Абу Мухаммед Али Ибн Хазм - Средневековая андалусская проза

• Название: Средневековая андалусская проза
• Автор: Абу Мухаммед Али Ибн Хазм
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Древневосточная литература

Сборник включает произведения разных жанров, созданные в X—XV вв.: «Ожерелье голубки» Ибн Хазма и «Повесть о Хаййе ибн Якзане» Ибн Туфейля, ранее уже издававшиеся, и рассказы и хроники разных авторов, впервые публикующиеся на русском языке.

Философская притча о смысле человеческого бытия, трогательные любовные истории и назидательные поучения, рассказы о поэтах и вазирах, воителях и правителях — все это найдет читатель в книге, которая в первый раз столь полно познакомит его со средневековой прозой арабской Андалусии.

---

И стал Хайй ибн Якзан стремиться к своей высшей стоянке прежними средствами и вновь вернулся к ней, а Асаль подражал ему, так что достиг почти той же степени. И поклонялись они оба Господу на том острове до самой смерти.

Вот что — да укрепит тебя Аллах духом своим — известно о Хаййе ибн Якзане, Асале и Саламане. В этом рассказе есть много таких вещей, каких ты не найдешь в книге и не услышишь в обычной беседе. В нем есть сокровенное знание, доступное только людям, познавшим Бога, и непонятное не признающим его. Мы отступили в этом от пути благих предков, дороживших этой тайной, скупых на нее. Облегчили же нам открыть эту тайну и прорвать завесу те скверные учения, появившиеся в наше время, которыми отличались так называемые философы века сего, так что они проникли и в другие страны и вред от них стал всеобщим. И мы побоялись за нетвердых людей, отбросивших авторитет пророков и ищущих авторитета глупцов и неразумных, как бы не подумали они, что следует посвящать в эти учения людей, не умеющих разобраться, и чтобы не увеличилась их любовь и привязанность к таким учениям. И решили мы сверкнуть перед ними хоть одной стороной этой тайны из тайн, дабы привлечь их к истине и отвлечь от того пути. Но мы не лишили совершенно эти тайны, доверенные нами сим немногим листкам, легкой завесы, которую быстро прорвет тот, кто достоин, но которая окажется непроницаемой и недоступной для того, кто не достоин эту завесу переступить.

Я же прошу братьев моих, читающих эти строки, принять извинения мои за легкость в объяснениях и широту в утверждениях. Я сделал это лишь потому, что поднялся на высоты, пред которыми слабеет взор, и хотел описать их приблизительно, дабы возбудить в людях желание и стремление вступить на ту же дорогу. Я прошу у Аллаха прощения и отпущения грехов, чтобы он ниспослал нам чистое знание о себе, ибо он Всемилостивый и Всеблагой. Мир же да будет с тобой, о мой брат, помогать которому мой долг, да будет с тобой милосердие Божие и его благословение.

Рассказы о поэтах и катибах, вазирах и воителях

Перевод и комментарии

Б. Я. Шидфар

Стихи в переводе

В. Б. Микушевича

Ибн Бассам Из книги «Сокровищница достоинств жителей Андалусии»

Перевод сделан по изданию: И б н  Б а с с а м. Аз-Захира фи фадаиль ахль аль-Джазира (Сокровищница достоинств жителей Андалусии). Дамаск, 1978.

ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА

Говорит Абу-ль-Хасан Али ибн Бассам из Сантарена, что в Андалусии, да помилует его Аллах: «После восхваления Аллаха, кому подобает похвала и кто достоин ее, и после приветствия господину нашему Мухаммаду, последнему из пророков и лучшему из них, мы начнем. Поистине, самый высокий плод образованности и искусства речи — послание, в котором слова рассыпаны свободно, или стихи, что нанизаны в прекрасном порядке. Строки посланий подобны нитям дождя, изливающегося на лепестки цветов среди душистых лугов, а стихи — сходны с ожерельем, чьи бусинки нанизаны и крепко связаны друг с другом, переливаясь на груди красавицы.

В краях Андалусии вплоть до нашего времени не перевелись еще знаменитые мастера обоих видов искусства слова, доблестные рыцари и достойные имамы[138], чье мастерство прекрасно и благоуханно, словно мускус, и сверкает ярче самоцветов. Они умело начинают свою речь и красноречиво кончают ее, владея всеми видами слов подобно тому, как мрак овладевает веками того, кто истомлен бессонницей. Они будто выковали в горниле звезд жемчужины слов, диковинки прозы и стихов, так что смутили ночные светила своими блестящими посланиями и светоносными касыдами.

Если бы их творения узнал Бади аз-Заман, то забыл бы свое имя, а если бы Ибн Хиляль ас-Сули прочел их послания, то отдал бы им предпочтение. Если бы Кусайир услышал их стихи, то перестал бы восхвалять правителей и воспевать женщин, а если бы Джарваль аль-Хутайя познал их, то у него недостало бы сил, чтобы выть и лаять, произнося свои злые стихи.

Люди наших краев упорно стараются следовать во всем жителям Востока — они вновь и вновь повторяют их старые истории, желая заслужить одобрение и награду, словно законоведы, ссылающиеся в своих хадисах на праведного Катаду. Дело дошло до того, что если в землях Востока каркнет ворона или в пустынях Сирии и болотах Ирака прожужжит муха, то в Андалусии эти звуки станут столь сладостными для слуха, что мои земляки падают ниц в умилении, словно преклоняясь перед идолом и моля его о спасении. Они сразу запоминают это каркание и жужжание и будут повторять его, читая нараспев, как священную книгу, хотя дивные истории и всем известные стихи жителей восточных стран в наше время не более чем падение стрелы, пролетевшей мимо цели, или привал выбившейся из сил верблюдицы. Они уже не тешат ни душу, ни разум и не дают простора ни языку, ни руке.

И возмущенный такой несправедливостью, решил я не потворствовать заблуждениям и собрать все сокровища и диковинки речи поэтов и катибов своего времени, которые мне удастся найти, ревнуя о чести своей родины и не желая, чтобы ее сверкающие ночные светила представали бы в виде бледных полумесяцев, а прекрасные моря казались бы лужами с загнившей водой. Ведь в Андалусии столько видных ученых и поэтов были забыты, и их знания и мастерство не были оценены по достоинству, так что можно сказать, что они умерли раньше своей смерти. О, если бы знать, кто это придумал, будто знания могут существовать только в определенное время, о, если бы ведать, кто первым отдал предпочтение жителям Востока над мусульманами Запада?!

Я включил в этот сборник, который назвал «Сокровищница достоинств жителей Андалусии», диковинки прозы и стихов, что звучат слаще клятв влюбленных при свидании, и слушать их приятнее, чем звуки лютни во время пиршества, когда подносишь к губам благовонный напиток. Ведь андалусцы искони были прославленными ораторами, искусными катибами и вдохновенными поэтами. Стихи их переливались, искрясь, и моря почитали их своими друзьями, они восходили на небосклоне, состязаясь в блеске с солнцем и луной. Их речи были нежными, словно дуновение ветерка, и крепкими, как гранитная скала. Абд аль-Джалиль ибн Вахбун, один из наших славных поэтов, сказал, описывая свои стихи:

Вершины горные чаруя и плодородные долины,
Мой стих воркует, словно голубь, но у него полет орлиный.

И красноречию жителей Андалусии не преграда то обстоятельство, что они постоянно отражают натиск врагов, и то, что их родина — последняя из стран, завоеванных мусульманами, где арабы совершали свои славные подвиги. И впереди нас, и позади нас — только океан, румы и готы. Для тех, кто находится в подобном положении, и камешек кажется горой Сабир[139], и лужа грозит разлиться безбрежным морем.

Рассказывал Абу Али аль-Багдади аль-Кали, который посетил Андалусию во время правления рода Марванидов: «Когда я приехал в Кайруан, то мне показалось, что чем дальше еду я, тем меньше понимают меня люди в тех странах и городах, мимо которых я проезжал, тем они глупее и невежественнее. И я сказал себе: «Если жители Андалусии окажутся еще более дикими и косноязычными, то мне понадобится толмач». Но нам-то известно, как восхвалял Абу Али моих земляков после того, как познакомился с ними и узнал их ум и проницательность в долгих диспутах и беседах…

Аллаху всевышнему ведомо, что составил я эту книгу, когда сердце мое было истомлено бедами, а мысли смешались, когда судьба стала переменчивой, меняясь, как изменяются цвета хамелеона, когда я был разлучен со своей родиной — Сантареном, что лежит в дальней западной стороне и был сломлен врагом, как ломается копье на войне. Душа моя полна страха после того, как пропало все, что я унаследовал, и все нажитое мною пошло прахом. Погибло великое и малое, тайное и явное под пятой врагов, хлынувших с западных берегов в наши родные края, где доселе благосклонная судьба хранила нас от всякого зла, ибо готовность и осторожность, которую мы держали наготове, спасала нас от поражения и горестных скитаний.

Но теперь румы рассеяли нас, после того как мы были едины, словно нанизанное ожерелье, и о нас можно сказать, как говорится в пословице: «Если куропатку оставить хоть ночью в покое, она бы уснула». Когда же бедствия и страх усилились, я и мои спутники принялись плутать по бесчисленным дорогам в бесплодных пустынях, где очи видят не то, что слышит ухо, где встречаются лишь мучения и горькие испытания: