Клас Эстергрен - Джентльмены

• Название: Джентльмены
• Автор: Клас Эстергрен
• Издательство: Издательство Ольги Морозовой
• Жанр: Современная проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-98695-045-7

Боксер и пианист Генри Морган живет в необычной квартире на улице Хурнсгатан в Стокгольме. С ним живет и брат Лео, бывший вундеркинд, философ и поэт-шестидесятник — ныне опустившийся тип. В доме происходит множество странных событий. Братья Морган, поистине, загадочные персонажи. Во всяком случае, по мнению писателя «Класа Эстергрена», который появляется в удивительной квартире летом 1978 года, после того, как у него украли все, кроме двух печатных машинок. Поселившись в одной из комнат квартиры братьев Морган, он оказывается втянут в душераздирающую драму.

Читатель становится свидетелем разнообразных приключений братьев Морган в Стокгольме и других европейских столицах, пока не наступает час решающего испытания мрачной шведской зимой 1979 года.

Талант рассказчика и хитросплетение интриг приводят к финалу, в котором сам повествователь пытается понять, что же произошло с героями на самом деле. Но и финал не является финалом — сюжет написанного двадцать пять лет спустя романа «Гангстеры» берет начало там, где заканчивается история «Джентльменов».

---

— Бедный парень! — воскликнул он. — Ты так похож на моего брата, — произнес он с искренним чувством. — Вы из породы неудачников. Ты тоже Рыбы?

— Конечно.

— Черт, так я и знал! У меня, знаешь, отличное чутье. Нутром чую вещи. Я чувствовал, что ты Рыбы.

Тем временем жажда давала о себе знать. Беседа продолжалась уже не первый час, деньги закончились. Оставалось только уйти.

— Можем пойти ко мне, — сказал Генри. — У меня что-нибудь найдется.

— Мне, пожалуй, пора домой. — Сценарий просматривался знакомый: отпустить вожжи и продолжать до самого утра, хотя на календаре обычный четверг и никакие святые в этот день не умирали и не рождались, а если такое и случалось, то напрасно — в наших календарях это отмечено не было, а может быть, Лютер этого святого просто отменил.

— Мне, правда, нужно домой. Сегодня еще только четверг.

— Попрошу без разговоров, — отрезал Генри. — Я еще не рассказал тебе о твоей роли в фильме.

— Ладно, — согласился я. — Только коротко.

Оказалось, что Генри Морган живет на Хурнсгатан. Напротив Горба, в одном из старых ветхих домов, среди только что отремонтированных фасадов — неправдоподобных, как куски сахара со взбитыми сливками.

Мы вошли в подъезд, настенная роспись девятьсот пятого года изображала охоту.

— Подожди меня здесь, — сказал Генри у лифта, доставая ключи. — Я живу на самом верху. Но сначала мне надо приготовить выпивку.

Генри нашел нужный ключ и открыл дверь. Затем он скрылся за портьерой, и стало тихо. Свет погас, я принялся нащупывать выключатель. Несколько минут ничего не было слышно. Наконец за портьерой хлопнула какая-то дверь, затем другая, и навстречу мне вышел Генри Морган с половиной бутылки «Докторс».

— Доверие не пропьешь, — довольно пробормотал он, открывая двери лифта. — Главное, ни о чем не спрашивай.

На пятом этаже была всего одна квартира с двумя входами, и я решил, что это парадная квартира, но Генри не собирался раскрывать все карты этим вечером. Прижав палец к губам, он шикнул:

— Только тихо! Все спят.

— У тебя семья?

— Все спят, все спят! — шепнул он. — Пойдем на кухню.

Мы прокрались на кухню — большую, квадратной формы, снабженную газовой и дровяной плитами. Старый закопченный шкаф до самого сводчатого потолка, фигурный шпон и солидный буфет темного дерева. Генри зажег пару свечей и достал два массивных бокала.

— Садись, малыш, — шепнул он и указал на стул. — Да, дружище, здесь я и проживаю. Не холодновато ли?

— Не страшно. Можно выпить для согрева.

Генри налил нам по неплохой порции и заговорил о моей будущей роли. Оказалось, что он вовсе не режиссер, а, скорее, статист. Когда-то он снимался в главной роли — это была видеоинструкция по плаванию «Калле учится плавать кролем», снятая в пятьдесят третьем году. Так десятилетний пловец Генри Морган дебютировал на экране. Генри поинтересовался, не помню ли я фильма — но я был слишком молод. Итак, Генри Морган был статистом — одним из лучших. Статисты держались одной большой семьей, и почти во всех шведских фильмах снимались люди из одной и тоже же команды. Фотографии и данные статистов были собраны в толстые папки, и Генри обещал позаботиться о том, чтобы я попал в одну из них, ибо это, по его мнению, было не менее важно, чем стоять в государственной очереди на жилье. Генри, по его собственным словам, обстреливал повозки, дрался, фехтовал и сидел в подпольных кабаках в исторических фильмах, стоял в очереди за работой, ехал на автобусе, прощался на перронах в современных фильмах. Мне следовало помнить об этом в следующий раз, когда я буду смотреть шведский фильм, снятый после шестьдесят восьмого года: где-нибудь на заднем плане можно было с большой вероятностью обнаружить Генри. Сейчас речь шла о фильме молодого режиссера: действие происходит в ранних шестидесятых.

— Нужен худой парень в галстуке из наппы[6] и нейлоновой рубашке — ты идеально подходишь, — говорил Генри. — Я играю на пианино — то есть я пианист, мы с тобой должны отрепетировать пару песен, чтобы играть на заднем плане, — а на переднем будет происходить ссора между парнем и девушкой. Может выйти забавно. Ты умеешь петь?

— Довольно плохо.

— Разберемся. Я тебя научу. Понимаешь, если у нас хорошо получится, поступят новые предложения. Так обычно бывает.

Роль статиста вовсе не казалась мне привлекательной: мне не слишком хотелось фальшиво петь одетым в нейлоновую рубашку и галстук из наппы. Я ожидал чего-то другого. Если уж играть в кино, то по-настоящему.

Но возражения мои прозвучали неубедительно. Генри Морган был энтузиастом и обладал феноменальной способностью убеждать. Возможно, виски тоже сделало свое дело. Поздно ночью, когда мы уже успели обсудить с дюжину любимых фильмов, я сдался и пообещал прямо на следующий день пойти вместе с Генри к киношникам и зарегистрироваться кандидатом в статисты.

— Отлично! — рявкнул Генри во все легкие.

— Тише! — прошипел я. — Мы разбудим остальных.

— Кого? — спросил Генри.

— Тех, кто здесь спит.

Генри Морган сначала удивленно взглянул на меня, а затем разразился бурным жизнерадостным певческим хохотом, свойственным лишь по-настоящему счастливым людям или пьяным. Он долго смеялся, затем утер слезы и взял себя в руки.

— Нет здесь больше никого, — сказал он. — Я один. Просто подумал: в кои-то веки выпить в тишине — это будет интересно.

Мне стало казаться, что передо мной настоящий идиот. Впечатление усилилось, когда он подошел к окну и принялся выкрикивать в осеннюю тьму:

— Спинкс! Спинкс! Спинкс-с-с!

К этому моменту я был полностью убежден, что с этим идиотом мы угодим в полицию. Генри продолжал орать в окно:

— Спинкс! Спинкс! Спинкс-с-с!

Спустя пару минут в темноте возникла пара глаз, и на подоконник запрыгнул иссиня-черный кот. Генри взял великана на руки, и тот сразу же замурлыкал. Увидев меня, кот мяукнул.

— Это Спинкс, черныш Ниоткуда, — пояснил Генри. — Он бродит по крыше и не знает, кому принадлежит. Если кот вообще может кому-то принадлежать.

— Привет, Спинкс, — сказал я.

Спинкс подошел и поздоровался. Генри налил в тарелку сливок, которые Спинкс тут же принялся шумно лакать.

— Он появился в тот самый вечер, когда Спинкс победил Али, так что кличку долго выбирать не пришлось.

Некоторое время Генри сюсюкал с котом, а я пытался отыскать туалет. Пробираясь обратно на кухню, я заметил свет в конце узкого коридора. Оттуда доносились звуки фортепиано — хрупкие, прозрачные. Я направился к комнате: за высокими зеркальными дверями Генри Морган играл на черном блестящем рояле, занимавшем полкомнаты. Вторая половина — насколько я успел разглядеть — была занята пальмами на пьедесталах и старомодной софой с кисточками. Комната была обставлена с утонченным вкусом, и аккорды Генри, напоминающие звуки дыхания, создавали особо возвышенное настроение. Мы со Спинксом сели на софу с черными кисточками и погрузились в атмосферу.

Видимо, я задремал: спустя какое-то время резкий диссонанс и голос Генри вывели меня из оцепенения:

— Не спать, малыш! Нам нужно репетировать, прямо сейчас.

— Так срочно?

— Дело горит. Иди сюда, встань у рояля.

Я поплелся к роялю, с трудом удерживаясь на ногах. Больше всего мне хотелось спать, но Генри принялся наигрывать какой-то старый шлягер, чтобы взбодрить меня, и, откашлявшись, я подхватил припев.

— Ты умеешь писать — напиши для меня тексты, — попросил Генри. — Я хотел попросить Лео, но он слишком серьезный. Ты не такой. Мы могли бы стать куплетистами, работать в паре. В этой жизни ничего не стоит чураться.

— Не будем спешить, — возразил я.

— Ты слышал «Дроппен дрипп» Алис Бабс, которую она поет с дочерью? Начнем с нее. Это сложный канон. Дроп-пен — Дрипп — и — дрип-пен — Драпп, — запел он. — Когда я произношу «п» в «дроп-пен», вступаешь ты, понятно?

— Понятно, — ответил я. — Но это же дурацкая песня. Ночь сейчас, может быть, споем что-нибудь поспокойнее?

— Плевать на время, поехали… Дроп-пен — Дрипп — и — Дрип-пен — Драпп… вступай!.. Дриппен-Драпп. Давай с начала. Дроп-пен…

Глубоко вздохнув уже на «Дрипп», я начал петь, хотя это была самая идиотская из всех песен, какие я знал. Особенно нелегко петь почти безнадежно сложный канон в три часа ночи, после моря пива и кое-чего покрепче. Но Генри был неумолим и обладал, как я уже сказал, абсолютно феноменальной способностью убеждать.

К пяти утра самой обычной пятницы мы пели «Дроппен Дрипп и Дриппен Драпп» не хуже, чем Бабе и ее дочь. Генри наслаждался результатом своего труда: у него был талант педагога.

— Ладно, хватит на сегодня, — сжалился он наконец. — Я вижу, ты уже носом клюешь.

— Хорошо видишь.

— Можешь прикорнуть здесь, если хочешь.