Лео Лионни - Параллельная ботаника

• Название: Параллельная ботаника
• Автор: Лео Лионни
• Издательство: Alfred A. Knopf, Inc.
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1977

Книга итальянского писателя Лео Лионни «Параллельная ботаника» рассказывает о вымышленных растениях в реальном мире, таинственных и неуловимых. Несмотря на оттенок мистицизма, разработки Лионни выглядят очень правдоподобно. Рассказы об учёных и экспериментах создают совершенно реалистичное впечатление того, что речь идёт о какой-то малоизвестной, но реальной области знания. А многочисленные рассказы о традициях и легенды, связанные с описанными в книге растениями (разумеется, также вымышленные), делают текст живым и легко читаемым, словно речь идёт о реальных вещах, существах, традициях и событиях.

Эта книга не издавалась на русском языке, но для читателей из России ее открыл и перевел Павел Волков (sivatherium.narod.ru).

http://fb2.traumlibrary.net

---

Более того, форма Protorbis менее постоянна и согласованна, чем у других растений; это факт, который сам по себе делает общее описание более трудным. Такое растение обладает не только индивидуальным размером, но также и своей собственной формой. Некоторые из Protorbis в Колорадо и Нью-Мексико, которые стоят в пустыне плечом к плечу с mesas, имеют стволы почти такой же ширины, как шляпка сама по себе. Они фактически имеют цилиндрическую форму и почти неразличимы среди окружающих холмов. В других случаях, как у Protorbis из Каманчистана, обнаруженного сыном Ковольского, ствол не толще, чем ствол дуба.

У почти всех известных экземпляров шляпка округлённая и гладкая. Фактически она довольно похожа на вершину человеческого черепа, или напоминает шляпку гриба, за исключением её размера и цвета. В тундре Катачека, во время поездки через Сибирь и в окрестностях китайской границы, Дюмаск наткнулся на экземпляр Protorbis с шляпкой, покрытой выростами, похожими на тирилы. С первого взгляда он принял их за паразитические наросты, но более близкое знакомство показало, что они были неотъемлемой частью растения, «почти как будто этой морфологической аномалией он желал выразить протест против своей свинцовой неподвижности, бунт против своей собственной аморфной и тупой внешности, делая отчаянную попытку достичь лёгкости и элегантности воздушных вещей»[28]. В настоящее время известный как катачекский проторбис, он попал в каталог параллельной ботаники как аномальная разновидность, но вполне возможно, что он является единственным известным примером иного вида вообще, только с несколькими незначительными чертами сходства с Protorbis. (табл. XVIII)

Индийский P. minor, который обитает в относительном изобилии в джунглях Яндура и в горах Тампала, не крупнее гриба. Экспедиция Миддлтона первой использовала стеофитирол, чтобы упаковать эти растения, которые обычно не переносят прикосновений. Образцы, которые они привезли, теперь демонстрируются в небольших пластмассовых кубах в Зале параллельной ботаники бирмингемского Музея естествознания. Кто-то может выразить удивление, что Бирмингем, один из главных индустриальных центров Великобритании, и уж конечно никак не Мекка для интеллектуалов, обладает одной из наиболее важных и полных коллекций параллельных растений в мире. Однако, мы должны иметь в виду, что угольные пласты этой местности давно сделали Бирмингем великим сталеплавильным городом, и вполне логично, что экономический интерес к природным ресурсам, которые лежат просто под поверхностью земли, должен привлечь те науки, которые также драматично развивались в течение восемнадцатого и девятнадцатого столетий, и были тесно связаны со стремительным прогрессом технологии во время Индустриальной Революции. Открытие важных отложений, содержащих окаменелости, стимулировало палеонтологические исследования в этой области, а они, в свою очередь, привлекли зоологов, ботаников, и, в конечном счёте, студентов паработаники вроде Уэллса и Джозефа Миддлтона. Культурное развитие города, конечно, не останавливалось, и Бирмингем обзавёлся большим университетом, муниципальной галереей искусств и симфоническим оркестром.

Уже в самом начале многие богатые промышленники были осведомлены о том, что их экономические чудеса, воплотившиеся за счёт рабочего (или, скорее, трудящегося из последних сил) класса, становились причиной усиливающегося негодования, и они поняли, что среди интеллектуальной элиты страны их люди смотрелись без особой симпатии. Поэтому они искали способы приложить свои имена к предприятиям высокого культурного и морального престижа, которые в то же самое время не были слишком удалёнными от сферы их непосредственных интересов.

Идея насчёт важного музея естествознания, специализирующегося на подземных науках, была предложена в 1896 году сэром Освальдом Оттертоном на историческом собрании Угольного Клуба, и несколькими годами позже она стала воплощённой причудой. Щедрые пожертвования были увековечены для благодарной публики на памятных табличках, которые выстроились в ряд у входа в каждый зал. Зал параллельной ботаники первоначально финансировался сэром Джонатаном Ховерли, что должным образом увековечено на солидной плите чёрного мрамора.

Табл. XVIII Катачекский Protorbis

Зал имеет соответствующие размеры, приблизительно десять метров на пять; на одной стороне два больших окна, через которые открывается вид на парк, где деревья всех известных видов, каждое из которых несёт своё имя и название, застыли, словно на покрытой травой сцене в середине ботанической комедии Сэмюэля Бекетта. По сравнению с ними параллельные растения, размещённые вдоль других стен и в трёх центральных витринах, кажется, каким-то волшебным образом нашли своё естественное окружение. Возможно, это имеет место потому, что окружение столь явственно музейное, слегка вне времени и изолированное от заурядной суматохи мира. Выдающимися по размеру являются большие листья Camporana, трёхметровой высоты, которые доминируют в зале в центре длинной стены; модель Giraluna gigas, бронзовая копия самого маленького растения в группе леди Изобель Миддлтон, которая была пожертвована музею Мессенсом, который руководил реконструкцией группы (ныне в Британском Музее); и три так называемых ствола Solea, предоставленные для выставки Laboratorio delle Campora.

Ближняя к входу витрина содержит разнородное собрание важных документов, включая известное письмо от Джакопо делла Баркаччии (пожертвованное итальянским правительством), записи Малгуэны относительно Sigurya, камера с полиэфимерольной линзой, которая позволила Нортону фотографировать Giraluna из Тампалы, и маленькую скульптуру г-жи Арп, которая идентична гипсовой модели Artisia, выставленной рядом с ней. Витрина в дальнем конце содержит фрагменты окаменелостей, конкреций и отпечатков, а также маленькую коллекцию семян, плодов, фрагментов ложнокоры и других парамиметических объектов, пожертвованная сэром Джоном Эверстоном.

Центральная витрина, которая вместительнее, чем другие, содержит такое сокровище, как Protorbis minor из экспедиции Миддлтона. Она оборудована специальной системой освещения, предназначенной для того, чтобы показать трёхмерность растений, поскольку при обычном освещении, закреплённые в своих пластмассовых кубах, они склонны терять то проявление массивности, которое характерно для всех разновидностей Protorbis. Коллекция состоит из двенадцати очень похожих экземпляров, почти все в превосходном состоянии.

Особенно красивый образец — тот, который леди Изобел Миддлтон окрестила «Удачей новичка», потому что он был первым из того, что она нашла. Его общая высота — восемь сантиметров, и шляпка довольно неправильной формы, диаметром приблизительно равна высоте растения. Его чёрный цвет определенно более чёрен, чем цвет любого из других образцов в витрине. Растение создаёт впечатление того, что находится в объятиях черноты, словно ночь, которая однажды скрыла его, всё ещё цепляется за него, словно матовая кожа.

Эта бесконечная чернота Protorbis, и особенно бирмингемского P. minor, стала одной из наиболее интересных и оригинальных особенностей лекции, данной Нортоном в Угольном Клубе и частично опубликованной в ежегодных Протоколах Клуба. По Нортону, чёрный цвет P. minor — это ne plus ultra среди цвета параллельных растений. Чтобы почувствовать его во всей полноте и бросить беглый взгляд на его значение, мы должны пересмотреть в полном объёме наши отношения с внутренней стороной вещей. «Мы не признаём того, — сказал Нортон, — что есть различие между внутренним и внешним ландшафтом, и мы склонны переносить на внутренний мир вещей их освещённую солнцем оболочку как она есть, без изменения, нелепо освещённую несуществующим светом. Таким образом мы воображаем внутренность нашего тела: многоцветный пейзаж, в котором кроваво-красный и желчно-зелёный смешиваются на палитре, и только это является достаточно знакомым. Мы можем только предполагать, что мог бы быть чёрный орган, чтобы понять, что Сатана обладал нами, и что только наиболее сильный сеанс экзорцизма когда-нибудь вернёт свет дня нашим жизненно важным частям. Если любой, кто видит внутреннюю часть вещей как непроницаемую темноту, рискует получить диагноз неизлечимо депрессивного больного, то, пожалуй, наш истинный невроз состоит в отсутствии у нас способности видеть и принимать вещи такими, какие они есть в действительности».

Нортон продолжает рассказ о том, как, будучи в Индии, он научился думать о внутренней стороне вещей, не причиняя насилия их целостности, как он сумел думать о своих собственных наиболее ценных органах, лёгких, сердце и печени, как о чёрной плоти, погружённой в чрезвычайную черноту его тела, и не ощущать дискомфорта от этой мысли. И затем, однажды, он вдруг понял черноту Protorbis. «Достаточно логично, — написал он, — что растения, у которых нет никакой настоящей и характерной сущности, а только экзистенциальный континуум, ограниченный исчерпанием их собственной формы, не должны иметь внешности, подобной внешности других вещей на земле. Внешняя сторона, которую мы видим в их случае — это не своеобразная обёртка, которая содержит, скрывает и защищает несуществующие огни и цвета, а просто видимый предел их внутренней темноты. Они являют себя нам во всей своей полной наготе, точно показывая нам, каковы они в действительности».