Алексей Садиленко - Мстители

• Название: Мстители
• Автор: Алексей Садиленко
• Издательство: Дальневосточное книжное издательство
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1965

---

— А ну, пляши!

Но писем не было.

Прошел месяц, другой… За окном расцвела и отцвела верба. Вместо ландышей, которые стояли на тумбочках, теперь алели тюльпаны…

В палату вошла сестра и негромко, чтобы не нарушить покой больных, произнесла:

— Аня, вам письмо…

Чужие руки вскрыли конверт, поднесли листок голубоватой бумаги к самым глазам.

— Я сама, — запротестовала Аня и пальцами здоровой руки стиснула письмо.

Поначалу она не разобрала ни строчки. Все они расплывались оттого, что смотреть на них приходилось сквозь слезы, застилавшие глаза.

«Моя родная, — писала мама, — если бы ты только знала, как я счастлива, что нашла тебя, если бы ты только знала… Ты одна у меня осталась, одна, совсем одна, потому что Женя…»

Письмо упало на одеяло. Аня судорожно глотнула воздух и потемневшими от горя глазами уставилась в белый потолок госпитальной палаты.

Потом рука ее опять потянулась к письму:

«Не плачь, не плачь, пожалуйста. Я наплакалась вдоволь — и за тебя и за себя. Нам с тобой во что бы то ни стало надо выжить. Хотя бы потому, что мы очень нужны одному хорошему человеку — твоему отцу. Он в Свердловске. Спросишь, почему? Потому же, почему ты сейчас лежишь в госпитале. Но если ты пишешь, что раны твои пустяковые (во что я все-таки не очень верю) — ему этого писать просто невозможно. Не плачь, а прими правду мужественно, как и подобает человеку, знакомому с войной не понаслышке, — твой отец обгорел в танке и ослеп…»

Аня не заметила, как к ее кровати подошел «обход» — хирург и сопровождающие его врачи и сестры.

— Ну, у этой малышки скоро все боли пройдут! — весело сказал хирург. — Вот мы сделаем ей еще одну операцию…

— Делайте, что хотите делайте, только скорее! Скорее! — Аня тяжело дышала. — И не надо меня обманывать! Я вижу — с рукой дело плохо, но вы делайте с ней что хотите, только скорее! Мне нужны здоровые руки.

Она терпеливо перенесла еще одну операцию и еще одну, но рука по-прежнему была безжизненной — пальцы упрямо не хотели шевелиться, и хотя с ногой дело обстояло хорошо (она быстро подживала), Аня все чаще хмурилась, все реже отвечала на шутки товарищей по палате.

Приходил госпитальный комиссар, спрашивал:

— Худо? — И сам себе отвечал: — Худо.

Однажды он молча остановился возле ее кровати, вынул из кармана халата какой-то комочек.

— Пластилин. И знаешь где нашел? В Большом театре…

Аня потянулась больной рукой к сероватому шарику, попробовала стиснуть его в пальцах, но пальцы оставили на мягкой поверхности лишь слабые отпечатки.

— Не сразу Москва строилась, — улыбнулся Балабай. — Потихоньку-полегоньку, и рука разработается, обязательно разработается…

— А мне не надо потихоньку-полегоньку. Я хочу быстро.

— Что же, тренируйся чаще, настойчивей — добьешься своего.

— Спасибо.

— Пожалуйста.

Если теперь в поздний час сестра входила в палату, где лежала Аня Малых, она не удивлялась, заметив, что девушка спит, зажав в руке кусок пластилина. Сестра уже привыкла к тому, что, превозмогая усталость, эта юная партизанка с утра до ночи мяла в руке пластилиновые шарики. Лишь однажды она оставила свое утомительное занятие.

Это случилось в тот день, когда в партизанский госпиталь пришли Председатель Президиума Верховного Совета Украины товарищ Гречуха, начальник Украинского штаба партизанского движения генерал-лейтенант Строкач и сопровождавшие их офицеры.

В клубе собрались выздоравливающие и ходячие раненые. В полной тишине товарищ Гречуха зачитал Указы Президиума Верховного Совета о награждении. Генерал Строкач взял в руки первую коробочку с орденом. Из рядов, поднявшись с помощью костыля, к нему вышел раненый партизан.

— Поздравляю вас, дорогой товарищ…

— Служу Советскому Союзу!

Новая коробочка с орденом в руках генерала:

— …Орденом Отечественной войны первой степени награждается…

И опять шевелятся ряды, пропуская вперед своего товарища…

Затем приехавшие прошли по палатам тяжелобольных.

— За выполнение специального задания в тылу врага и проявленные при этом героизм и мужество… награждается… — прочел над Аней неторопливым голосом невысокий плотный человек, наклонился и поцеловал ее в щеку. — Выздоравливай, дивчина, выздоравливай! Выздоравливай, дочка!

Три красные коробочки легли Ане Малых на грудь, легли рядом с пластилиновым мячиком. В коробочках посверкивали ордена Красного Знамени, Отечественной войны II степени и медаль «Партизану Отечественной войны».

Сестре запомнился взгляд девушки, какой она устремила на свои награды: он выражал сдержанную радость.

Глава XIX ОПЯТЬ — ВЫХОДЕЦ…

Наступило и исчезло то мгновение, когда весна вдруг переходит в лето. В палате чаще распахивали окна — и тогда в нее врывался слабый ветерок, пропахший липовым цветом.

По вечерам ходячие грудились у подоконников, ожидали, когда же загремит салют в честь очередной победы Советской Армии. Салюты в то знойное лето сорок четвертого гремели над Москвой довольно часто, радуя и отогревая человеческие сердца.

Аня Малых подолгу простаивала у окна вместе с другими. Она уже давно ходила и при желании могла даже немного бегать. Только бегать ей не хотелось — на душе было по-прежнему смутно. А все — рука. Из-за этой вот руки комиссия распорядилась отправить ее в санаторий, в Сочи. Дорога предстояла длинная, скучная… И вдруг однажды Аню поразила простая мысль: чтобы проехать в Сочи, нужно миновать Киев.

Эта мысль заставила Аню рассмеяться, вызвав недоумение окружающих людей.

— Что с тобой, Анка? — поинтересовались раненые.

— Так! — загадочно ответила она.

За этим «так» укрывалось многое, и главное: именно в Киеве расположился украинский партизанский штаб…

— Отдыхай, поправляйся, кушай фрукты, — напутствовал ее Балабай, подсаживая в машину.

— Буду, буду кушать фрукты! — весело поблескивая глазами, уверяла она комиссара.

Но прежде чем помчаться на Киевский вокзал, она решила заехать к себе на старую квартиру, так, на всякий случай…

Тихо, медленно прошлась по пустым комнатам, стерла пыль с фотографии Женьки, сунула ее в свой вещмешок. Поискала и нашла снимок, где мать и отец, обнявшись, хохотали, глядя в объектив аппарата. Загорелые, на море… В то время, когда у отца были синие, удивительно синие глаза и он видел все: море и маму, Женьку и ее, Аню…

«Ничего, ничего», — про себя приговаривала Аня, спускаясь по лестнице. Ее брови были строго сдвинуты, и в эту минуту опа уже меньше всего походила на девочку, хотя, собственно, и оставалась ею — Ане Малых шел восемнадцатый год.

Втиснувшись в переполненный вагон, забравшись на самую верхнюю, багажную полку, она всю ночь не сомкнула глаз. Она придумывала самые сильные аргументы для того, чтобы убедить пока неизвестных ей людей в том, что вовсе ей не нужен санаторий. Воевать ей нужно! Вместе со всеми! У нее же опыт, у нее ж — знания!

Однако в партизанский штаб Аня не попала. Едва она сошла на перрон в Киеве, как услыхала крик:

— Аня!

Ее обнял, стиснул в крепких объятиях Степан Горобец.

— Ну как? Что? Откуда? Из госпиталя?! Ну, как? Ничего? А ребята-то наши уже в Чехословакии воюют! В Польше! А ты куда собралась сейчас топать? В штаб? Да к чему? А про наши курсы — забыла? Тут, недалеко, в пригороде! А начальником знаешь кто? Выходец! Все он же! Ну, прости, бегу, мне на самолет. Куда? Там скажут!

Аня немного постояла в раздумье, потом обратилась к прохожему с вопросом:

— Скажите, как тут на пригородный поезд попасть?

Встреча с Выходцем была сердечнее, чем предполагала девушка. Полковник долго держал ее руки в своих и все удивлялся, чуть-чуть печально улыбаясь:

— Жива, значит? Значит, жива…

Она рассказала ему о своей жизни в партизанском отряде, а он много, сильно затягиваясь, курил.

— Видишь ли, девочка, — проговорил он, когда Аня умолкла, — вряд ли тебя можно к нам зачислить. В штабе да это не дадут добро. Все-таки тебе самое время долечиться в санатории. Но если уж ты так решила и в санаторий не желаешь — я попробую что-нибудь для тебя придумать.

На другой день Аня была зачислена укладчиком парашютов.

Кавказскому солнцу так и не довелось обласкать своими лучами худенькую большеглазую девушку, которая стыдливо прятала от чужих глаз свою покалеченную руку.

Тихими, золотыми от заката вечерами девушка бродила по Киеву, и встречные с почтением и легким недоверием поглядывали на боевые награды, украшавшие ее темное форменное платье со скромными сержантскими погонами.

Глава XX «ПОНИМАЮ, СОГЛАСНА»

Здание партизанских курсов чуть белело среди листвы старых деревьев. Разумеется, здесь не звенели звонки. Здесь всегда было тихо и даже не очень многолюдно. О курсах знали лишь те, кому нужно было знать. Посторонний же вряд ли мог догадаться, какое учреждение расположилось в просторном доме. И посторонний вряд ли догадывался о том, что парни и девчата, изредка прогуливающиеся за оградой, готовили себя для суровой борьбы.