Жан-Люк Энниг - Краткая история попы

• Название: Краткая история попы
• Автор: Жан-Люк Энниг
• Издательство: КоЛибри
• Жанр: Искусство и Дизайн
• Год: 2006
• ISBN: 5-98720-023-7

Не двусмысленную «жопу», не грубую «задницу», не стыдливые «ягодицы» — именно попу, загадочную и нежную, воспевает в своей «Краткой истории...» французский писатель и журналист Жан-Люк Энниг. Попа — не просто одна из самых привлекательных частей тела: это еще и один из самых заметных и значительных феноменов, составляющих важнейшее культурное достояние человечества. История, мода, этика, искусство, литература, психология, этология — нигде не обошлось без попы. От «выразительного, как солнце» зада обезьяны к живописующему дерьмо Сальвадору Дали, от маркиза де Сада к доктору Фрейду, от турнюра к «змееподобному корсету», от австралопитека к современным модным дизайнерам — таков прихотливый путь, который прошла человеческая попа. Она знавала времена триумфа, когда под солнцем античной Греции блистали крепкие ягодицы мраморных богов. Она преодолела темные века уничижения, когда наготу изображали лишь затем, чтобы внушить к ней ужас. Эпоха Возрождения возродила и попу, а в Эпоху Разума она окончательно расцвела: ведь, если верить Эннигу, именно ягодицам обязан Homo sapiens развитием своего мозга. «Краткая история попы» - типично французское сочетание блеска, легкости, остроумия и бесстыдства.

---

Главным для всех авторов блазонов (в литературе существовала целая школа поэтов, писавших в этом жанре) было найти верный подход к заднице. Ягодицы — не просто интимная часть тела, они неуловимы и непостоянны, как ртуть. Маркиз де Сад, например, мучительно подбирает слова, описывая красоту зада, он путается, повторяется. Для него задница — предмет поклонения, он встает на колени перед прелестным маленьким задиком, целует его, трогает, приоткрывает и впадает в экстаз. Как описать восторг перед лицом божественного зада и роскошного ануса? Де Сад не знает. Монах Северино находит, что у Жюстины «великолепно очерченные ягодицы и жаркий, несказанно узкий задний проход». Слово найдено — совершенство ягодиц несказанно. Маркиз называет три признака идеальной попы: она красиво вылеплена, белая, но может иногда заливаться дивным румянцем; она свежая, круглая и полная; наконец, она неприступна и плотно сжата. «Заветное отверстие» де Сад иногда сравнивает с ягодкой, бутончиком или розочкой — мило, но туманно. Причина растерянности маркиза кроется не в смятении чувств: все дело в том, что красота — это пошлость, а хвалебная ода — глупый жанр.

Маркиз оживляется, описывая уродство ягодиц — будь то вялые, обвисшие, траченные пороком зады распутников или мерзкие уродливые задницы старых своден. Заклеймить увядший зад очень легко. Ссохшийся от частых порок зад, старый морщинистый зад, зад, подобный грязной ветхой тряпке, разодранный зад, больше всего напоминающий промокательную бумагу, израненный, съеденный заживо гниением зад, до того дряблый и тощий, что можно обмотать покрывающую его кожу вокруг палки, старый морщинистый зад, напоминающий коровье вымя, кратер вулкана, дыру в уборной, гнусную клоаку: воистину, зад достигает апофеоза в поношении и величия — в бесчестье.

Верлен в сборнике Oeuvres libres («Вольные стихи») признается, что потрясен и побежден задницей. Поэт то и дело возвращается к этой мысли, он совершенно ослеплен «великолепными, блистательными, / такими неистовыми / В юных забавах» ягодицами (Filles). Его завораживает как «Застенчивая малышка, сладкая маленькая штучка / В легком ореоле золотистого пушка, / Раскрывается / Навстречу / моему желанию, неистовому и немому» (Femmes). Но больше всего Верлена потрясают мощь зада, которым он «навеки покорен», грандиозное бесстыдство и торжество плоти. Верлен капитулирует не только перед женским, но и перед мужским задом, хоть и клянется всеми богами, что первый в тысячу раз лучше второго (и наоборот). Но главное для читателей в этих стихах — зад, увиденный Верленом в новом ракурсе (хотя, конечно, это не главная из его поэтических находок): поэт погружается в него лицом. В глубине тела Верлен купается в перебродивших запахах, как в стоячей, прогретой солнцем воде. Он пленен этой сумрачной пряной ловушкой. «Я погиб. Ты победила. / Лишь одно имеет теперь значение — твой большой зад, / Который я так часто целовал, лизал и обнюхивал...» (Femmes). Верлен тонет «в этой особой испарине, / благоуханной и наполненной запахами / спермы и влаги и ароматами зада». Язык шарит в таинственном отверстии, теряется в нем, пьянеет от «терпкого и свежего яблочного запаха», сладкоежке весело, он влюблен.

Поцелуй затуманивает рассудок (мы знаем это от Пруста). Поэтому-то попа для многих приобретала призрачные очертания, а описывать призрак — дело весьма непростое. «Если я скажу вам, — пишет Патрик Гренвиль[20] в «Грозовом рае», — что один [зад] толще других, а этот маленький и тощий, тот тощий и желтоватый, а другой — румяный, в ямочках, с пухлыми половинками, гостеприимно раскрыт или целомудренно сжат... мои слова не отразят реальности». Как же Гренвиль решает проблему? Он описывает попку Мо, полагаясь на воображение. Однажды он случайно видит ягодицы Мо. «Я немедленно прикрыл дверь [ванной] , ибо Мо способна впасть в ужасный гнев, если узнает, что ее видели, застали врасплох, погубили». Он воспринимает свое видение как цветовое пятно. «Зад серо-белый. Цвет крайне важен. Мутно-белый. Ослепительная белизна великолепна, но, слегка поблекнув, она придает плоти еще большую выразительность, окутывает ее пеленой желания. Кажется, будто зябко-серая снежная пороша припудрила кожу».

Блазон, посвященный заду, меньше всего похож на хирургическую операцию. Я бы назвал его неумелой попыткой постижения реальности, тщетным стремлением смягчить боль от невозможности обладания.

ГЛАВА 5. Бордель

Когда в 1882 году Тулуз-Лотрек поселился на Монмартре, ему было всего восемнадцать лет, но его уже тогда называли Маленьким Тираном. В компании друзей, возглавляемой Эмилем Бернаром[21],- Маленький Тиран изведал самые отвратительные развлечения Парижа. Красотки в красных и желтых юбках плясали кадриль в зале «Элизе-Монмартр»: Ла Гулю, Нана-Кузнечик, Грий-д'Эгу с ее щербатой улыбкой и Рыжая Роза, ставшая любимой моделью художника и наградившая его сифилисом. Посещал он и других женщин — в «домах», как тогда говорили. Все мы знаем картины Мане «Олимпия» и «Нана». На полотнах, написанных после 1879 года, Дега позволяет нам разглядеть рядом с голыми девицами тени их клиентов. Но только Лотрек осмелился в 1893 году поселиться в шикарном заведении на улице Мулен, на правом берегу

Сены, где его звали мсье Анри. «Я только и слышу со всех сторон: «Бордель!» — писал он. — И что с того! Только здесь я чувствую себя как дома».

В 90-х годах из двухсот публичных домов, официально зарегистрированных в 1856 году в Париже, сохранилось не больше шестидесяти. Лучшие дни остались позади. Наивный человек скажет: где, как не в веселом доме, можно вволю насмотреться на задницу? Какое заблуждение! Задница у Лотрека не выставляет себя напоказ. Девицы не остерегаются художника, он им нравится: он заглядывает им под юбки на лестнице, подсматривает, как они целуются взасос или лежат в постели, сплетясь в нежном объятии. В те времена лесбийские отношения не были редкостью у девиц, проживавших в борделе. Лотрек любит в падших созданиях именно эту сентиментальность. Они не прячутся, но и не рисуются, проходят мимо, проскальзывают в дверь между будуаром и спальней, отражаясь в зеркалах, стоят на пороге гостиной. Нежатся на канапе, а потом внезапно вскакивают и убегают, шумно смеясь, играют в карты, убивая время. Лотрек никогда не изображает их в спальне с клиентом (в 30-х годах это станет любимым сюжетом Брассаи[22]). Девушки коротают свободное время в одиночестве или наедине с подругой. Иногда мы видим их обнаженными, спереди или со спины, но именно со спины они волнуют нас сильнее всего — потому что смотрятся в зеркало. Лотрек подсматривает и делает наброски — несколько точных штрихов. У него злой карандаш. Он предпочитает рыжих и белокожих женщин, так что у всех героинь на его полотнах огненные волосы и прозрачная кожа.

Задница борделя — это задница-насмешница. Она не прибрана, ей скучно. Порой Лотрек изображает ее слегка неуравновешенной, но у него она никогда не бывает ни напыщенной, ни вялой, как у Руо[23]. У лотрековских героинь зады всегда очень живые и задорные. Такой попке терять не чего, и плевать она хотела на то, что ее могут взять да и нарисовать. «Лотрек пишет злачные места кистью могильщика», — сказал один из критиков о картине «Танец в Мулен-Руж». Лотрека называли «Гойей проституток», говорили о «шлюхах с набеленными телами, наглых чертовках, что разлеглись на красных диванах», видели «порок даже в его колорите, мужском, крепком, пряном». Однако героиня «Обнаженной перед зеркалом» (1897) — она не сняла чулки, а рубашку уронила на пол к своим ногам — вовсе не олицетворяет триумф порока. Ее тело великолепно, у нее полный зад, высокая упругая грудь, но любая женщина, долго и пристально вглядывающаяся в свое отражение в зеркале, неизменно приходит к печальному выводу: да, плоть роскошна, она на пике красоты, но смерть уже пометила ее. Как говорил Кокто, на каждом снимке красивой женщины мы видим смерть за работой — она словно пчелиный рой в стеклянном улье. Та, что смотрится в зеркало, тоже прекрасно все видит.

Одна из картин Лотрека — «Обнаженная рыжая на корточках» — вызывает двойственное чувство. Натурщица позирует. Лотрек пишет ее несравненную попу в мягких рыжевато-охряных тонах. Женщина грациозна, она выгнула спину, чтобы подчеркнуть сходство с разгоряченной кобылой. В ней нет ничего от погрузившейся в мечты девушки. А вот художник потрясен, он замер, застыл от изумления! Истинный сюжет картины — Нимфа и Хромоножка. Млечный Путь, отразившийся в пенсне калеки.

ГЛАВА 6. Людоед

Как это можно — съесть попу? Можно ли это хотя бы представить себе? Нет ничего проще: достаточно вспомнить все то, с чем мы привыкли ее сравнивать. Например, фрукты (яблочки или персики, а может, и груши) или выпечку (пирожки и булки). Идеальным кондитерским воплощением задницы можно назвать знаменитый шведский торт «Принцесса». Чего в нем только нет! Миндальный бисквит, крем и фрукты образуют великолепный купол, покрытый зеленым марципаном и сахарной пудрой. Эту мягкую и нежную попу нарезают толстыми ломтями, в которых чередуются разноцветные слои, и подают с сухим белым вином, например с совиньоном. Мрачный шутник Ролан Топор[24] без тени смущения предлагает нам продуманное до мелочей людоедское меню, воплощение принципа «человечина — лучшее блюдо для человека». Среди фирменных блюд Топора фигурируют лущеное яичко («подержите его над огнем, и кожица слезет сама»), девичьи ляжки, жаренные в масле («это блюдо очень весело есть в компании друзей»), щеки от шеф-повара со щавелевым пюре, седалищная борозда в пережаренном масле и теплом уксусе, женская кровь со шкварками, суп из объедков карлика, пенис-соте, похлебка из свежих губ, свежевыжатая сперма. Остается только жалеть, что Топор не изобрел ни одного рецепта приготовления ягодиц. Правда, за него это сделал один японец — за счет одной голландки.