Сергей Есин - Дневник, 2006 год

• Название: Дневник, 2006 год
• Автор: Сергей Есин
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Собрание, как ни странно, прошло довольно мирно, хотя утром, когда приехала знакомая чиновница Акимкина, долго шла дискуссия о группах поддержки и кого пускать или не пускать присутствовать на выборах. Марья Валерьевна здесь вела себя с особой агрессивностью, но, забегая вперед, то, ради чего она так старалась, не получилось. При первом же голосовании Бояринов, за которого так ратовал Феликс Феодосьевич, получил всего один голос, который, — по доброте сердечной и своей обычной честности — сам рекомендовал — дал ему, наверное, В.И.Гусев, а Саша Сегень, будто бы обещавший председателю комиссии по выборам место проректора по науке, собрал три голоса. Я могу только предположить, что один из этих голосов А.Е. Рекемчука, который на собрании выступал в поддержку своего ученика — это хорошо и законно, другой, естественно, Мария Валерьевна, а вот третий — у меня тоже есть предположение, но я о нем, пока, помолчу. Вот, может быть, эти голоса, которые должны были по всем расчетам отойти к Сергею, и решили первый тур голосования. Вот они три голоса: Гусев, — который ратовал за С.П; Рекемчук, который должен был голосовать за своего ученика-выдвиженца; М.В., которая, кажется, клялась в любви к Толкачёву, предпочла свое проректорство. Ах, любовь, что ты, подлая, сделала!

Потом мы разговорились с Лешей Антоновым, который занимался счетом и просчетом с другой стороны. По его соображениям, в первом туре за Тарасова должно было быть 44 голоса, но где они? После первого тура голоса расположились следующим образом: 32, 30, 29. Следовательно, остались Стояновский и Тарасов. Когда в процессе передачи голосов претендентов голоса Сегеня отошли Стояновскому, а С.П., сидевший в первом ряду, встал и готов был, по его собственным словам, распылить, то есть предоставить своим сторонникам право голосовать по их внутренним предпочтениям, без его советов, я, стоя возле трибунки, успел пронзительно шепнуть: «Тарасов». Он так и сказал: «Я хотел бы попросить моих сторонников голосовать за Бориса Николаевича Тарасова!»

Из событий мелких, но занимательных. Самое первое выступление — А.Е. Рекемчука. Он агитирует за своего ученика Сашу Сегеня, но одновременно здесь же слышится определенная критика бывшего ректора: дескать, прекратил, ожидая перевыборов, печатать студентов, не занимался организацией журнала, в котором Рекемчук печатал бы своих семинаристов. Второе выступление — бывшей замзавкафедрой Гали Седых. Вернее сумбурная речь о якобы развале и обмелении кафедры. Накопила обид, бурчала на всех, на Рейна, на Лобанова, после статьи которого «Освобождение» изменился взгляд на целый пласт литературы, на Кострова и даже на Рекемчука, писателей выдающихся. Тут, сидящий рядом с ней, Костров, иронично вопросил: «А ты кто такая?» Вполне резонно.

Мне тоже хотелось выступить: коли Рекемчук поддержал своего ученика, почему бы мне не поддержать своего? Но Мария Валерьевна Иванова в своей неуемной страсти казаться лучше всех — чему помогал переливчатый блеск вышивки из камешков на ее прекрасном платье — и служить только тому, что впереди, уже позабыла, что открывать собрание должен был С.П., как исполняющий обязанности ректора, а потом предполагалось предоставить слово мне. Зачем Марии Валерьевне покойники! Только ее собственная жизнь расстилается сейчас перед ее глазами, значит остальным можно пренебречь. У меня в кармане лежал написанный утром текст, как письменная основа речи. Но раз мне слова не дали, я переписываю в дневник.

Звонок Феликса Феодосьевича. Я не знаю, может ли на конференции присутствовать кто-либо чужой, даже такой крупный начальник, реликт нашей советской бюрократии, ее еще не вымерший мамонт. Я, правда, думаю, что это еще и бывший собственник наших зданий, который уже не раз поднимал вопрос об имуществе Литинститута. Столько уже размотали, сколько куда-то делось, а все неймется!

Я вспоминаю, как мы проводили первые мои выборы, когда не было и хорошо причесанной дамы из министерства, но зато были все желающие. Сережа Чупринин кричал: надо держать «журнал» на плаву! Он все время путал журнал и институт. Это так трудно — держать в руках два предмета.

Но давайте — к серьезному. У нас сегодня выборы проходят в состоянии крайней правовой неопределенности. С одной стороны, мы имеем дело с уставом института, утвержденным министерством, с другой — с Законом об образовании, который министерством же, в первую очередь, инициирован. Устав и Закон противоречат друг другу. То есть министерство не понимает ни особенностей творческого вуза, ни своих собственных законов. Ему пока все это сходит! Кстати, за все тринадцать лет моего ректорства министерство ни разу не смогло нам помочь, когда мы обращались к нему в трудные минуты. И в этом смысле я согласен с той критикой в обществе, которая идет в адрес нашего министерства, и даже с тем общественным мордобоем, который молодежь устраивает нашим крупным чиновникам от образования. Я полагаю, что это только начало.

По Закону об образовании на должность ректора может баллотироваться любой, почти человек с улицы. В то же время Инна Люциановна Вишневская, сорок лет ведущая в этом вузе семинар драматургии, не имеет права присутствовать и участвовать в выборах, потому что у доктора искусствоведения трудовая книжка лежит в Институте искусств.

К этому я должен присовокупить нерешительность и беспринципность нашего ученого совета, на протяжении нескольких недель два раза кардинально и единодушно менявшего свое мнение относительно устава, выборов и характера представительства на них.

Тринадцать лет назад я принимал институт в тот момент, когда Союз писателей СССР, правопреемником которого является МСПС во главе с Ф.Ф.Кузнецовым, отказал нам в финансировании, фактически бросив на волю так называемой перестройки и ветра. В институте в то время не было ни одного компьютера, ни одной машины, дырявая крыша, в критическом положении горячее и холодное водоснабжение в общежитии. Тем не менее, за прошедшие тринадцать лет не было ни одной задержки зарплаты. За это время мы обрели ряд совершенно новых и не существовавших ранее в институте структур: свою книжную лавку, свое на паях издательство, у нас бесплатное для студентов, аспирантов и преподавателей, рабочих и служащих института питание. Какое-то время у нас существовал даже собственный театр. У нас расширилась аспирантура, появилась докторантура, возникли три специализированных докторских совета, свой журнал, расширилась до критических пределов библиотека, появились два этажа коммерческого поселения в гостинице и много другое.

Не стану касаться цифр, совсем недавно я отчитался на ученом совете, и он признал мою работу удовлетворительной. Но, перед тем как мы начнем наши выборы, я хотел бы сказать несколько слов о том, с чем придется столкнуться следующему ректору. 1. По мнению специалиста по эксплуатации и строительству именно учебных зданий г-на доктора Каландия, наш основной корпус простоит еще 5–7 лет. 2. Необходима новая электроподводка к институту и к общежитию. 3. Нужно отремонтировать гостиницу и сделать над общежитием новую крышу. 4.Установить дорогостоящую противопожарную сигнализацию и, главное, следить за тем, чтобы нашу усадьбу не отобрали для иных государственных нужд.

Потребуются определенные усилия, чтобы переверстать учебный процесс, на необходимость чего указывают нам некоторые «предвыборные» статьи в прессе, в том числе статья Лисунова.

Со мною институту повезло: когда меня избрали, мне не нужна была квартира, не нужен был телефон, не нужна была машина, не нужна была дача — все это у меня было. Не нужно было устраивать в институт моих детей и племянников, моя жена принципиально не носила золота, у меня не было неудовлетворенного чувства собственного престижа.

Теперь о претендентах на должность ректора.

Все шесть человек, стремящихся стать ректорами, я повторяю здесь то, что на ученом совете уже сказал Владимир Иванович Гусев, все шесть человек являются вполне приемлемыми для этой должности. Четверых из них: Толкачева, Дьяченко, Сегеня и Стояновского я брал на работу. Двое других: Бояринов и Тарасов — люди мне хорошо известные, прожившие свою биографию вместе с Литинститутом. Троих из шестерых я сам инициировал к участию в этих выборах. Решать коллективу, но, как бывший ректор, хорошо знакомый с требованиями, которые жизнь предъявляет сегодня к руководству именно этим вузом, наиболее приемлемым своим преемником я считаю Сергея Петровича Толкачева. Он подходит по человеческим и деловым качествам, по знанию механизмов управления и обладает той волей и харизмой, которые позволят отстоять, защитить и подготовить институт для новой жизни.

И последнее: отриньте, если сможете, свои пристрастия, и думайте о судьбе института.

13 января, пятница. День, как день, уже свобода. Вчера с С.П. хорошо выпили Хуча, ели мясо, говорили о предательстве, перебрали знакомых людей, в том числе и Льва Ивановича, который, как говорят и как я уверен, голосовал против С.П… А вечером позвонил Самид, вспомнили все тех же героев и героинь. Не называя никого, он сказал следующее: «это надо умудриться прожить с вами в обнимку двенадцать лет и так элегантно вас продать». К Зое Михайловне это не относилось. О ней был особый задушевный разговор. Самид просто напомнил мне, о чем, видимо, забыли все, что, если бы не я, З. М. до сих пор жила бы в Люберцах. Я всех прощаю, но никому не забуду. Всех благословляю — и милого Юру Апенченко, и доброго друга Леву Скворцова. Мотивы Левы я понимаю с особой ясностью и вряд ли сформулирую эти мотивы в публицистической форме. Художественная форма дает переливы нюансов и беспощадность выводов.