Олег Скользящий - Непредумышленное

• Название: Непредумышленное
• Автор: Олег Скользящий
• Жанр: Поэзия

…Я в капище забытых преступлений,

Где память пахнет горьким нафталином…

Стою на старых брошенных руинах

Изменником, явившимся с повинной.

Среди погасших прожитых видений…

Без глупых слез и лишних сожалений.

Вокруг — обломки детской колыбели,

Мы просто выросли из нас. Не уцелели.

---

III

Свершенного не признавая зла,
В тени креста творя свои суды,
Сплетая сети сплетен по углам,
Судачить стали все из-за беды,
О том, что иссекают сотни лап
Их жизней неокрепшие ростки
Пришла пора налаживать дела
И с ними разобраться по-мужски.
Чего боятся крысы, кроме сов?
А кошек даже следа не сыскать…
Но на одном из сотен полюсов,
Остался тот, кто может что-то знать,
Проклятых кошек страшный властелин,
Их древний предок, дикий полубог,
Но из путей спасенья — он один,
Ведь «Крысоловом» враг его нарек.
Бессонницей измучены глаза,
Нездешний музыкант из миражей,
Но едкая, как ртуть, его слеза
Не стоит сотни ломаных грошей,
Ушел в скитанья от мирской молвы,
Сменил кошачий облик для людей,
Но с кошками по-прежнему на «ты»,
Двуногую отбрасывая тень.
И разрывая полночи вуаль,
Мелодией своей творит обман,
И свой дневник ведет в чужую даль,
Сводя его с межстрочного ума,
Следит за тем, чтоб месяц не померк,
Сгибая его музыкой в дугу,
И смотрит каждый вечер снизу вверх,
Как облака плывут по потолку.
И люди стали думать: «Выход есть,
Найдем Кота, и он поможет нам.
Пускай опасен, как худая весть,
Но он нам нужен, как песок часам».
И взяв удачи горстку про запас,
И уходя в ночную темноту,
Старейшины родов в тот страшный час
Пошли на юг, за помощью — к Коту.

* * * У Крысолова — домашний хлеб,
У Крысолова в миру бардак,
Четыре счастья и восемь бед
Он с болью сплевывает в кулак.
И длится торг уже семь часов,
Слова расчетливы и честны.
А на другой пиале весов —
«За крыс свои мне отдайте сны»
В его речах неприкрытый йод,
А флейта — страшное колдовство,
Никто не знает, куда ведет
Ее волшебное естество —
Тростинкой встала среди зимы
Из той могилы, где погребен
Ребенок, умерший от чумы
И ставший первым ее рабом.
Чья жизнь прервалась, ладонь пуста,
А смерть — начало другим смертям.
Питал он сердцем тростинки стан,
Чтоб только несколько зим спустя
Заворожила своей игрой
Живых и мертвых, волков, ягнят.
Правитель кошек вершит добро,
В сердечной мышце мотив храня.
И манит крыс на нездешний зов,
А флейта время ломает вспять,
И эта сила пророчит то,
Что Черной Даме не устоять.
На этих правилах договор
В их руки врезал свою печать,
Бубонной даме наперекор —
Чужого темного палача.
Им Крысолов дал один наказ —
Все окна к ночи свои забить.
А сам он крыс изведет за раз,
И можно будет о них забыть…

IV

По улицам, брошенным тварями темными,
По призрачным крышам, пустым коридорам,
По затхлому тлену в пустующих комнатах,
По кромке разрушенных стен и заборов,
Мелодия льется по узким карнизам,
Меж труб водосточных взвывая порою,
В час поздний, ночной, когда спят даже мысли.
Меж волком и псом, петухом и совою.
Проносится мимо костей мародеров,
Рискнувших нажиться в домах опустевших,
На выходе пойманных девушкой в черном.
Не знают оттуда живыми ушедших.
Идет вдоль домов с кружевными крестами —
Домов, где когда-то спасался Единый,
Сейчас же остался лишь нимб над костями,
И ворон с монахом теперь побратимы.
И шепотом, нотой, тягучим напевом
Вливается в уши предвестница мести.
Выходят на улицы, справа и слева,
Полчища смерти, пушистые бестии.
За музыкой призраком едет карета,
И тянут ее однодневки-поденки,
Влекомые к бледному лунному свету,
И слышит Бубонная песню ребенка.
И крысы идут, маршируя рядами,
Сбиваясь в колонны, в несметные тучи,
И черной рекой с берегами-домами,
Плывет по проспектам войско Падучей.
По лунной дороге на глади озерной,
Как ястребы к солнцу, как лемминги к морю,
Из города, ставшего живодерней —
На дно, гипнотической музыке вторя…
…И даму, проигрывающую с судьбой
В ей неподвластное домино,
Крысы уверенно тащат в отбой —
На дно, на самое дно…

* * * Потом Крысолов исчез на рассвете, но предупредил людей:
«К ночи приду за обещанной платой, иначе опять быть беде».
И тут-то впервые задумались люди, что именно отдают —
Бессонницей часто пугают детей в этом теплом земном раю.
А это — бессонница вековая, не отдых, а лишь туман.
И если отдать ему все свои сны — недолго сойти с ума.
И в жителей прежний закрался страх, мысли мешая снова:
Колья точить, разжигать огни — нарушить данное слово.
Он появился с первой звездой, попав в круговое пламя.
Девчонка, нетронутая чумой, первой швырнула камень.
Взметнулись колья, потек огонь, щеку ожгла лоза —
Люди травили последнюю кошку, как несколько лет назад.
Он бился, не спрашивая причин — все было яснее дня:
Безумцы, нарушившие договор, сегодня его казнят.
И долго еще не сдавался он под натиском подлецов…
Когда же безжалостный столб огня ударил его в лицо,
Растаял мороком человек, взметнувшись черным котом,
И тенью исчез в ближайшем лесу, злобно взмахнув хвостом.
Неделя  минула с жестокой расправы, и быт вошел в берега.
Не видели в этих местах Крысолова — признанного врага.
Но кошки к людям не возвращались, ночи сменяли дни,
И люди по-прежнему видели сны, а в домах горели огни.
Однажды темной безлунной ночью за полчаса до весны,
Снова повеяло ветром, и он был страшнее любой войны,
Страшнее жизни, страшнее любви, безжалостней долгих лет,
И озеро вспыхнуло изнутри, источая призрачный свет.
Проникла мелодия в каждый дом, чистая, как слеза,
Никто не заметил — от звука ее дети открыли глаза.
И двинулись медленно, босиком, по улицам налегке
К Коту в человеческом проклятом теле с ожогами на щеке.
И музыка сладкая, как дурман, туманила им сердца,
Покорно и медленно шли за Котом, не помня его лица
В кольце безжалостной западни, камней и железных пут,
Не зная, что близкие люди их больше уже не найдут…
И горечью черной сочилась фраза, тающая в дыму:
«Раз честно не отдали мне свои сны — я сам их у вас возьму».
А утром безумной волной затопило улицы и дома —
На поиски жители бросились в лес, от страха сходя с ума.
Но все усилия были напрасны и люди лишились сна,
Пока над городом не взошла возрастающая луна.
В свете ее на дорожных камнях вдруг стали видны следы
Детских, босых, окровавленных ног, исчезающие у воды…

* * * И ища потерявшихся, как голубят,
Эти люди очень нескоро поймут,
Что дети на дне беспробудно спят
В страшном, темном озерном плену,
Что тела их густо покрыли тела
Утонувших недавно бубонных крыс,
И кошек, и всех поглотила мгла,
Утянув за собой вниз, в самый низ.
И как эти тела покрывает ил,
Так историю эту покрыли века,
Не осталось тех, кто ее не забыл,
И последние факты ушли с молотка.
Растерялись детали, изменилась развязка,
Потеряла ценность и суть — бог с ней.
И страшная быль превратилась в сказку,
По которой снимает мультфильмы Дисней,
Только этот город совсем другой —
Он надежно память свою сберег,
Ведь помнят камешки мостовой
Следы израненных детских ног.
Правда ли, вымысел — кто разберет…
Не осталось свидетелей из людей,
Но город навечно запомнит год,
Когда отыскали кости детей.
Как строили лестницы в водную гладь,
В память о жертвах тех страшных лет.
Кто рискнул в новолуние здесь побывать,
Видел шедший со дна тусклый призрачный свет.
Не идут сюда кошки, не видно птиц,
И озеро словно бы вымерло, но
Эти лестницы тянут самоубийц
На самое, самое дно…

За Грань (Романтическая песенка)

В клетке из ребер бабочки бьются — тяжесть, и боль, и жар.
Во мне словно перегорели диоды, и я замираю, едва дыша.
Ты прорастаешь в меня насквозь: до крыльев, клыков и жабр,
Если это любовь, куда от нее бежать?

Птичье гнездо под крылом рассыпается — учит меня летать,
Бездна морская исторгла меня; говорливые рыбы теперь молчат.
Горячие сны говорят, что огню пора платить по счетам.
Но если это любовь, откуда соль на щеках?

Возьми меня на абордаж.
Сокруши меня, не отпускай.
Я буду тебя обнимать, как прибой обнимает громады скал.
Утром небесная синь переполнилась, вылилась через край,
Дай руку, закрой глаза и пойдем — полетели с тобой играть
За грань.

Вниз по яремной вене спускается жидкий живой огонь,
Как по бикфордову шнуру до сердца, воспламеняя кровь.
Смотри, утомленный потомок богов спит под твоей рукой.
Если это любовь, дышать в унисон становится так легко…

Возьми меня на абордаж,
сокруши мои крепости из песка.
Я обниму тебя северным ветром и тихо губами коснусь виска,
Утром небесная синь переполнилась, вылилась через край,
Дай руку, закрой глаза и пойдем — полетели с тобой играть
За грань.

Девочка-твигги, не вздумай грустить, нет здесь твоей вины.
Мы просто по разные стороны от межмировой стены.
Девочка, нет ничего безнадежней, чем это новое «мы».
Если это любовь, мы, наверное, обречены.

Но ты возьми меня на абордаж. Я попал к тебе в плен — пускай,
Ведь, может быть, плена четырнадцать эр я на земле искал,
Держись за меня, мы вдвоем, мы не ищем легкой дороги в рай.
Доверься, прошу, распахнись мне навстречу,
И тогда полетим играть
За грань.

Проповедь птицам