Юрий Пронякин - Ставка на совесть

• Название: Ставка на совесть
• Автор: Юрий Пронякин
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1967

Казалось, ничто не предвещало беды — ротное тактическое учение с боевой стрельбой было подготовлено тщательно. И вдруг, когда учение уже заканчивалось, происходит чрезвычайное происшествие, В чем причина его? По-разному оценивают случившееся офицеры Шляхтин и Хабаров.

Вступив после окончания военной академии в командование батальоном, Хабаров увидел, что установившийся в части стиль работы с личным составом не отвечает духу времени. Но стремление Хабарова изменить положение, смело опираться в работе на партийную организацию, делать «ставку на совесть» неожиданно встретило сопротивление.

Не сразу осознал Шляхтин свою неправоту. Сложный путь становления проходит в романе и молодой офицер Василий Перначев. Это в его взводе произошло ЧП, которое убедило лейтенанта, что быть командиром — значит нести большую ответственность перед народом:

Юрий Федорович Пронякин — офицер Советской Армии, военный журналист. Он автор повестей «Курсанты», «Мы курсанты, Сергей» и сборника рассказов «Дела солдатские».

---

Лида на это ничего не сказала. Она вообще никогда не расспрашивала Владимира о делах, знала: что можно, он расскажет сам.

— Что ж, иди, — покорно произнесла она через некоторое время и подчеркнула: — Раз нужно.

Владимир поцеловал Лиду и ласково шепнул:

— Я ненадолго.

Обширную территорию военного городка от глаз любопытных укрывал высокий деревянный забор, почерневший от времени и непогоды.

За контрольно-пропускным пунктом — маленьким белым домиком, примыкавшим к голубым решетчатым воротам с красными звездами на створках — начиналась прямая аллея. Она вела к полковому плацу. От аллеи в обе стороны отходили дорожки к двухэтажным каменным зданиям — казармам и служебным помещениям.

Во дворе было людно: солдаты счищали снег. Слышались гомон и смех, в воздухе мелькали снежки. Возле штаба полка два здоровяка, навалясь на ножки опрокинутой на бок скамейки, с гиканьем толкали ее перед собой.

От веселой суеты у Владимира зачесались ладони: толкнуть бы кого в сугроб или снежком запустить. Остро вспомнилось: как-то в один из зимних дней он и Лида пошли в лес. Под деревьями бугрились сугробы, молоденькие, оплывшие снегом елочки словно присели под тяжестью белой ноши. Возле причудливого снежного наноса, мягким шарфом опоясавшего комель березы, Лида толкнула Владимира. Он плюхнулся в сугроб и увлек за собой девушку. Потом они стряхивали снег друг с друга и смеялись. Владимир, выбирая из Лидиных волос снежные пушинки, сжал ладонями ее прохладные розовые щеки и прерывающимся голосом сказал:

— Я люблю тебя…

Кажется, не так давно это было. Не так давно… Тогда он только что получил третью звездочку на погоны. И каждый вечер, после службы, спешил к Лиде и с трудом расставался с нею, когда наступал срок. А сегодня не мог усидеть дома…

Встречный солдат, резко повернув голову, поднял руку к виску. Владимир от неожиданности вздрогнул.

В расположении первой роты было тихо. Чтобы не нарушать воскресного покоя, комбат жестом остановил выбежавшего навстречу дежурного, готового отдать рапорт. Только спросил:

— Чем занимаются люди?

— По распорядку дня.

— Точнее?

— Кто чем, товарищ майор, — бойко ответил дежурный. — Одни в увольнении, другие на работе, а вон у тех, — дежурный кивнул на группу солдат в глубине казармы, у окна, — заседание ассамблеи.

Хабаров отпустил дежурного, а сам направился к солдатам, проводившим таинственное собрание.

— Чудной ты, Сутормин… Ну, що теперь о нашем отделении скажут, подумал? А ще сержантом був… — Голос говорившего звучал осуждающе.

— До Сутормина у нас не было нарушений. А как он пришел — так и началось, так и началось… — перебил кто-то задорным голосом.

— Ты, моська… Шасть в подворотню, — огрызнулся, видимо, тот, кому адресовались упреки.

— Сутормин! — одернули его. — Товарищи вправе с вас требовать — вы не в вакууме живете.

Хабаров сделал несколько шагов, чтобы подойти поближе, но под ногами предательски скрипнула половица. Кто-то испуганно шепнул: «Комбат!» Тотчас прозвучало властное «Встать! Смирно!» и по узкому проходу между койками к Хабарову шагнул высокий худощавый сержант. Нисколько не стушевавшись от неожиданного появления начальства, он доложил, что третье отделение первого взвода обсуждает внутренние дела, и представился: «Командир отделения сержант Бригинец».

Хабаров пристально посмотрел на него. На лобастом продолговатом лице с необычно белой для солдата кожей, с большими светлыми глазами, прикрытыми широкими веками, застыло выражение почтительного ожидания. Хабаров хотел было спросить, что произошло в отделении, но решив, что своим приходом, наверное, помешал солдатам, сказал:

— Продолжайте собрание.

— Мы уже кончили, товарищ майор, — ответил Бригинец.

Хабаров усмехнулся:

— В самом деле или потому, что комбат пришел?

— В самом деле.

— Коли так, значит, не помешаю.

Хабаров сел на табурет, медленно повел глазами вокруг и вдруг встретился взглядом со стриженым остролицым парнишкой. Полуоткрыв рот, тот уставился на командира батальона, как мальчишка на экран телевизора. Нос у солдата был задорно остренький, с розовым кончиком, а уши круглые, оттопыренные — на него трудно было смотреть, сохраняя серьезность, и Хабаров весело спросил:

— Где вы свой нос поджарили?

Солдат звонкой скороговоркой объяснил:

— На солнце, товарищ майор.

— А я решил: от мороза это.

— Никак нет, на мороз не жалуемся.

— А на что другое?

— Солдату на трудности жаловаться не положено.

Вокруг заулыбались:

— Вот дает Мурашкин!

— Действительно! — согласился Хабаров.

Уголки губ Мурашкина дрогнули в лукавой ухмылке, сощуренные зеленоватые глаза скосились в сторону. «А ведь это тот самый, что выговаривал своему товарищу. Хитер. С виду простоват, а хитер». Хабаров сказал:

— Мне почему-то вспомнился один анекдот…

Солдаты удивленно переглянулись: командир батальона хочет рассказать анекдот! Владимир сделал вид, будто ничего не заметил, выждал немного и стал рассказывать:

— В павловские времена упекли одну роту за какие-то провинности в Сибирь. И забыли. Прошло много лет, и вдруг обнаружилось: в армии недостает одной роты. Стали искать. Выяснилось: в Сибири она. А как живет, чем занимается, никто не знает. И послали туда инспектирующих. Хоть радио и не было, но слух об этом до роты дошел. Командир всполошился: как быть? Все его подчиненные обросли бородой, одичали, боевой подготовкой, говоря по-нашему, совсем не занимаются. Тут фельдфебель к ротному: вы, говорит, ваше благородие, когда эти самые приедут, занимайтесь с солдатами на плацу, а за порядок я буду ответ держать. Так и порешили. Фельдфебель взялся за солдат, однако всех привести в надлежащий вид не успел: утром нагрянули высокопоставленные гости. Тогда фельдфебель оставшихся бородачей запер на чердаке. Инспектирующие, увидев марширующих на плацу солдат, удивились. А кругом чистота, порядок. Похвалили роту и собрались было укатить назад, как вдруг один из гостей заметил в чердачном окне какие-то волосатые физиономии.

— Как у снежного человека! — не удержался Мурашкин.

— Именно, — подтвердил Хабаров и продолжал: — Спрашивают: «А это кто у вас?» Тут фельдфебель — два шага вперед, руку к козырьку: «Ланцепупы, ваша светлость». Сановнику неудобно было показать свое невежество, и он в докладной на имя императора написал, что оная рота не токмо в полной боевой готовности пребывает, но еще и ланцепупов в тайге ловит.

Солдаты дружно засмеялись. Переждав смех, Хабаров подмигнул Мурашкину:

— А вы ланцепупов не ловите?

— Одного поймали, — со смешком ответил Мурашкин и стрельнул глазами в Сутормина. Тот наклонил голову.

— Значит, у вас все в порядке, — весело заключил командир батальона.

Мурашкин кивнул.

Вдруг сидевший напротив Хабарова хмурый солдат с черной порослью по уголкам поджатых губ повернулся к Мурашкину:

— Ну що ты языком, як ветряк крылами… — Затем не спеша, солидно поднялся, одернул гимнастерку, назвал себя: — Рядовой Ващенко. — И выложил: — Не так у нас все ладно, як вам размалювалы, товарищ майор. Мы вот зараз рядового Сутормина пробирали. А Мурашкин: «Порядок»…

Высказавшись, Ващенко остался стоять — плотный, угловатый, с большими рабочими руками. Хабаров кивнул ему: «Садитесь», — и обратился к сержанту Бригинцу за разъяснением.

— Видите ли, — сержант смущенно покраснел, — вчера дежурный по роте младший сержант Карапетян попросил рядового Сутормина помочь отнести в склад старое обмундирование. Сутормин заартачился: он, мол, из другого взвода и Карапетяну не подчиняется. Вот мы и собрались…

Хабаров перевел взгляд на Сутормина.

— Что же вы…

— А чего этот Карапетян… — избегая взгляда командира, начал Сутормин запальчиво, но тут же пробормотал: — Виноват, товарищ майор.

Трудно было понять: раскаивался он или дипломатично прикидывался кающимся.

— Говорить «виноват» — дело немудреное. Не к этому вас дисциплина обязывает, — заметил Хабаров. Он намеренно не стал при всех выяснять взаимоотношения рядового Сутормина с младшим сержантом Карапетяном. Порасспросив солдат о житье-бытье, Хабаров разрешил им перекурить, а сержанта придержал за локоть:

— Расскажите подробнее о Сутормине.

— Раньше Сутормин был в автороте. За выпивку его разжаловали и перевели к нам. Вот мы его и воспитываем.

— Ну и как?

— Хвастаться еще рано. Человек он сложный: нет-нет да и прорвутся у него уличные замашки — то вступит в пререкание, то поругается с товарищами, то еще что-нибудь… Но у Сутормина есть хорошая черта: компанейский он парень. И если всем взяться за него… — Бригинец сделал короткую паузу и доверительным тоном продолжал: — Видите ли, товарищ майор, мне кажется: мы, сержанты, еще недооцениваем силу коллективного воздействия. Когда нам не хватает дисциплинарных прав, бежим к командиру взвода или роты. А что получается в итоге? Демонстрируем свою немощность, и только.