Антон Бринский - По ту сторону фронта

• Название: По ту сторону фронта
• Автор: Антон Бринский
• Издательство: Волго-Вятское книжное издательство
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1966

Герой Советского Союза А. П. Бринский в годы Великой Отечественной войны командовал партизанским соединением, действовавшим в Белоруссии, в западных областях Украины и в Польше. Отряды, входившие в партизанское соединение Бринского, совершили за время войны свыше пяти тысяч диверсий в тылу врага.

В книге «По ту сторону фронта» автор рассказывает, как советские люди, находясь на временно оккупированной врагом территории, выполняли указание Коммунистической партии — создать невыносимые условия для фашистских захватчиков и их пособников. Герои книги — подрывники, разведчики, связные, радисты. А. П. Бринский хорошо показывает боевую дружбу народов Советского Союза, связь партизан с местным населением, с народом, ярко рисует героизм советских людей, их глубокую веру в победу над врагом.

---

А Москва ответила на донесение приветствием Цуманскому отряду, поздравлением с приближающейся двадцать пятой годовщиной Октября и пожеланием успехов в борьбе с захватчиками.

Годовщину революции отряд отпраздновал взрывом двух фашистских эшелонов в ночь на седьмое ноября. Один был взорван возле станции Рудочка, другой — западнее Цумани. Сразу же после праздника еще два поезда пущены были под откос.

И работа пошла — та самая работа подрывников, которая пришлась по душе цуманским партизанам, когда они участвовали в операциях сидельниковских групп. И новый командир тоже пришелся им по душе. Ровесник Филюка, он был пониже его ростом и худощав, что еще более подчеркивало постоянную подобранность, подтянутость, характерную для военного. Суровая и деловитая немногословность — будто бы у него времени нет на долгие разговоры — тоже производила впечатление. Был он ершист и вспыльчив, порой даже грубоват, но умел крепко держать себя в руках и обычно только кончиком языка торопливо облизывал губы после каждого слова, да щека слегка вздрагивала у него в нервном тике. Правый глаз при этом казался немного меньше левого. Словно прищуривался этот черный с влажным блеском глаз, нацелившийся прямо на собеседника. Деловые качества командира — смелость, строгость, настойчивость, уменье разбираться в людях; всеми этими качествами обладал Алексеев, и все это было подмечено и оценено новыми его подчиненными. Словом — они сработались. И Филюк, вернувшись с Червоного озера, увидел это, понял и не захотел нарушать установившегося уже порядка: сейчас не время делить власть, да и не существенно это. Договорились так: Алексеев остается командиром, Филюк — его заместителем.

Фашистов растревожила деятельность цуманских партизан. Из Луцка прислали большой карательный отряд. Партизаны не могли удержать своих позиций у Лопотиня и отошли в Степанский район Ровенской области в урочище «Грабский курень». Значительных потерь в этом бою они не понесли, но радиостанция была пробита фашистской пулей, и связь с Большой землей прекратилась. Сколько ни возилась Ляля, сколько ни помогали ей товарищи, разбиравшиеся немного в радиотехнике, ничего не получалось: нужен был настоящий, высококвалифицированный специалист.

— Лучше бы меня саму ранили, — жаловалась радистка, — легче бы было лечить.

И не только она — каждый принимал близко к сердцу это несчастье, каждый хотел что-то сделать или, по крайней мере, посоветовать. Но приемлемым оказалось самое неожиданное, самое, на первый взгляд, отчаянное предложение, с которым пришел к командиру партизан Иона.

— Надо у немцев взять ученого инженера, — сказал он. — В Сарнах на радиоузле есть — я знаю.

— Смеешься! Так он и поехал.

— Силой возьмем. Поручите это дело мне. У меня там найдутся верные люди.

Сначала предложение Ионы признали невыполнимым, недопустимо рискованным, бесшабашным, а потом все-таки решили принять: ведь другого-то выхода не было. Радиостанция в партизанской жизни — такая вещь, ради которой стоит рискнуть.

План похищения продумали во всех подробностях. Сарненские подпольщики сообщили, кто там считается лучшим специалистом. За каждым шагом этого человека установлена была слежка.

В тот год, как я уже упоминал, раньше времени началась какая-то ненастоящая зима: то снег — то слякоть, то снег — то слякоть. И вот в один ненастный вечер гитлеровский офицер вышел из кинотеатра в каком-то особенно приподнятом состоянии. Не знаю, что он видел — будущее великой Германии, каким обещал его Гитлер, или полуголых бабенок, на которых так падки западные режиссеры, — но он размечтался. Свернул за угол. И не успел даже вскрикнуть, и сам не понял, как очутился вдруг в санях, с заткнутым ртом и крепко скрученными руками. Кто-то тихим голосом на ломаном немецком языке, прикасаясь холодным дулом пистолета к его виску, сказал ему, что он в руках партизан, что с ним ничего плохого не сделают, но он должен вести себя прилично. «Анштэндиг, анштэндиг», — настойчиво повторял этот голос. И хотя гитлеровец, вероятно, не понял даже, при чем тут приличие, холод пистолетного дула убедил его.

Около ста километров пришлось везти пленника по рыхлому мокрому снегу ненаезженных лесных дорог. Останавливались тоже в лесу. И продолжалось это больше суток. В конце концов приехали в лагерь, и здесь Алексеев, свободно говоривший по-немецки, объяснил фашисту, что от него требуется. Тот сперва заупрямился: как это он, верный слуга фюрера, будет ремонтировать радиостанцию для лесных бандитов! Наотрез отказался. Но Алексеев весьма выразительно потряс перед его носом хорошим парашютным стропом: вот, дескать, веревка — и показал на сук стоявшей рядом осины.

— А если отремонтируете как следует, — добавил он, — жизнь и доставка в Сарны вам гарантированы. Убивать вас нам нет никакого расчёта: может быть, вы нам еще пригодитесь. Мы вам даже заплатим.

Гитлеровец пофыркал еще немного и взялся за работу. Три дня заняло у него это дело. Сначала руки дрожали, потом обтерпелся. Да и то сказать: кормили его хорошо, не хуже, наверно, чем в Сарнах. Был и шнапс, вернее разведенный спирт, был и шпиг — прекрасное украинское сало.

Ляля почти не отходила от немца, внимательно следя, как его хитрые и тонкие пальцы развинчивают, перебирают и свинчивают детали ее рации. Заговаривала с ним и досадовала сама на себя, что так трудно вспоминаются слова полузабытого немецкого языка. А тут еще некоторые партизаны упрекали: «Маэш висшу освiту, а не вмiэш з нiмцем балакать!»[5]. Упреки были справедливы: Ляля (по-настоящему — Нина Кокурина) закончила Горьковский пединститут и уже преподавала в средней школе. В пединституте она учила как раз немецкий язык, получала «пятерки» и «четверки», но не интересовалась этим предметом (лишь бы сдать!), не тренировалась, почти не читала по-немецки. Вот и приходится каждое слово отыскивать в памяти — и не каждое находится.

Немец, хотя и с трудом понимал Лялю, разговаривал с ней охотнее, чем с другими. Во-первых, он видел ее чаще, во-вторых, она все-таки женщина, а мужчин в партизанском лагере он, должно быть, немного побаивался. На первых порах он глядел на девушку свысока, а потом, узнав, что она имеет высшее образование, работала в школе и вдруг добровольно решила лететь во вражеский тыл на верную смерть, начал глядеть с удивлением. Война — не женское дело. И он неожиданно вспомнил известную формулу кайзера Вильгельма: «Кирхе, кюхе унд киндер» — церковь, кухня и дети — вот все, что прилично и позволительно для женщины. Ляля смеялась над этой формулой, а немец становился еще серьезнее.

— Русские женщины — странные женщины. Я не понимаю русских женщин.

— В том-то и беда ваша, — отвечала Ляля, — что вы не понимаете русских людей.

Работа была закончена. Радиостанцию проверили: Ляля выстукала депешу в Москву и получила ответ. Немцу выдали из партизанских запасов пять кило сала, восемь литров спирту, несколько тысяч оккупационных марок и, как было условлено, отвезли в Сарны. Алексеев предупредил его на прощанье, чтобы он никому не рассказывал о своей работе. Но он не внял голосу благоразумия и, объясняя причину своего отсутствия, аккуратно доложил обо всем начальству. На другой же день его арестовали и расстреляли.

* * *

А Цуманский отряд продолжал борьбу. Если у партизан есть непосредственная связь с Большой землей — значит, и руководство есть от центра, значит, и взрывчатка есть, значит, и тяжелая партизанская работа идет дружнее и успешнее.

Филюк увлекся подрывным делом и лично руководил большинством боевых операций. Обычно ему сопутствовала удача, потому что и он и его люди хорошо знали местность и с населением у них была самая тесная связь. Но порой приходилось им попадать и в опасные переделки, и тогда выручала партизанская находчивость и смелость.

Однажды подрывники принесли с собой в район станций Олыка и Цумань пять «взрывов», и Филюк распланировал: рвать каждую ночь по эшелону попеременно — то у Олыки, то у Цумани. Но на третью ночь расписание это было нарушено: фашистский отряд — человек полтораста, — высланный против партизан, устроил засаду как раз там, где надо было рвать поезд. Немцы расположились с одной стороны железнодорожного полотна, подрывники — с другой, и в темноте немцы сначала не заметили тихо подкравшихся партизан. Первая мина поставлена была благополучно, но Филюку этого показалось мало — он распорядился поставить вторую мину, чтобы по детонации она взорвалась в середине эшелона. Яков Добридник снова подполз к рельсам, и тут его почуяла или услышала немецкая ищейка. Затявкала, бросилась на партизана, стараясь вцепиться ему в горло. Правда, Добридник не растерялся — убил собаку и ушел, но немцы подняли такую стрельбу, что подрывникам пришлось отступить, унося свои мины. Взрыв в эту ночь так и не состоялся.