Владимир Успенский - Первый президент. Повесть о Михаиле Калинине

• Название: Первый президент. Повесть о Михаиле Калинине
• Автор: Владимир Успенский
• Издательство: Политиздат
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1975

В книге рассказывается о революционной деятельности М.И. Калинина, его участии в революционных событиях 1917 года, в становлении Советской республики, участии в гражданской войне, государственной деятельности в качестве председателя ВЦИК, ЦИК СССР, Верховного Совета СССР.

---

- Калиныч?! - услышал он знакомый голос. Повернулся. К нему устремился пожилой человек в черной шляпе, в пальто, с красным бантом на груди. - Доброго тебе утра, Калиныч!

- Сила Семенович, ты?

- Как видишь!

Они обнялись, и Михаил Иванович почувствовал: словно обручем сковало его плечи. Значит, по-прежнему крепок старый путиловец!

- Ты уж не в пушкарях ли, Сила Семенович?

- На съезде Советов тут. Завод послал. А у пушек сын мой, в тяжелом дивизионе трактор водит. Ты его помнить должен.

- Как же, помню. Шустрый мальчонка был, все в сарае на твоем верстачке мастерить пробовал. Ты его токарем собирался определить.

- Токарем и работал. А на службу забрали - дальше пошел. Броневик научился водить, трактор, - в голосе Силы Семеновича звучала гордость.

- Соблюдает, значит, семейное правило?

- Да уж, сам знаешь, у нас испокон веков все по железу...

Это Михаилу Ивановичу было известно. Еще в тысяча восемьсот девяносто шестом году, едва пришел на Путиловский завод, встретился он с Силой Семеновичем Штыревым. Приметный был человек. Вроде бы и невысок, и грудь не очень широкая, а мускулатуру имел стальную. Руку пожмет - вскрикнешь. Одевался всегда хорошо, аккуратно. Держался независимо, знал себе цену.

На заводе в ту пору девять десятых рабочих, если не больше, только привыкали к машинам, к железу, недавно придя из деревни. А Сила Семенович - рабочий потомственный. Его прапрадеды еще в петровские времена в кузнецах состояли, еще при Екатерине славились Штыревы своим мастерством. Передавалось оно из поколения в поколение вместе с именами. Сила и Семен - других в кузнечной династии Штыревых не признавали.

- Семена-то посмотреть хочу, - улыбнулся Михаил Иванович.

- А ты, Калиныч, не забывай, навещай. И на заводе есть о чем потолковать, и дома у нас ты гость желанный.

- Спасибо, обязательно выберусь!

На площади возле Смольного Михаилу Ивановичу попался извозчик. Велел ехать на Выборгское шоссе, устроился на потертом сидении. Очень обрадовала его встреча с Силой Семеновичем и рассказ о Семене. Вот какая поросль поднялась в рабочей семье. Надежный и головастый, видимо, парень. Можно сейчас спокойно отправляться домой, отдохнуть хоть немного. Молодой Семен Силыч со своей грозной пушкой никакого врага к Смольному не подпустит...

Расплатившись с извозчиком, Михаил Иванович позвонил в знакомую дверь. Жена бросилась ему па шею, одновременно и смеясь и всхлипывая:

- Живой, здоровый! Наконец-то! Чего только не передумала! Ночью очень громко стреляли! А я боялась: в тебя, в тебя!

- Мимо, мимо, - засмеялся он, гладя ее волосы. Катя и причесаться успела, и платье надела праздничное, с буфами, которое ему особенно нравилось. Даже воротничок кружевной. Будто только и делала, что готовилась к встрече с мужем, будто совсем не ее забота стоять в очередях, топить печь, стирать, убирать...

- Все уже? - спрашивала она, заглядывая ему в глаза. - Вот так, сразу?

- Представь себе. Практически мы взяли власть бескровно.

- Надолго домой?

- Вечером второе заседание съезда.

- Тебе обязательно? Теперь ведь забот меньше...

- Что ты! - сказал он, засучивая рукава рубашки. - У меня такое сейчас представление, что впереди огромное бескрайнее поле, заросшее бурьяном и мелколесьем. С болотами. Их надо осушить, поле надо раскорчевать, расчистить...

- Да уж, без этого ты не можешь.

- Без чего?

- Ни единого часа без работы не посидишь, - сказала она, радостно улыбаясь.

Глава третья

1

Дом № 33 по Невскому проспекту - здание весьма приметное, с большими окнами, с высокой, похожей на каланчу, башней, которую венчает островерхий шатер. Очень знакомо Михаилу Ивановичу это здание, много раз бывал он в нем как гласный Петроградской городской думы. А сейчас впервые перешагнет порог как новый председатель городской управы, как городской голова, «хозяин столицы».

Калинин задержался на тротуаре, чиркал спички, прикуривая. Заместитель наркомпрода Мануильский, вызвавшийся помочь Михаилу Ивановичу утвердиться на новом посту, улыбнулся понимающе:

- Волнуетесь?

- А как же иначе, Дмитрий Захарович?

- У вас же опыт работы в Лесновской управе...

- Короткий опыт-то. Да и что сравнивать: там небольшой окраинный район, а здесь весь Петроград. Два миллиона человек, хозяйство сложное. И не дадут мне работать спокойно, будут палки в колеса вставлять.

- Да, на теплые объятия надежды нет.

Они молча постояли, словно накапливая силы перед схваткой. Михаил Иванович мысленно перебирал события, связанные с его новой должностью. О том, что Петроградская дума не поддержит революцию, он говорил с самого начала, с момента вооруженного восстания. Больше того, дума заняла позицию, резко враждебную новой власти. Она пыталась выступить в роли единственно законного органа, который господствует в столице, установила связь с иностранными дипломатами. 29 октября, когда в Питере вспыхнул контрреволюционный мятеж юнкеров, городской голова Шрейдер заявил, что все посольства признают только документы, подписанные лично им.

Не удался мятеж юнкеров - Шрейдер затеял новую авантюру, решил собрать общероссийский съезд представителей городских и земских самоуправлений, сколотить организацию, которая повсюду на местах взяла бы власть в свои руки. Не давала покоя Шрейдеру мысль свалить Советы и самому стать во главе государства.

Однако на «Всероссийский собор» прибыло лишь десятка два делегатов - сорвалась и эта попытка. Но в стенах городской думы вынашивались новые планы. От Шрейдера и его компании тянулись нити к группам эсеровских террористов.

Петроградская городская дума превратилась в явно контрреволюционную организацию. И, занявшись борьбой против Советов, дума совершенно прекратила ту работу, для которой, собственно, была создана. Разрушалось городское хозяйство, редко ходили трамваи, с перебоями действовал водопровод, а думцам было не до этого - они занимались высокой политикой.

11 ноября в Смольном собрались гласные-большевики, чтобы обсудить создавшееся положение. Общее мнение было таково: дума полностью разоблачила себя. Нельзя дальше проявлять мягкость по отношению к ней, пора принимать меры. На том и порешили. Совет Народных Комиссаров издал декрет, в котором говорилось, что старая дума считается распущенной и будут проведены новые выборы.

Состоялись они через две недели. Из двухсот гласных, получивших доверие жителей города, сто восемьдесят восемь были большевиками. На первом своем собрании они избрали городскую управу, председателем которой выдвинули Калинина. Однако Шрейдер и его компания правомерность новых выборов не признали и по-прежнему продолжали заседать на Невском в здании с башней-каланчой...

- Время, - напомнил Мануильский.

Михаил Иванович бросил окурок и решительно направился в парадное. Отдал гардеробщику пальто, одернул френч. Зачесал назад волосы, прислушиваясь к гулу голосов, долетавшему из зала заседаний.

Он вошел - и сразу воцарилась глубокая тишина. По этой тишине, по хмурым лицам Калинин понял: гласные все знают и приготовились к встрече с ним. Ну, что же: выдержка еще никогда, кажется, не подводила его.

Мануильский остался в зале, а Михаил Иванович поднялся на трибуну. Сказал спокойно и веско:

- Я, избранный на основании всеобщего равного голосования петроградским городским головой, прошу вас сложить свои полномочия и оставить помещение.

Он ждал негодующих криков, ругани, топота. Но зал разразился смехом - злым, оскорбительным, надменным хохотом. Это был прием, рассчитанный на неожиданность, заранее обдуманный Шрейдером. И прием подействовал.

Михаил Иванович был обескуражен. Он умолк, не зная, что еще можно сказать гогочущему залу. Сквозь смех прорывались крики:

- Смотрите, какой голова! Смотрите!

- Из грязи!

- Фабричный!

- Глупость! Глупость! Глупость! - ввинчивался в уши пронзительный голос.

Калинин слушал издевательский хохот, и злость наполняла его.

- Господа! - он нарочно назвал их так. - Вы рано хохочете, господа! Пословица говорит: хорошо смеется тот, кто смеется последним.

Он резко повернулся и вышел из зала, в котором стало вдруг так же тихо, как и при его появлении. Думцы, разом отрезвев, недоумевающе глядели друг на друга. Неужели это они только что вопили и хохотали, вели себя как глупые подростки, вместо того, чтобы поговорить, разобраться? Недоброжелательно, с опаской косились они на улыбавшегося Мануильского, однако выдворить его никто не решался. Он гласный думы, имел право присутствовать на всех заседаниях.

Между тем Калинин прошел в кабинет городского головы. Окинул взглядом просторную комнату с длинным столом: бумаги, придавленные массивным пресс-папье, пепельница, подсвечник. Вокруг стола тесно сдвинуты стулья. Среди них выделялось кресло с высокой спинкой, в котором любил сиживать респектабельный, тучный Шрейдер.