Юрий Пронякин - Ставка на совесть

• Название: Ставка на совесть
• Автор: Юрий Пронякин
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1967

Казалось, ничто не предвещало беды — ротное тактическое учение с боевой стрельбой было подготовлено тщательно. И вдруг, когда учение уже заканчивалось, происходит чрезвычайное происшествие, В чем причина его? По-разному оценивают случившееся офицеры Шляхтин и Хабаров.

Вступив после окончания военной академии в командование батальоном, Хабаров увидел, что установившийся в части стиль работы с личным составом не отвечает духу времени. Но стремление Хабарова изменить положение, смело опираться в работе на партийную организацию, делать «ставку на совесть» неожиданно встретило сопротивление.

Не сразу осознал Шляхтин свою неправоту. Сложный путь становления проходит в романе и молодой офицер Василий Перначев. Это в его взводе произошло ЧП, которое убедило лейтенанта, что быть командиром — значит нести большую ответственность перед народом:

Юрий Федорович Пронякин — офицер Советской Армии, военный журналист. Он автор повестей «Курсанты», «Мы курсанты, Сергей» и сборника рассказов «Дела солдатские».

---

В этом заявлении никто не узнал прежнего Шляхтина. Он себя — тоже…

С заседания бюро Иван Прохорович шел полный раздумий о событиях минувшего дня. Кажется, все, что нужно и можно было сделать, он сделал и лишь сожалел, что о партийном бюро вспомнил в последнюю очередь.

От всего пережитого Иван Прохорович сейчас, когда оказался один, почувствовал огромную усталость. А ведь главное было еще впереди. И завтрашний день, как и все последующие, потребует от него, как от солдата на марше, полной выкладки — нужно отключиться от всяких служебных дел и хорошенько выспаться. И подумав об этом, Иван Прохорович ощутил острое желание поесть — он же сегодня еще не обедал! Переключившись на «мирские» заботы, Иван Прохорович вдруг увидел в одном из классов учебного корпуса свет и завернул, чтобы узнать, что там происходит. Оказалось: целый взвод во главе с командиром сидел за учебниками, хотя отбой уже был. А ведь он, полковник Шляхтин, особо предупредил командиров подразделений: никаких нарушений распорядка дня! И вот пожалуйста… Это ли не прямое игнорирование его распоряжения? И не только нерадивым лейтенантом… Здесь перед приходом Шляхтина побывал Петелин.

Иван Прохорович возмутился. Однако вопреки изначальному побуждению — прекратить и наказать — ограничился полумерой.

…Полковник Шляхтин шагал напролом по скрытой в черных зарослях дорожке и, забыв про голод, напряженно выискивал причину своей нерешительности. В том ли все дело, что он чертовски устал и на него нашло непонятное отупение? Но он уставал и прежде, да не так еще, однако никогда не позволял себе раскиснуть, расслабить волю. Тут что-то другое, что-то другое… «Ерунда! — чуть не сказал вслух Иван Прохорович. — Просто переутомился и сдал. Может, и с Петелиным такое приключилось… А вообще-то надо было спросить, что он им тут говорил… Ладно, пускай занимаются, лишь бы на проверке не подкачали», — решил, подходя уже к дому, Иван Прохорович.

3

Лена еще вчера уехала в город, и Василию, которому очень хотелось, чтобы в эту минуту она была рядом — так много нужно было сказать ей, — ничего не оставалось другого, как поверить свое сокровенное дневнику. Так Василий поступал много раз, пока снова, теперь уже навсегда, не встретился с Леной.

25 августа. Сегодняшний день — один из самых счастливых в моей жизни. Проверяли по политподготовке мой взвод. Поставили «отлично». Сам не ожидал. Ребята отвечали будь здоров. Без запинки на все вопросы: из учебника, из уставов, по текущим событиям в стране и в мире. Вася Мурашкин раз десять тянул руку — сперва он ответил не очень. И своего добился. Пятерка! Молодец! Вообще все молодцы. Старались вовсю. Чертовски приятно видеть такое.

Вспоминаю, как я начинал. Работа не ладилась и не нравилась. Хотел бросить, махнуть «на гражданку». Каким же лопухом я был, братцы! Теперь знаю: в каждом деле есть что-то удивительно интересное, увлекательное. Его только нужно увидеть. А увидишь, тогда поймешь: хоть чин у тебя маленький, но дело доверено огромное.

У меня никогда еще не было такого желания работать. Ребята говорят: «Спать не будем, но подготовимся так, чтоб и все остальное — на «отлично».

Ребята мои… Да с такими — хоть куда: на любое дело, сквозь любые преграды…

XV. ЗЛОВЕЩИЙ ГРИБ

1

К вечеру дивизия прорвала тактическую зону обороны «противника» и вышла в оперативную глубину. Началось преследование. Над Приднепровьем навис гул моторов и лязг гусениц. От поднятой машинами пыли ночь сделалась еще непрогляднее.

Батальон майора Хабарова, назначенный в передовой отряд, обогнал основные силы полка и полным ходом — насколько позволяли темнота и вилявший меж оврагами и рощами проселок — рвался к Днепру. Колонну возглавлял Хабаров — в шинели и каске, перепоясанный, с противогазом и тяжелым пистолетом. Вместе с ним в плавающем гусеничном бронетранспортере находились начальник штаба, командир гаубичного дивизиона, посредник и связисты.

Хабаров стоял рядом с механиком-водителем, навалившись грудью на край люка, и смотрел то на дорогу, скудно освещаемую подфарниками, то вдаль, в черноту. Он ничего не видел, зато знал, что где-то впереди, за левадами, — Днепр. К нему, наверное, уже подходит высланная от батальона разведка, которая восполнит недостаток человеческих органов чувств — видеть и слышать за много километров.

Ожидая от разведки донесений, Хабаров отдыхал, если можно назвать отдыхом только то, что не было надобности принимать в сумасшедшем темпе решения и управлять «боем».

Хабаров поднес к глазам часы — было уже около пяти утра. А он еще не смыкал глаз. Ему, комбату, спать нельзя. Впереди Днепр. Впереди «противник», который стремится оторваться от преследователей, переправиться через реку и остановить наступающих. Батальон Хабарова должен с ходу, на плечах «противника», форсировать Днепр и захватить плацдарм. «Не справишься — оторву голову вместе с каской», — сказал ему Шляхтин, когда ставил перед батальоном эту новую для него задачу. Владимир не обиделся. И потому, что говорить так было в манере командира полка, и потому, что свою угрозу тот произнес хотя и с нарочитой свирепостью, но беззлобно. Видно, хотел замаскировать этим другое: выделив в передовой отряд батальон Хабарова, Шляхтин тем самым негласно признавал его лучшим. Какой старший начальник, думал Владимир, станет назначать на столь ответственное дело, от успеха которого зависит успех полка и даже дивизии, человека, в силы которого он не верит? Нет, Шляхтин пойти на такое не мог, заключил Владимир. А раз не мог, значит, его отношение к Хабарову изменилось. Да и то сказать, между ними уже долгое время не случалось стычек. Шляхтин не дергал Хабарова без надобности и хотя по-прежнему был к нему строг, но в строгости своей не опускался до мелочных придирок. Так что, вполне вероятно, сам Хабаров не всегда был беспристрастен в оценке отношения к нему полковника Шляхтина. Вполне вероятно…

Вообще в последнее время люди в полку заметно изменились: стали яснее и глубже понимать, что от них требуется. Понимать они и прежде понимали, но исполняли требуемое порой лишь в силу того, что держали себе на уме: не сделаешь — по холке получишь. Моральная ответственность за дело повысилась. Конечно, не просто и не сразу… Это Владимир на себе ощутил. Особенно после одного из заседаний партийного бюро полка, на котором заслушивали его. «Расскажите, как у вас командиры подразделений вовлекаются в активную воспитательную работу с подчиненными», — обратился к Владимиру Петелин. Владимир не сказал бы, что его обрадовала такая просьба. Но не подчиниться воле партийного бюро он не мог, как не мог и изворачиваться. Он начал прямо с себя. И кончил собою же: признанием, что и у него, и у тех, над кем он стоит и кому обязан подавать пример, недоделок уйма.

Уходя с заседания бюро, Владимир более отчетливо видел эти недоделки и знал, как их устранить, — советов надавали ему много. Но он унес с собой и другое: более обостренное осознание меры своей ответственности за все, что делается в батальоне.

Видно, и Шляхтин сознавал это по отношению ко всему полку, потому что, отдав Хабарову указания на преследование «противника» и форсирование Днепра, он спросил у Неустроева, кого из политработников думает он направить с первым батальоном. Неустроев торопливо сказал: Петелина. Шляхтин кивнул: добро. Такого за ним Владимир прежде не замечал.

…Занимался рассвет. Из темной бесформенной массы зарослей постепенно стали проступать отдельные деревья. Низины обволокло туманом, и возникший вдали песчаный холм словно отделился от земли. Туман густел и, подымаясь, казалось, торопился поглотить все, даже невидимое пока что солнце, уже позолотившее и подрумянившее небо.

Владимир поглядел на своих спутников. Скрючившись на низких скамьях и прижавшись друг к другу, они дремали. Их обросшие лица покрывал толстый слой пыли. Владимир сочувственно вздохнул и провел пальцами по собственному подбородку — он был шершав и колюч. «На первом же привале надо побриться», — подумал Владимир и притронулся к плечу начальника штаба, клевавшего носом над планшетом с картой. Начштаба моментально выпрямился и уставился на комбата, готовый исполнить его распоряжение.

— Давайте уточним положение «противника», — хрипло шепнул Хабаров, склонясь над картой. И хотя сказано это было очень тихо, остальные офицеры зашевелились, подняли голову, заморгали, закашляли.

Трудовой день начинался.

Начштаба связался по радио с разведкой, отметил на карте местоположение «противника» и головы своей колонны. До Днепра осталось восемь километров. Не так уж много. Хабаров изучал по карте местность. Вот тут, на песчаной пустоши, он развернет батальон в предбоевой порядок и двинется к реке. Если «противник» окажет сопротивление, он сомнет его стремительной атакой. Хабаров повернулся к командиру артдивизиона, немолодому, до невозмутимости спокойному подполковнику, и попросил подготовить огонь по прибрежному участку. Артиллерист зябко передернул плечами, потер ладони и, уточнив на своей карте, где Хабаров намерен развернуть батальон и в каком направлении наступать, подсел к радисту и стал отдавать распоряжения батареям.