Рядом за грубо сколоченным столом устроился мой таёжный спутник Иван Мефодьевич Гончарук. Неторопливо и бережно егерь разобрал карабин, аккуратно разложил на тряпице детали. Тщательно осмотрел каждую из них и протёр. Чистка оружия для Ивана - святое дело. Это занятие доставляет ему огромное удовольствие. Случалось, притащимся из тайги ни живы, ни мертвы от усталости. Я своё ружье в сенях оставлю, чтоб не оттаяло. А Иван карабин обязательно в зимовье занесёт. Дождется, как выступят на нем капельки влаги, и за разборку возьмётся. Делает это всегда сосредоточенно, даже, я бы сказал, торжественно. Пошоркает шомполом и на свет внутрь ствола заглянет, не появилась ли где раковинка. Но ослепительно блестят нарезы, сверкают радужными кругами.

   -- Эх, красотища! Северное сияние! -- восхищается Иван и протягивает карабин мне:

   -- Глянь-ка...

   Я гляжу, соглашаюсь, что истинно - северное сияние. И уж тогда Иван протаскивает через ствол промасленный ёршик.

   -- Ружьё любит ласку, чистоту и смазку, -- непременно добавляет егерь, вешая карабин на штырь, забитый в прокопчённую стенку. Закончив это приятное дело, тотчас принимается за другое. Извлекает из вместительного рюкзака оселок и начинает точить нож. Время от времени пробует и без того острое жало большим пальцем, поворачивая нож то одной, то другой стороной. На отполированной стали отражается пламя керосинки, искажённое, как в кривом зеркале, лицо Ивана. Повертев клинок, любуясь, вкладывает его в ножны, мастерски обтянутые замшей. Этим ножом мне доводилось снимать шкуры с добытого зверя. И я не мог не оценить по достоинству всех его качеств. Главное из них, конечно, острота. Особенно, если приходится полосовать медведя. Это не то, что содрать шкуру с изюбра или косули, где её и чулком стянуть, как с зайца, можно, и кулаком подсобить, отделяя от мяса. А медвежью шкуру снять - дело тонкое. Здесь, помимо сноровки, не обойтись без такого ножа, как у Ивана. Ведь надо сохранить на шкуре когти и морду зверя. А нож Ивана долго держит жало, не тупится. Выкован из прочного металла. Не гнётся, не ломается. Ударишь ненароком по костям и в страхе поглядишь на лезвие - не выкрошилось ли. А ему хоть бы что. Попадись гвоздь, и тот, наверно, перерубил бы. А уж как в руке удобен - слов нет! Рукоятка, набранная из бересты, не скользит в жирных ладонях во время разделки туши, и руку на морозе греет. Но самое удивительное свойство егерского ножа -- как ни кинь -- всё одно острием воткнётся.