Альберто Моравиа - Римские рассказы

• Название: Римские рассказы
• Автор: Альберто Моравиа
• Жанр: Проза

---

- Джиджи, что ты наделал? Зачем ты сделал это?

Я отвечал, пока меня тащили в участок:

- Я испугался... Лучше в тюрьму, чем в больницу.

Тем временем хозяину отдали его деньги, и он, добрый

человек, стал просить:

- Отпустите его, это он в припадке был.

А я:

- Нет, нет, отведите меня, пожалуйста, в участок... Мало ли что может случиться!

Загородная прогулка

Прогулки по окрестностям Рима? Сплошное мучение! Чтобы объяснить вам, что такое прогулки по окрестностям Рима, я расскажу о последней поездке, которую мы, пятеро друзей, совершили несколько дней назад, в воскресенье. Признаюсь, главной ошибкой было то, что поехали только мужчины и ни одной женщины. А уж известно, что мужчины в таких случаях легко теряют над собой контроль, особенно если выпьют лишнее, как это и было в тот раз, и весь день проходит в ругани, криках, потасовках, так что к вечеру жалеешь, что ввязался в это дело. Кто был в это воскресенье? Да вся наша компания из бара на площади Мастаи, кроме Амилькара, который должен был тренироваться перед состязанием боксеров веса пера. Тут был Алессандро, высокий и толстый буфетчик с сальными волосами, которые блестят, как напомаженные, за что его и прозвали "Фиксатуаром"; белобрысый Альфред, прозванный "Бритвой" за то, что никто не может его переспорить, если дело касается спорта, - кого хочешь отбреет; бесноватый Теодоро, служащий гаража, по кличке "Гол" - он орет громче всех, когда мяч попадает в ворота; Уго, сын владельца бара, на машине которого мы поехали, и я. Мы тронулись с площади Фламинио около одиннадцати страшно веселые и все точно с цепи сорвались.

- Куда махнем? - спросил Уго.

- Куда глаза глядят... - ответили мы. - Езжай просто так, без маршрута...

Машина была небольшая, и впятером там было тесно, тем более что Алессандро и Теодоро - ребята не из тощих; поэтому сразу же началась возня, пошли пинки, тумаки и прочие шуточки. Уго, паренек с бледным и хитрым лицом, на вид само спокойствие, после моста Мильвио вдруг погнал с бешеной скоростью, догоняя и перегоняя одну за другой все машины. А машины попадались самые разнообразные: малолитражки, в которых ехали только мужчины; небольшие машины, битком набитые женщинами и ребятишками; шикарные американские автомобили, просторные, как вагоны, такси, старые деревенские тарахтелки. Всякий раз, поравнявшись с машиной, которую мы обгоняли, мы высовывались из окошек и принимались строить рожи и потешаться над теми, кто в ней ехал, получая огромное удовольствие при виде их сердитых или изумленных лиц. В этой забаве больше всех отличался Теодоро; надо было его видеть, когда он орал, как на матче, "Гол!", высунувшись из окошка, с багровым лицом и вздувшимися от натуги жилами на шее. Но самые меткие и злые словечки отпускал Бритва.

Весело нам было и потому, что день был действительно чудесный. В чистом небе лишь изредка проплывало белое облачко, как бы напоминая, что теперь весна, и все кругом было покрыто той нежной, пышной, словно пенистой майской зеленью, которая приводит на память парное молоко, и у вас чуть ли не появляется желание стать коровой, чтобы только уткнуться лицом в эту муравушку. Когда мы на минуту остановились, чтобы взглянуть на дорожную карту, Теодоро нашел выход обуревавшим нас чувствам, повалившись на высокую, свежую, покрытую росой траву и задрав кверху ноги, как осел в пору любви; поднялся он под наш дружный хохот весь мокрый и растрепанный, выплевывая набившийся в рот клевер. Так, смеясь и дурачась, миновали мы развилок Изола Фарнезе и добрались до дороги, ведущей на Браччано. Было уже около полудня, и Алессандро предложил отправиться к озеру поесть рыбы.

Сказано - сделано: поехали по дороге, которая ведет на Ангуилларе. Но вот за поворотом нам загораживает путь катафалк - черная машина с позолотой, высокая, как дом, без цветов и провожающих; должно быть, она ехала за покойником в Браччано. Дорога была не асфальтированная, и из-под трясущегося черного ящика вздымалось облако белой пыли. Уго, конечно, засигналил, чтоб нас пропустили, но не тут-то было: никакого внимания, как будто это не клаксон заревел, а флейта пискнула. Катафалк двигался медленно, как на прогулке, и мы кашляли и чихали от пыли. Уго, отличный водитель, несколько раз пытался обойти проклятый фургон, но тогда тот перемешался на середину дороги, прижимая нас к стене или к изгороди и угрожая раздавить. Шофера мы не видели, но уж, конечно, он был нахал и стервец; его характер проявлялся в том, как он вел машину. Между тем пыль по-прежнему летела нам в лицо, обволакивая нас облаком, сквозь которое мелькал желтый крест на черном гробу. Мы все просто надрывались от крика, а Уго, можно сказать, не снимал руки с клаксона. Больше всех выходил из себя Теодоро:

- Могильщик проклятый, падаль! - кричал он водителю катафалка.

Но тот притворялся глухим. Наконец, на одном повороте Уго видит, что можно проскочить по обочине, прибавляет скорость и обгоняет катафалк. Мы все высунулись в окна посмотреть на шофера. В кабине сидели двое, и физиономии у них были невозмутимо спокойные. Один вел машину, другой ел батон. Надо было видеть, как орал Теодоро:

- Могильщик, падаль, подлец, хам!

А тот, что уплетал батон, спокойно сказал, указывая на гроб у себя за спиной:

- Не желаете ли? Место свободное...

Мы промчались еще с километр, но у переезда нам пришлось остановиться; немного погодя подъехал и катафалк. Те двое вылезли, из нашей машины вышли Алессандро и Теодоро, и вот эти четверо встретились носом к носу перед шлагбаумом.

- Отвечайте, вы что, не слышали гудка?

- Но мы же вам давали дорогу не знаю сколько раз.

- Да когда ж это было? Могильщик!

- Ну, ну, потише!

- А что, скажешь, не могильщик? Да вдобавок еще мошенник!

- Негодяй!

В общем наговорили друг другу много любезностей, но рукам воли не давали: как известно, римляне на словах храбрее, чем на деле. Между тем поезд проехал, шлагбаум поднялся и парни с катафалка, оказавшись попроворнее нас, проскочили вперед и опять, как и раньше, поехали посередине дороги.

- Знаете что, ребята? - сказал Уго у одного перекрестка. - Бог с ней, с рыбой, поедем закусить куда-нибудь еще.

Сказано - сделано. Мы свернули на пустынную проселочную дорогу и спокойно поехали дальше.

Какая тишина, какой мир и покой кругом! На дороге ни души: по одну сторону, под живописной красной скалой, поросшей лесом, бежал по камням ручей, по другую, зеленея всходами, до самого горизонта тянулись поля. Мы примолкли, как будто задумавшись о чем-то. Наконец Теодоро выразил общую мысль, крикнув неожиданно:

- Жрать хочется!

В самом деле, мы были голодны, и тут, как по сигналу, все сразу заговорили о еде. Кто принялся расхваливать спагетти с чесноком и оливковым маслом или с мясной подливкой, кто - жареного козленка только что из духовки или бараний бок, кто - просто деревенскую булку, свежую, хрустящую, из чистой пшеничной муки. Разыгравшийся аппетит делал нас красноречивыми; мы чуть не перессорились, обсуждая, что будем есть. Но вот на повороте дороги мы увидели указатель и прочли название деревни, которую искали: Марчано.

Она стояла на вершине скалы. Высокие черные дома издали были похожи на крепостные стены. Обогнув эту крепость по дороге, кружившей у подножья скалы, мы въехали в ворота и оказались перед узкой и темной улочкой, поднимавшейся в гору между домами бедняков. Мы вскарабкались вверх по этой улочке и выехали на пустынную площадь, окруженную большими старинными домами, с фонтаном для водопоя посредине. Ни лавки, ни бара, ни кино словом, ничего. "Я что-то не вижу траттории", - сказал Уго, объезжая площадь.

К фонтану направлялся крестьянин с мулом на поводу; мы спросили у него, где тут можно поесть. Он молча указал на какой-то переулок. Уго тут же свернул в него, и через минуту мы оказались на маленькой площади, мрачной, как колодец: там на двери одного дома действительно была прибита дощечка с надписью "Остерия". Мы с облегчением вылезли из машины, и кто-то сказал:

- Видите, здесь есть садик, и мы можем закусить на свежем воздухе.

Но войдя в дом, мы очутились в длинной комнате с низким потолком, темной и затхлой. Здесь стояли три скамейки и три грубых стола и больше ничего. Ни стойки с бутылками, ни календаря на стенке, ни даже рекламы газированной воды. Мы стали звать хозяев, хлопать в ладоши; открылась дверь - и вошла, с трудом неся свой живот, беременная женщина, по меньшей мере на шестом месяце, в черном платье, с недоверчивым и недовольным желтым лицом, не предвещавшим ничего хорошего.

- Что у вас можно поесть?

- Ничего нет... Уже поздно.

- Может, кусок мяса найдется?

- Мясная закрыта... Разве немного овечьего сыра.

- А спагетти?

- Могу сварить, но придется подождать, огонь уже потух... И потом у меня нет ни масла, ни томата.

Бритва выступил вперед и развязно сказал:

- Ну, ну, мамаша, вы что, боитесь, что мы не заплатим?