Гонсало Гуарч - Армянское древо

• Название: Армянское древо
• Автор: Гонсало Гуарч
• Издательство: ЮниПресс СК
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-91152-008-3

«Армянское древо» — исторический ромам о геноциде армянского народа в Турции в период между 1915 и 1916 гг.

Все персонажи произведения вымышлены. Любое сходство с действительностью является чистым совпадением.

Обстоятельства, эпизоды, места и факты, изложенные здесь, реально отражают историю этого геноцида и ту эпоху, в которой он совершился.

К моменту, когда работа над этой книгой была близка к завершению. Европейский парламент принял резолюцию от 14 ноября 2000 г., в которой содержался призыв к турецкому правительству признать факт геноцида армянского народа.

---

Наконец меня выписали из госпиталя. К тому времени меня уже не очень волновали условия в нем. Это было похоже на то, что именуют «синдромом Стокгольма». Мне уже не хотелось уезжать. Я даже сказал лечащему врачу, что до поступления в госпиталь я чувствовал себя намного хуже, чем сейчас. Я-то понимал, что единственной причиной для продления моего пребывания там было ожидание, что она появится вновь. Я не мог свыкнуться с мыслью, что никогда больше не увижу ее.

Кто действительно появился в госпитале, так это второй секретарь посольства в Анкаре Декстер Бруль. Он приехал сообщить мне, что меня увезут отсюда обратно в Соединенные Штаты. Пытаясь передать мне свой оптимизм, он улыбнулся мне.

Я убедил его, что этого делать не следует. Я чувствовал себя прекрасно, и должен пробыть в городе еще одну неделю. Кроме того, инженеры, ответственные за работу перерабатывающих заводов, взяли надо мной шефство. Это была прекрасная возможность внедриться в их среду и узнать их подлинное мнение о реальности строительства нефтепровода. Причем не с позиций неизвестного человека, представляющего стратегические интересы такой страны, как США, а с позиций их настоящего друга, доверенного человека. Они узнали через Сергея Бахзу, где я нахожусь, и ежедневно приходили ко мне, чтобы выразить свое сочувствие. Они приносили с собой водку домашнего приготовления, и эти бутылки скапливались у меня под кроватью. Они говорили, что это напиток богов, который мы должны будем как-нибудь вместе выпить.

Декстер Бруль, казалось, не очень проникся моими аргументами. Он настаивал на том, что ему поручили вытащить меня отсюда. Помимо прочего они опасались, что покушение может быть повторено. В конце концов гарантии самого правительства Азербайджана, задержавшего террористов и предавшего их суду, сыграли свою роль и оказались более убедительными, чем мои собственные аргументы.

На следующий день меня выписали из госпиталя. Я собрал вещи и, прежде чем выйти из госпиталя, направился к кабинету директора.

Я хотел поблагодарить его за проявленное ко мне внимание. Я понимал, что большего они не могли дать, имея такой скромный бюджет. Он принял меня весьма сердечно и был рад, когда я подарил ему несколько бутылок водки, чтобы он распил их вместе со своим персоналом.

Уже вставая, я спросил у него (стараясь показать, что для меня это не имеет большого значения) о докторе Лейле Халил. При этом я пробормотал, что, мол, хотел бы поблагодарить ее за визит.

Директор посмотрел на меня с любопытством. Лейла Халил? Да, он помнил ее. Она провела один день в госпитале. Но она не работала здесь. И даже ни в одном медицинском учреждении Азербайджана. Она была турецким врачом, работавшим в Красном Кресте. Она приезжала по заданию Красного Креста только для того, чтобы оценить мое состояние.

Директор бросил на меня заинтересованный взгляд. Она навестила меня? Он пробурчал, что до конца не понимает, в чем дело. В любом случае ее уже нет в городе. А где ее найти, он не знает.

* * *

На главной лестнице меня ждал Сергей. Увидев меня, он стеснительно заулыбался. Он был рад, что я уже хожу, но по-прежнему прятал свой взгляд, как будто продолжал считать себя единственным виновником случившегося. Я с улыбкой протянул ему руку, и он обнял меня в знак своего расположения и, возможно, благодарности за то, что я не только не имел ничего против него, но и считал его своим другом.

Я уже был в машине, когда вдруг вспомнил, что забыл папку, переданную мне Сергеем. Я пробормотал извинения и вышел из машины, опасаясь не найти ее на прикроватной тумбочке.

Я вошел в палату в тот самый момент, когда уборщица выходила из нее, и подумал, что она выбросила папку. Но нет. К моей радости, папка лежала на месте. Причем именно так, как две недели тому назад ее оставил Сергей.

Я взял папку и быстро вернулся в машину. Сергей увидел папку и ухмыльнулся. Потом резко тронулся с места, выпустив клубы черного дыма и извинившись за низкое качество советских моторов.

То, что случилось со мной, изменило некоторые мои воззрения. До сих пор я никогда не думал о смерти как о чем-то определенном и неизбежном. Покушение поставило ее настолько близко, что она практически коснулась меня, а это, несомненно, меняет личность. Смерть в конечном итоге затрагивает других. Всегда только других. Парадокс состоит в том, что, когда приходит наш час, это уже не наш вопрос.

Сергей захотел устроить ужин в мою честь и пригласил меня в один из самых роскошных ресторанов Баку. Рискуя задеть его чувства, я ответил отказом. Я предпочел бы перекусить где-нибудь на берегу моря, где подают свежую рыбу, в скромном и безлюдном ресторане. Он согласился, сказав, что понимает меня. Это, конечно, хорошая мысль, тем более что вряд ли нам подадут в дорогом ресторане более свежую рыбу.

За едой мы не разговаривали. Я был рассеян, и Сергей уважал мое состояние. У меня начинала болеть голова, это улучшало мое настроение, но желания разговаривать не появлялось. Я предпочитал молчать, пока Сергей неожиданно не уставился на меня. Тогда он и спросил, прочитал ли я бумаги из его папки.

Я в удивлении отрицательно покачал головой. Нет. Не было подходящего момента для этого. А почему он так хочет, чтобы я прочитал бумаги? Он пожал плечами, пробурчав, что он предпочел бы, чтобы я сам это понял. Эти бумаги прислал ему его старый друг, имевший, как ни странно, такую же фамилию, как и я. Его друга звали Дарон Нахудян. Он познакомился с ним в Стамбуле лет двадцать назад. Хороший человек, добавил он.

Потом он захотел сменить тему разговора. Он спросил, когда мы продолжим нашу работу. Ему очень хотелось поскорее вернуться к ней.

Мне не хотелось обманывать его. Я ответил, что все эти события повлияли на меня намного сильнее, чем я сам ожидал. У меня уже не было большого интереса продолжать работу. Мне трудно сосредоточиться, да к тому же время от времени сильно болит голова.

Сергей, моргая, внимательно смотрел на меня, словно не желая слышать эти слова. Он хорошо понимал, что я представляю собой его шанс, и ничего не хотел больше слышать.

Я закончил ужин, подняв тост за дружбу, а Сергей обхватил свою голову руками. Мне было по-настоящему жаль огорчать его, но я не мог оставаться в Баку только из-за того, что моему новому другу нужна работа. Я предпочел дать ему тысячу долларов, потому что мне было уже ясно, что надо делать. Раньше у меня не было такой ясности.

Потом я раскрыл папку. Целая куча листков, исписанных на машинке. Был поставлен заголовок: «Армянское древо». Тогда я вспомнил, что у моего отца был дальний родственник, племянник Дарон Нахудян.

11 Лейла Халил

Я хорошо помню день, когда Дарон Нахудян появился в нашей жизни. Это была пятница, март 1978 года. В тот день мне исполнилось двенадцать лет.

Когда я вечером пришла домой, он уже был там. Он сидел в библиотеке, разговаривал с мамой, и у меня появилось ощущение, что я знаю его всю жизнь. Мне показалось, он был рад находиться среди нас, и я увидела, что и мама была довольна.

В тот вечер перед сном мама объяснила мне, кто такой Дарон. Потом она впервые в моей жизни рассказала мне о моем отце Крикоре Нахудяне, сводном брате Дарона Нахудяна.

Помню, она закрыла лицо руками и разрыдалась, не в силах успокоиться. Я обняла ее, и мы так просидели довольно долго, понимая, что у меня есть она, а у нее есть я.

Дарон неожиданно оказался для нас приятным сюрпризом. Это был добропорядочный человек, довольно пожилой, ему тогда было лет шестьдесят, но он производил впечатление человека, обладающего большой жизненной энергией.

Он объяснил нам, чем занимается, и мама отнеслась к этому с энтузиазмом. Она всегда говорила, что получила османское воспитание, унаследованное от своих родителей, — моего дедушки Халил-бея и бабушки Ламии-паша. Но меня она хотела воспитать по-другому и устроила во Французский колледж.

На меня произвела впечатление та цель, которую поставил перед собой Дарон. Для меня прошлое было чем-то расплывчатым, потерянным навсегда, сохранявшимся разве что в памяти того или иного человека.

История тоже не нравилась мне тогда, вернее, не нравилось, как мне ее подавали. Я отдавала предпочтение естественным наукам и химии.

* * *

С тех пор наши отношения с Дароном стали постоянными. Он иногда приезжал к нам и звонил не реже одного раза в месяц. Он был как бы членом нашей семьи, и мама высоко ценила его. Кроме того, она хотела помочь ему в реализации его проекта. Эта работа казалась мне немыслимой, но, как он сказал, она стала смыслом его жизни. По какой-то причине мама не разговаривала со мной на эту тему. Тогда я была слишком маленькой, чтобы понять суть дела.

Что касается нас, то в Дамаске мы жили неплохо. Политическая ситуация была стабильной, хотя иногда все усложнялось абсурдным характером сирийцев, которым нравилось совать нос в чужие дела, изображая из себя донкихотов и пытаясь помочь другим народам, например палестинцам, хотя сирийцам было бы куда полезнее оказывать помощь самим себе. Мы считали себя не сирийками, а турчанками, но вполне вписывались в окружающую жизнь.