Абу Мухаммед Али Ибн Хазм - Средневековая андалусская проза

• Название: Средневековая андалусская проза
• Автор: Абу Мухаммед Али Ибн Хазм
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Древневосточная литература

Сборник включает произведения разных жанров, созданные в X—XV вв.: «Ожерелье голубки» Ибн Хазма и «Повесть о Хаййе ибн Якзане» Ибн Туфейля, ранее уже издававшиеся, и рассказы и хроники разных авторов, впервые публикующиеся на русском языке.

Философская притча о смысле человеческого бытия, трогательные любовные истории и назидательные поучения, рассказы о поэтах и вазирах, воителях и правителях — все это найдет читатель в книге, которая в первый раз столь полно познакомит его со средневековой прозой арабской Андалусии.

---

Я сказал еще:

Меня надежда посетила, и к ней протягивал я руку,
Она, однако, ускользнула, стремясь к небесному чертогу.

Я полагал, что пребывает она среди светил небесных,
Как будто бы не приближалась надежда к моему порогу.

И мне завидовали прежде, как я завидую сегодня;
Другим надежды подававший, надеюсь нынче понемногу.

Людьми насмешливо играет судьба в своем коловращонье;
Благоразумный в этой жизни готов к плачевному итогу.

Затем следует разрыв из-за неприязни или ненависти, и тут уж не помогут никакие советы, ухищрения, и великими становятся бедствия. И тот, кого поразила такая беда, пусть присматривается к возлюбленной и стремится к тому, что приятно любимой, и надлежит ему избегать того, что, как он знает, любимой неприятно. Иногда это смягчает любимую к любящему, если любимая из тех, что знает цену согласию и желает его, а кто не знает цены этому, того невозможно уже вернуть, — напротив, твои добрые дела для него лишь проступки. И если не может человек вернуть любимую, пусть стремится он к забвению и пусть взыскивает со своей души за беды свои и неудачи. Я видел человека с таким свойством, и скажу об этом отрывок, который начинается так:

Когда бы насмешница-смерть ему наконец пригрозила,
Он молвил бы: «Лучше б меня давно поглотила могила!»

Неужто виновен я в том, что гнал к водопою верблюдов,
А по возвращенье меня беда тяжело поразила?

Что солнцу до жалких слепцов, которые солнца не видят
И мыкаются в темноте, не зная дневного светила!

Я говорю:

Разлука после встречи тяжелее,
По возвращенье милая милее!

Так после бедности богатство слаще
И сразу после счастья горе злее.

Я говорю еще:

Ты вся передо мной двоишься, природа у тебя двойная,
Но утверждать я не решаюсь, что ты привержена обману.

Твой нрав настолько переменчив, день ото дня ты так различна,
Что думается мне порою, ты подражаешь ан-Нуману[45],

Который через день менялся, то милостив, то беспощаден,
Как будто бы непостоянство пристало княжескому сану.

Не мне твой день благоприятный, по-видимому, предназначен;
В мой день злосчастный ты сердита и нанести мне рада рану.

Но неужели непонятно, что, даже раненный тобою,
Я на твое расположенье надеяться не перестану?

Я скажу еще отрывок, где есть такие стихи:

Все прелести в тебе, как жемчуг в ожерелье,
И пробуждаешь ты в душе моей веселье;

Твой светлый лик — звезда, сулящая мне счастье;
Откуда же тогда смертельное похмелье?

И еще скажу я поэму, которая начинается так:

Что такое наша встреча: расставанье боязливых
Или в час благословенный воскресенье справедливых?

Что такое разлученье: кратковременная кара
Или вечное проклятье для безумцев нечестивых?

Напои, Аллах, прохладой дни, минувшие в блаженстве,
Бесподобные подобья лилий гордых и стыдливых,

Лепестки которых — ночи в колдовском благоуханье,
Сокращающие с жаром жизнь любовников счастливых.

Упоительную близость мы вкушали беззаботно,
Как бы дней не замечая, безнадежно торопливых.

И пришло другое время: верность, кажется, сменилась
Вероломною изменой и пустыней дней тоскливых.

Не отчаивайся, сердце! Время, может быть, вернется,
Обернется к нам былое, приголубив сиротливых.

Возвратил же Милосердный Омайядам власть былую;
Ты, душа, в невзгодах помни, что Аллах за терпеливых.

В этой поэме восхваляю я Абу Бакра Хишама ибн Мухаммада, брата повелителя правоверных Абд ар-Рахмана аль-Муртада, — помилуй его Аллах!

Я скажу еще:

Не все ли душа объемлет, как будто бы на просторе
Даль с близостью сочетая в телесном тесном затворе?

Вся жизнь человека — тело, в котором душа таится:
Любимая в каждом вздохе, любимая в каждом взоре.

Ей дань мы прилежно платим, и ей же мы благодарны;
Погибли бы мы мгновенно с душой своею в раздоре.

Так реки на этом свете: пусть русла полны водою,
Вольются все воды в мире в необозримое море.

ГЛАВА О ВЕРНОСТИ

К числу похвальных склонностей, благородных свойств и достойных качеств в любви и в любом другом деле относится верность. Поистине, это сильнейшее доказательство и самое ясное свидетельство хорошего происхождения и чистоты нрава. Й верность бывает различна, сообразно различию, обязательному для всех тварей, живущих на земле. Я скажу об этом отрывок, где есть такой стих:

Свидетельство свойств человеческих — ваши дела;
Вещает нам вещь, из чего она произошла.

Цветет олеандр, но не зреет на нем виноград;
Душистой смолой никогда не прельстится пчела.

И первая степень верности — это верность человека тому, кто ему верен. Вот она, непременная заповедь и долг любящего и любимой, и отступает от него лишь скверный по природе — нет ему благой доли в будущей жизни, и нет в нем добра! И если бы не отказались мы в нашем послании говорить о качествах женщин и природных их свойствах, об их притворстве и о том, как от притворства исчезают естественные черты и качества, — право, добавил бы я в этом месте то, что надлежит сказать в подобном случае. Но мы намеревались говорить лишь о том, что хотели рассказать о делах любви, и только, а говорить об этом можно бесконечно, ибо удивительны дела любви.

Рассказ

Вот ужасное проявление верности в этом смысле, которое я наблюдал, и устрашающее по обстоятельствам — это история, виденная мною воочию. Я знал одного человека, который согласился порвать со своей возлюбленной, самой для него дорогой среди людей, и хотя смерть казалась ему слаще, чем разлука с ней на одну минуту, это было ничто в сравнении с клятвой о сокрытии тайны, ему доверенной. И тогда возлюбленная дала клятву, что никогда не заговорит с любящим и между ними не будет близости, если влюбленный не откроет ей тайну, и, хотя доверивший ее был в отсутствии, любящий отказался от этого, и продолжал один скрывать, а другая держаться в отдалении, пока не разлучили их дни и не поглотило их небытие.

Затем следует вторая ступень — это верность тому, кто изменяет. Она относится к любящему, а не к любимой, и нет для возлюбленной здесь пути, и это для нее не обязательно. Такую верность может вынести лишь человек стойкий и сильный, с щедрым сердцем, свободной душой, великой рассудительностью, значительным терпением, правильным суждением, благородным нравом и безупречными намерениями. Тот, кто отвечает на измену подобным же, заслуживает упрека, а вот поведение, о котором мы скажем, удивительно потому, что не всякий на это способен. Предел верности здесь в том, чтобы не воздавать за обиду подобным же, воздерживаться от дурной оплаты делом или словом и не спешить, доколе возможно, пока есть надежда на благосклонность любимой и на ее возвращение, пока виднеется хоть ничтожнейший признак того, что она вернется, и существует хоть слабый проблеск. Когда же наступит отчаяние и укрепится гнев, тогда избавишься ты от обмана, окажешься в безопасности от несчастья и спасешься от обид. И хотя воспоминание о прошедшем мешает утолить гнев из-за того, что случилось, твердая обязанность людей разумных, и тоска о минувшем, и невозможность забыть о том, с чем покончено и к чему нет возврата — самое устойчивое доказательство истинной верности. Подобное качество весьма прекрасно, и надлежит следовать ему при всех видах общения людей меж собою, как бы оно ни проявлялось и к чему бы оно ни приводило.

Рассказ

Я помню одного человека из числа искренних друзей моих. Он привязался к одной девушке, и укрепилась между ними любовь, но потом девушка обманула его, и нарушилась их дружба, и стала известна повесть их, и печалился он из-за этого сильной печалью, но не ответил он тем же.

Рассказ

Был у меня один приятель, и дурными стали его намерения после крепкой дружбы, от которой не отрекаются. И каждый из нас знал тайны другого, и отпали заботы об осторожности; когда же мой друг ко мне переменился, он разгласил то, что узнал обо мне, хотя я знал о нем во много раз больше. А затем дошло до него, что его слова про меня стали мне известны, и опечалился он из-за этого и испугался, что я воздам ему за его скверный поступок тем же. И дошло это до меня, и написал я ему стихотворение, в котором успокаивал его и извещал о том, что не будет ему отплачено тем же.