Абу Мухаммед Али Ибн Хазм - Средневековая андалусская проза

• Название: Средневековая андалусская проза
• Автор: Абу Мухаммед Али Ибн Хазм
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Древневосточная литература

Сборник включает произведения разных жанров, созданные в X—XV вв.: «Ожерелье голубки» Ибн Хазма и «Повесть о Хаййе ибн Якзане» Ибн Туфейля, ранее уже издававшиеся, и рассказы и хроники разных авторов, впервые публикующиеся на русском языке.

Философская притча о смысле человеческого бытия, трогательные любовные истории и назидательные поучения, рассказы о поэтах и вазирах, воителях и правителях — все это найдет читатель в книге, которая в первый раз столь полно познакомит его со средневековой прозой арабской Андалусии.

---

А потом аль-Мансур повелел принести «Книгу диковинок» Абу Али[162] и показать ее Саиду, но тот сказал: «Если аль-Мансур пожелает, то я продиктую писцам, которые служат ему, книгу, которая гораздо выше достоинством и важнее по содержанию, ибо я включу туда рассказы и истории, которые куда как лучше и интереснее, чем те, которые собрал Абу Али». Когда аль-Мансур выразил свое согласие на это, Саид уселся в соборной мечети города аз-Захира и стал на память диктовать свою книгу, которую назвал «Книга самоцветов». Но когда самые видные ученые того времени стали проверять правильность изложенного в ней, то увидели, что нет во всей книге ни слова правды.

Тогда они сказали аль-Мансуру: «Этому человеку нет равных в искусстве измышлять и сшивать на живую нитку разрозненные куски, взятые им из самых разных книг, и он ссылается на шейхов и почтенных ученых, которых не видел и слов которых не слыхал». И они подговорили аль-Мансура испытать Саида. И правитель повелел сшить толстую книгу из бумаги, которой предварительно придали желтый цвет и сняли лоск, чтобы она казалась старой, и на переплете написали «Книга остроумных изречений, составленная Абу-ль-Аусом ас-Санани»[163], и положили эту книгу на видное место, чтобы мог ее заметить Саид. Когда же Саид заметил ее, он схватил эти переплетенные листы, на которых ничего не было написано, и стал вертеть книгу в руках, приговаривая: «Клянусь Аллахом, я читал это сочинение в таком-то городе вместе с таким-то шейхом, а заглавие написано его собственной рукой». Тут аль-Мансур отнял у Саида книгу, боясь, как бы тот не открыл ее и не увидел, что в ней одни лишь чистые листы. Положив ее перед собой, правитель сказал Саиду: «Если ты читал это сочинение, как ты утверждаешь, то расскажи нам, что в нем содержится». Саид ответил: «Клянусь твоей головой, я читал этот труд очень давно и не могу ничего припомнить и рассказать из него, но могу лишь сказать, что там имеются отдельные редкие слова и выражения, но нет ни стихов, ни каких-либо занимательных историй». Аль-Мансур воскликнул: «Чтоб тебе пропасть! Я не видел никого, кто лгал бы так, как ты!» Потом аль-Мансур приказал вывести Саида и бросить его «Книгу самоцветов» в реку. Об этом сказал один из поэтов того времени:

«Книга самоцветов» слишком тяжела,
Потому-то книга и ко дну пошла.

На это Саид ответил такими строками:

Эта книга снова в море уплыла;
Жемчугам отборным суша не мила.

Рассказывают, что однажды к аль-Мансуру принесли раннюю розу, лепестки которой еще не распустились. Увидев ее, Саид сказал:

Абу Амир! Твои покои сегодня роза посетила;
Ее дыханье — чистый мускус, она затмила бы светила;

Но, как стыдливая девица, лицо закрыла рукавами,
Страшась непрошеного взгляда, чья пылкость красоту смутила.

Аль-Мансур обрадовался, услышав эти стихи, и похвалил их. Здесь же был Ибн аль-Ариф, который позавидовал Саиду и решил опорочить его стихи. Он сказал аль-Мансуру: «Это не его стихи, я слышал их от одного из багдадских поэтов, и они записаны у меня в тетради». Мансур приказал: «Покажи мне эту запись». Ибн аль-Ариф тотчас же встал и, сев на коня, гнал его во всю мочь, пока не прибыл к Ибн Бадру, который славился в то время искусством слагать стихи без подготовки. Ибн аль-Ариф описал Ибн Бадру, что случилось у него с Саидом, и Ибн Бадр тотчас же сложил такие стихи:

Как только бдительную стражу ночная дрема укротила,
Проник я во дворец Аббасы; меня красавица впустила.

В гостеприимнейших покоях другие девушки заснули;
Оказывается, хозяйка вином подружек угостила.

Она спросила: «Ты приходишь, когда другие спят беспечно?»
В ответ сказал я: «Да», — подумав, что дерзость мне она простила.

Отставила Аббаса кубок и протянула руку к розе,
Дыхание которой — мускус; она затмила бы светила,

Но, как стыдливая девица, лицо закрыла рукавами,
Страшась непрошеного взгляда, чья пылкость красоту смутила.

«Послушай, — молвила Аббаса, — побойся бога, разве можно
Дочь дяди своего позорить?» Грешить она мне запретила,

И, кротко вняв увещеванью, я отвернулся благонравно.
Девичью честь и честь семейства так добродетель защитила.

Ибн аль-Ариф, запомнив эти строки, помчался к себе домой. Там он взял тетрадь и постарался развести чернила, чтобы они стали рыжими. Потом он записал стихи этими чернилами в тетрадь и повез ее к аль-Мансуру.

Увидев запись, аль-Мансур преисполнился гневом против Саида и сказал ему: «Завтра я тебя испытаю, и если ты не выдержишь испытания, то я отрекусь от тебя и изгоню из своих владений». Когда наступило утро, аль-Мансур приказал собраться всем своим приближенным и сановникам. Он велел садовнику принести большое блюдо и сделать на нем маленькие беседки из разных цветов, посреди блюда налить воду и по краям положить крупные жемчужины, чтобы это походило на пруд и камешки. А в воду пустили змею, которая плавала в ней, извиваясь. Потом правитель послал за Саидом и, когда тот вошел, приказал поставить блюдо перед ним и сказал ему: «Этот день принесет тебе счастье и нашу милость или горе и изгнание, ибо люди говорят, что все твои слова — ложь и обман, и я хочу узнать, правы ли они. Вот блюдо, подобного которому не было, как мне кажется, ни у одного царя. Опиши это блюдо и все, что на нем находится».

И Саид, ни минуты не задумываясь, сказал:

Абу Амир, ты жизнь даруешь, исправив грешный мир сначала;
Лишь недруг твой тебя страшится и тот, кому грозит опала.

Все чудеса земной природы в причудливом разнообразье
Перед тобою, повелитель, судьба роскошно сочетала.

Вот нити трепетного света, вот полог, сотканный росою,
Вот в царстве зыбких очертаний чертог прозрачнее кристалла,

Как ненаглядные газели, девицы нежные резвятся,
А эти пышные беседки подобны гротам из коралла.

Раздолье милым баловницам под сенью белого жасмина,
Когда у них над головами благоухают опахала.

А перед ними в изобилье очаровательных диковин
Пруд расстилается прекрасный, чья гладь на солнце заблистала.

Сквозь воду виден крупный жемчуг, а средь неуловимых струек
Змея пестреет, извиваясь, но не показывает жала.

Ты в этом зеркале прелестном увидишь все, что пожелаешь:
И феникса, и черепаху, и леопарда, и шакала.

Все стали дивиться этим удивительным стихам, и аль-Мансур записал их своей рукой. Но на краю блюда стояла маленькая лодка, где сидела девушка-невольница аль-Мансура и делала вид, что гребет золотыми веслами. Саид ее не заметил и потому ничего не сказал о ней. Записав стихи, аль-Мансур обратился к Саиду: «Ты превосходно справился, но забыл об этой девушке». И Саид тотчас произнес:

Но, может быть, всего прекрасней на корабле своем девица;
О ней, увенчанной цветами, душа с любовью возмечтала.

Предупреждает резкий ветер о том, что в море будет буря,
И корабельщица страшится при виде яростного вала.

Но где, когда, кто в мире видел, чтобы такой прекрасный кормчий
С такой сноровкой редкой правил кормилом в чаянье причала?

Услышав эти стихи, аль-Мансур приказал выдать Саиду тысячу динаров и сотню богатых одежд, и к каждой из них полагался еще драгоценный пояс и шелковая чалма. И повелитель повелел еще выдавать ему каждый месяц по тридцать динаров и включить в число своих надимов вместе с Ибн аль-Арифом, Зиядат Алла ибн Мударом ат-Тибни, Ибн ат-Тайяни и другими. Этот удивительный рассказ еще говорит нам о зависти, которую человек впитывает с молоком матери, и чувство это — самое древнее, так что его нельзя назвать новым. Поистине, нет среди животных более зловредного создания, чем человек!

И к числу удивительных случайностей, подобных которым я не слыхал, относится то, что произошло однажды с Саидом. Он подарил аль-Мансуру ручного оленя и послал с ним такие стихи:

Ты, оплот несокрушимый вопреки земному тлену,
Награждающий заслугу и карающий измену,

Ты, меня, раба дурного, соизволивший приблизить
И своим расположеньем повышающий мне цену,

Ты прими оленя в путах, нареченного «Гарси́я»,
В знак того, что рад плененный неожиданному плену.

И было суждено по предвечному велению Аллаха, что как раз в тот день, когда Саид отправил аль-Мансуру оленя и написал эти стихи, был захвачен в плен Гарси́я, сын Санчо, один из царей румов, который до этого был недоступнее, чем небесные звезды. И будто Саиду было послано откровение свыше, что он назвал этого оленя Гарси́я и написал, что отправляет его в путах, чтобы это послужило добрым предзнаменованием!»