Джеймс Данн - Единство и многообразие в Новом Завете Исследование природы первоначального христианства

• Название: Единство и многообразие в Новом Завете Исследование природы первоначального христианства
• Автор: Джеймс Данн
• Издательство: Библейско–богословский институт св. апостола Андрея
• Жанр: Религиоведение
• Год: 2009
• ISBN: 978–5-89647–216–2

Книга Джеймса Д. Данна — одно из лучших современных пособий по изучению Нового Завета. Эта работа соединяет в себе исследование текста Нового Завета с историко–социальной характеристикой жизни первых христианских общин, помогая преодолеть пропасть между текстологическими исследованиями и богословской интерпретацией Священного Писания в духе древнейшего исторического христианства. Для студентов старших курсов гуманитарно–богословских факультетов и вузов, а также для всех интересующихся изучением Нового Завета.

---

е) Божественное владычество и руководство. Венчает все вера в то, что Бог управляет ходом истории, которая движется к Его цели. Особенно заметна эта вера в образе свитка, в котором уже записана вся будущая история (Дан 8:26,12:4, 9, Откр 5–8)[601]. Смысл понятен: все происходящее предопределено и известно заранее. Согласно апокалиптику, лишь один Бог может установить новый век. Новый век не вырастает из прежнего, и его нельзя достичь человеческими усилиями. Это может быть только делом рук Божьих, сверхъестественным божественным вмешательством. Потому‑то надежда преодолевает пессимизм. Апокалиптик не останавливается подробно на внешних явлениях или на реальности настоящего. Его внимание сосредоточено на Боге, и свою задачу он видит в том, чтобы передать читателям свое понимание более полной, космической реальности и предвидение близкого вмешательства Божьего.

66.4. Мы можем подытожить сказанное и, возможно, более полно разъяснить особенности апокалиптической эсхатологии через сравнение ее с пророчеством, из которого она, вероятно, выросла. Конечно, частично они совпадают. Например, согласно пророчеству Исайи, в будущем между людьми будет мир, природа преобразится, волк будет жить вместе с ягненком, и барс будет лежать вместе с козленком, и вся земля наполнится ведением Господа (Ис 2; 11). Иезекииль переживал видения и использовал фантастические образы, которые мы обычно ассоциируем с апокалипсисами — "четыре живых существа", четыре колеса, ободья которых "полны были глаз" и т. д. В послепленный период особенно заметно развитие в пророчестве тенденции к апокалиптике с картинами божественного суда над народами, избавления и оправдания праведного остатка, наступления нового золотого века справедливости, мира и бесконечного блаженства. Но в апокалиптической эсхатологии полотно шире и мазки смелее. В каждой из основных особенностей апокалиптики присутствует гораздо более выраженная, по сравнению с пророчеством, эсхатологичность. Разрыв между прежним веком и веком грядущим гораздо сильнее здесь, чем где‑либо в пророчестве. Полный пессимизм по отношению к настоящему гораздо более радикален. Страдания при конце времен страшнее, суд и спасение окончательны, Конец гораздо ближе, надежда на вмешательство Бога, Который пошлет Своего посланца, полнее. Это же относится к эзотеричности многих апокалипсисов, развитию представления о предопределенной истории, космическим масштабам… Все это можно рассматривать как расширение пророчеств, но здесь также проходит граница между пророчеством и апокалипсисом. Роули (H. Н. Rowley) подытоживает это различие следующим образом: "Вообще говоря, пророки предсказывали будущее, которое должно вырасти из настоящего, в то время как апокалиптики предсказывали будущее, которое должно вторгнуться в настоящее"[602].

Определив особенности "апокалиптики", перейдем теперь к рассмотрению истоков христианства и его писаний, чтобы установить, можно ли — и в какой степени — говорить о христианстве I века как о христианстве "апокалиптичном".

§ 67. "Апокалиптика — мать всего христианского богословия"?

Иудейская апокалиптическая литература относится к периоду от конца III в. до н. э. до II в. н. э. Она распадается примерно на две равные части: до и после Иисуса. Отсюда следует, что Иисус жил в то время, когда апокалиптизм был одной из важнейших составляющих иудейской религиозной мысли. Огромную значимость этого впервые довела до сознания библеистов на рубеже XIX‑XX столетий работа Вейса и Швейцера (J. Weiss, Α. Schweitzer), которые доказывали, что на Иисуса сильно повлияла апокалиптическая эсхатология и что Его проповедь о Царстве и понимание Им Своей миссии носили сильный отпечаток апокалиптизма и вне его помяты быть не могут. Очень важно, что с тех пор почти все исторические исследования личности Иисуса представляли собой попытку уйти от такой ее оценки или по крайней мере смягчить ее. Очень часто это делалось, чтобы избежать тех христологических выводов, которые в этом случае последуют. Лишь немногим чаще называли "апокалиптической" раннехристианскую общину, несмотря на отсутствие соответствующих свидетельств в Книге Деяний Апостолов. Так или иначе, невозможно уйти от вывода Кеземана: "Апокалиптика была матерью всего христианского богословия"[603]. В таком случае важность апокалиптики для нашего понимания христианства I века еще требует должной оценки. Если христианство зародилось в апокалиптической среде как одна из апокалиптических сект, что это говорит нам о христианстве?

67.1. Скудость наших сведений об Иоанне Крестителе не позволяет точно реконструировать его дело и проповедь. Однако имеющиеся свидетельства, достаточно ясно говорят о сильном влиянии на его проповедь апокалиптической эсхатологии. Он предвещал главным образом наступление суда (Мф 3:7–12/Лк 3:7–9,15–18), более того, последнего суда — окончательный приговор о винограднике (всякое дерево, не приносящее плода, срубают и бросают в огонь), окончательная жатва (пшеницу собирают в житницу, а солому сжигают "огнем неугасимым"). Кроме того, суд является близким: пришедшие послушать Иоанна бегут от (эсхатологического) гнева, который вот–вот разгорится: "Уже лежит топор при корне дерев"; лопата уже в руке, готовой провеять зерно.

Образы, которые Иоанн использует для описания суда, характерны для апокалиптической эсхатологии. Образ жатвы встречается и в пророчествах, и в апокалипсисах (ср. Иоил 3:13, 3 Ездр 4:30). Но представление об огненном суде, которое является доминирующей чертой того, что осталось от учения Крестителя (Мф 3:10,11,12), более свойственно апокалиптике (см., например, 1 Енох 10:6,13, 90:24–26,100:9,102:1, Зав. Иуд 25:3, Сив. Ор III:542–544, IV:176–178, 2 Вар 48:39, 43, 59:2, 3 Ездр 7:36–38,1 QH 6:18–19). Еще поразительнее, что Иоанн использует крещение (обряд, который был характерен именно для него) как образ божественного суда — "Он будет крестить вас Духом Святым и огнем" (Мф 3:11/Лк 3:16). Видимо, здесь Иоанн исходил из апокалиптического символа суда как огненной реки (Ис 30:27–28, Дан 7:10,1 Енох 14:19,17:5, 67:7,13, 71:2, 2 Енох 10:2, Сив. Ор III:54, 3 Ездр 13:10–11,1 QH 3:29–31). Поскольку он явно говорил о крещении в этом потоке огненного Духа (πνεύμα) как нераскаявшихся, так и раскаявшихся, то он, должно быть, считал, что первые из них будут таким образом уничтожены (ср. Мф 3:10,12/Лк 3:9,17), а вторые — очищены (см. выше, § 39.1, прим. 6). Другими словами, его метафору лучше всего понимать, как вариацию апокалиптической темы "мессианских страданий": горести и катастрофы последних времен будут одновременно и разрушительными, и очистительными при смене старого века новым (выше, §§ 39.1 и 66. З. в).

Отметим также сочетание в проповеди Иоанна пессимизма и надежды. Насколько можно судить, он не придавал значения взгляду, будто, верно следуя закону, можно обрести милость Бога. Он открыто выступал против сходного воззрения, будто происхождение от Авраама (включая обрезание) может как‑то удовлетворить Бога. Лишь те, кто искренне и всем сердцем покаялись, могут надеяться выдержать крещение Духом и огнем, но и тогда только ценой сожжения каждого пятна и клейма века нынешнего в потоке огненного Духа. Раскаявшиеся и выжившие при очистке гумна во время "мессианских страданий" будут как доброе зерно в житнице нового века.

Неясно, через кого, по мнению Иоанна, должен был осуществиться суд Божий. Мы слышим только то, что "идет за мною Сильнейший меня" (Мк 1:7, пар.). Возможно, он имел в виду человека, наделенного властью свыше. Но более вероятно, что он говорил о небесном существе, возможно в образе человека. Здесь на Иоанна мог повлиять апокалиптический образ подобного человеку существа или Сына Человеческого[604]; отметим особо, что в видении Дан 7:9–14 сходятся и Сын Человеческий (человек), и огненная река. Еще более близкая параллель — видение в 3 Ездр 13:10–11 (ср. также Откр 14:14, где использована метафора Крестителя о жатве).

Таким образом, несмотря на недостаток материала, у нас достаточно свидетельств в пользу принадлежности Иоанна Крестителя апокалиптической мысли I в.

67.2. Что можно сказать об Иисусе? Выше (§ 3) мы уже анализировали Его проповедь. Поэтому заострим внимание лишь на некоторых особенностях. Проще всего следовать грубой схеме отличительных богословских признаков, обрисованных в § 66.3.

а) Вполне вероятно, что Иисус использовал понятие двух веков (Мк 3:29/Мф 12:32, Мк 10:30/Лк 18:30, Мк 11:14/Мф 21:19, ср. Мк 4:19/Мф 13:22, Мф 13:39–40,49, Лк 16:8, 20:34–35). Но более характерно для него упоминание о "Царстве Божьем". Это нетипичное апокалиптическое выражение, но его можно считать вариацией на тему двух веков, то есть описанием Иисусом века грядущего. Несомненно, именно это значение Иисус имел в виду (Мф 6:10/Лк 11:2, Мф 8:11/Лк 13:28–29, Мф 10:7/Лк 10:9,11, Мк 9:1, пар.). Здесь справедлив подход Вейса: Царство Божье не возникает в этом мире, не развивается из него, "оно — абсолютно надмирная реальность, диаметрально противоположная миру сему"[605]. Хотя Иисус считал, что сила последних времен уже проявляется в Его служении (см. выше, §§ 3.2,50.5 и ниже, § 67.2. е), это была именно сила века грядущего — настолько сверхъестественная и эсхатологически иная, что она ни с чем не сравнима, а сопротивление ей чревато лишением места в веке грядущем (Мф 12:27–28/Лк 11:19–20, Мк 3:28–29). На разрыв между грядущим Царством и веком нынешним указывает и иной способ питания и взаимоотношений (Мф 6:11/Лк 11:3 — эсхатологический хлеб, Мк 12:25 и пар. — "как ангелы на небесах"), и полная переоценка ценностей этого мира (Лк 6:20/Мф 5:3, Мк 10:29–30,31, пар., Лк 12:16–21), и иной вид Храма (эсхатологический — ср. Мк 14:58, Ин 2:19, ср. выше, § 10.1), а особенно то, что начало века Царства ознаменует Судный день (Мф 19:28/Лк 22:29–30).