Геннадий Гусаченко - Тигровый перевал

• Название: Тигровый перевал
• Автор: Геннадий Гусаченко
• Жанр: Короткие истории

   Вы открыли интересную познавательную книгу об уссурийской тайге, об охоте и таёжных приключениях. И не отложите в сторону этот небольшой сборник увлекательных рассказов, очерков и сказок, пока не дочитаете его до конца. Автор красочно описывает удивительную природу Дальнего Востока, занимательно рассказывает о жизни егерей и охотников, о повадках диких животных. Он хорошо знает уссурийскую тайгу, где многократно бывал в качестве корреспондента приморской газеты, встречался с промысловиками, тигроловами и прочими любителями таёжной экзотики. Впечатления от этих встреч и легли в основу рассказов, раскрывающих таинственный, прекрасный, неповторимый, но легко ранимый мир. Исследователь Приморья  В.К. Арсеньев уже касался в своих произведениях темы экологии уссурийского края. Но в его время природа не пострадала ещё так сильно от своего "покорителя". И надо отдать должное находчивости автора. Имея перед собой такого предшественника, как В.К. Арсеньев с его замечательными книгами "По уссурийскому краю" и "Дерсу Узала", Геннадий Гусаченко, тем не менее, не побоялся испробовать силы на том же материале, нашёл свою тональность в изображении уссурийской фауны. Точность натуралиста сочетается у него с литературным дарованием, что является главным художественным достоинством книги. Взаимоотношения человека и живой природы автор показывает на примерах захватывающих таёжных происшествий.

   Простота в общении, благородство души, доброта и мужество, любовь к природе - главные черты характера, которыми наделены герои остросюжетных приключенческих рассказов Геннадия Гусаченко. Они не теряют самообладания в опасности, не лишены юмора и романтизма, верны жизненному принципу - бережно относиться к тайге и её обитателям.

---

   Как-то по осени охотинспектор заявился в зимовье деда Дымаря с толстой кипой потрёпанных библиотечных книг. Отдельно вынул из рюкзака томик Стендаля, бережно положил на полку.

   -- Глухов книжками, как салом копчёным затоварился. На всю зиму, -- помогая внести книги в зимовье, ухмыльнулся Ермолай Лабецкий.

   -- На всю зиму? Да это ему на один хавок! -- Рассмеялся Иван Горовец, хорошо знавший глуховскую страсть к чтению.

   -- Неплохо, выходит, позаботилась Наталья о духовной пище супруга.

   -- Не хлебом единым жив человек, -- съязвил Иван, -- ты бы лучше мешок картошки припёр. Не помешал бы...

   -- Вас раскорми, вы, чего доброго, охотничий нюх потеряете, разленитесь на дармовых харчах, -- в тон охотникам отвечал Глухов, выставляя на стол скудный провиант, уместившийся в карманах охотничьей куртки. Тратиться на продукты Глухов не любил. Однако, на книги денег не жалел. Покупал их с каждой невеликой своей получки. И с Натальей сойтись ему помогли книжные интересы. Подолгу засиживался в библиотеке, благоговейно перебирал ворохи старых, давно не тронутых книг. Много дел у него в тайге и на личном подворье, но чтение стало любимым занятием на всю жизнь. Не сядет Глухов есть прежде, чем не развернёт перед собой книгу. За обедом ему бывает достаточно газетного обрывка или измятого листа, вырванного кем-то из неизвестного журнала без начала, без конца.

   В тот пригожий октябрь Глухов прожил с нами в зимовье почти неделю, успевая каждый день прочитывать книжку. При этом каждое утро уходил в тайгу, возвращался поздно, и присев ужинать к столу, тотчас принимался за чтение.

   -- И как только не перепутается в голове у него вся эта мешанина? -- Дивились мы читательским способностям Глухова.

   За день до ухода домой Глухов встал по обыкновению рано. Засунул за пазуху том Стендаля и отправился в обход угодий. Иван и Ермолай, шумно галдя, отправились по охотничьим путикам настраивать кулёмы и капканы. Глухов в поисках нарушителей правил охоты ноги бить не стал. Присел на пенёк в кустах у развилки троп. Запахнулся в тёплый кожушок и скорее за книжку. Читает, а ухо востро держит - не послышатся ли на дорожке осторожные шаги. Успел прочитать несколько страниц и нехотя сунул книгу за пазуху. Шелестит осенняя листва, прихваченная морозцем. Всё ближе, ближе. А вот и непрошенные гости - городские любители побродить в тайге без охотбилетов и лицензий. Не природой любоваться идут, не с ружьишком побродить в тишине, а непременно набить рюкзак мясом. Да только и Глухов не простак. Настоящих охотников от браконьеров за версту отличит.

   -- Здрасте! Не ждали?! -- неожиданно выходит охотинспектор навстечу перепуганным браконьерам, и затвором решительно: чак-чак! Пополнил кожаную папку новым протоколом и дальше в тайгу пошагал. День только начинался и сделать предстояло немало. Видит Глухов: молодые кабаны, чувствуя приближение зимы к хвощам прибились. Тут, в густых зарослях и устроил зверям тёплые гнёзда - гайна. В Марьином ключе высыпал из рюкзака соль изюбрам. Сложил копёшку сена из накошенной днями раньше отавы. Невелика подкормка, а всё поддержка косулям в морозную стужу. Завернул в липовый распадок. Браконьеры здесь прошлой зимой порушили берлогу. Заткнул дыру берёзовой чуркой, присыпал щели землей, сухими листьями. Заодно подремонтировал печку в охотничьей избушке, белеющей у ручья Каменистого берестяной крышей. Ещё набрал корзину поздних грибов - опят, развешал их на сучках: белки найдут зимой. Будет им радость. Эти занятия не входили в обязанности охотинспектора, но любил Глухов тайгу и заботился о ней как мог.

   Догорая в пламени вечерней зари, малиновое солнце коснулось дальних вершин. К тому времени как спряталось оно за черный островерхий ельник, Глухов уже продолжал прерванное утром чтение на другой развилке дорог, но и на этот раз книгу пришлось скоро захлопнуть. Не подозревая засады, двое мужчин приблизились, сутулясь под тяжестью рюкзаков и ружей. Документов на право охоты у них не имелось. Добыли браконьеры по зайцу и, разумеется, сами "попали на карандаш" охотинспектора.

   По правде говоря, не о смекалке везучего Глухова я хотел рассказать. Ведь не случайно упомянул я до этого о необыкновенной страсти Глухова к чтению. Ничего особенного, если бы не такая странность: читает охотинспектор всё подряд! Будь то прошлогодняя газета, учебник географии или подобранная в чулане книга неизвестного автора без конца и без начала. Оттого вечером в зимовье Иван Горовец вздумал подшутить над Глуховым. Охотинспектор как обычно примостился у стола с какой-то книгой. Иван ощипывал рябчика. Я чистил картошку. Дед Дымарь чинил ремень карабина. Ермолай возился с капканами. Следить за печкой в тот вечер было обязанностью Глухова.

   -- Что-то печка плоховато топится, -- громыхая на плите кастрюлей, заметил Иван и подмигнул Ермолаю. Лабецкий качнул головой, языком прицокнул: дескать, напрасно, ты, Иван, затеваешь эту проделку.

   -- Или тяга плохая? Или дрова сырые? -- ворчал Горовец и хитро поглядывал в нашу сторону.

   -- Давай, давай, -- тихо проговорил дед Дымарь. -- Глухов - прохиндей ещё тот! Расчухает, так аукнется тебе твоя шуточка.

   Не догадываясь о подвохе, Глухов поднёс к глазам книгу, запоминая страницу. Положил её и принялся шурудить поленом в печке. Иван быстро убрал со стола книгу, вместо неё раскрыл на той же странице другую - какой-то роман Бальзака, и как ни в чём ни бывало, взялся за рябчика. Подбросив в печку дров, Глухов уселся на прежнее место и продолжил чтение. Мы беззвучно корчились от смеха, между тем как Глухов спокойно дочитал главу до конца. После ужина заложил в подсунутую ему книгу берестинку и лёг спать.

   -- Ему без разницы! -- Хохотнул Иван и, кивнув на Глухова, покрутил пальцем у виска.

   Утром Глухов уехал, прихватив для своих сорванцов лукошко сушёной малины.

   -- Ай, да, Глухов! Зачитался вконец бедный! -- надрывался от смеха Горовец. Стендаля от Бальзака не отличил, читака!

   Мы сели пить чай, с вечера заваренный шиповником. Иван первым жадно отхлебнул из котелка. Глаза у него округлились, котелок выпал из рук и расплескался.

   -- Что с тобой? -- испуганно подскочил к нему Ермолай.

   Не в силах что-либо сказать, Иван мычал и показывал пальцем на закопчённый котелок. Ермолай поднял котелок, с опаской прикоснулся губами к остаткам чая. Почувствовал сильное жжение во рту и горечь. Понял всё и громко рассмеялся.

   -- Не пожалел Глухов перца и соли. От души сыпанул!!!

   -- Отличил, стало быть, Стендаля от Бальзака, -- улыбнулся дед Дымарь.

   Иван, наконец, пришёл в себя. Протёр глаза, выдохнул:

   -- Ну, Глухов, погоди!

Дождь в ноябре

   Косой затяжной дождь тихо моросил по обнажённым ветвям, капал с распустившихся ольховых серёжек. Снег, казалось, окончательно укрывший стылую землю, побурел, превратился в жидкую кашицу и постепенно исчез совсем. Контуры тёмных сопок изломанной линией очертили горизонт. В мокром голом лесу сделалось холодно, неуютно. В такую унылую погоду неплохо сидеть дома, удобно устроившись в кресле у телевизора, валяться на диване с книгой или неторопливо тянуть пиво с друзьями-охотниками и слушать их необыкновенные таёжные истории. Такие унылые дни чаще всего проходят незаметно, однообразно и лишь неожиданная оттепель, о которой хочу рассказать, застала меня в уссурийской тайге и потому запомнилась.

   В те ноябрьские дни я гостевал в зимовье деда Дымаря - егеря местного зверпромхоза. На рассвете, прежде чем отправиться в обход капканов и плашек, я выбежал из зимовья присмотреться к погоде. Багровая луна, касаясь зубчатых вершин чернеющего ельника, то появлялась над ним, то вновь скрывалась за плывущими облаками. Тусклые звёзды слабо мерцали в туманном небе. Пронизывающий ветер надоумил меня одеться потеплее. Увидев, что я бросил в рюкзак запасные варежки, Самсон Павлович, пыхтя самокруткой, предупредил:

   -- Оттепель намечается. Неровен час дождь ливанёт. В печи тяга слабая. И вода в Листвянке на лёд выступила.

   Дрова и в самом деле горели плохо. Медленно шаили, наполняя избушку смолистым чадом. Дед Дымарь открыл дверь, впустил свежего воздуха, и я зябко поёжился: теплом с улицы не пахло. Напротив, мелкий колючий снежок неслышно сыпал на порог, за которым каталась на спине Тайга - лайка Дымаря.

   -- Вишь, как вытянулась, -- указал на собаку Самсон Павлович. -- К осадкам это, примета верная...

   -- Всё может быть, -- не стал возражать я, сомневаясь в душе предсказаниям старика. Надев под полушубок толстый свитер, я забросил за плечи рюкзак и взял карабин:

   -- До вечера, Сам Палыч...

   Неровные следы ичигов, подбитых войлоком, чётко отпечатывались в мягком неглубоком снегу. Крутой подъём, по которому пролегал промысловый путик, вскоре вынудил стащить с себя свитер и затолкать в рюкзак. Волосы под шапкой стали мокрыми, от спины валил пар. Сожалея, что тепло оделся, я продолжал карабкаться на сопку, окутанную сиреневыми сумерками пробуждающегося утра.