Альфред Кубин - Другая сторона

• Название: Другая сторона
• Автор: Альфред Кубин
• Издательство: Изд-во Урал. ун-та
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 2000
• ISBN: 5-7584-0119-6

При чтении впервые опубликованного на русском языке романа немецкого художника Альфреда Кубина вспоминаются мрачная атмосфера Майринка и Кафки, апокалипсическая экспрессия Мунка и Гойи, белесоватый туман на полотнах Редона, сквозь который прорываются к зрителю жутковатые видения авторского подсознания. Альфред Кубин достоин своих современников — опубликованный в 1909 году, роман в полной мере отражает состояние болезненного декадентства начала века, пессимистичные настроения Европы в канун великих потрясений.

Собственно сюжет не удивит искушенного читателя: история еще одной утопии, царства грез, осуществленного загадочным получеловеком-полубогом в предгорьях Тибета, ее будни и страшная гибель «глазами очевидца». Поражает другое — во-первых, это 52 авторских графических листа к роману; на первый взгляд подчиненные тексту, иллюстративные, они в какой-то момент начинают жить самостоятельной жизнью, приковывая к себе наше внимание едва ли не более самого текста. Пролистывая книгу еще раз, с удивлением обнаруживаешь, что, начиная от, казалось бы, невинных путевых зарисовок на первых страницах, к адскому хаосу линий на последних их ведет неумолимая логика сюжета — история, рассказанная в графике, местами даже оказывается выразительнее модернистского многословия отдельных глав. Альфред Кубин, снискавший свою славу прежде всего как художник, и здесь остается верен себе. Во-вторых, — и, думается, это не в последнюю очередь привлекло издателей, — роман удивительно созвучен современности. Волей-неволей задумаешься о пугающем сходстве тревожных ожиданий начала XX столетия с нашей нынешней неуверенностью. Предыдущие поколения читателей романа уже восхищались гениальным предвидением кошмаров мировых войн, перекроивших Европу, настал наш черед сопоставить хитросплетения сюжета с собственной судьбой, благо материала для сравнений за минувшие сто лет накопилось предостаточно.

В то же время не хотелось бы, чтобы у читателя сложилось впечатление, что мы имеем дело с социальной фантастикой — скорее, это философская проза, попытка, спрятавшись за беллетристический сюжет, ответить на вопросы, заявленные веку Шопенгауэром и Ницше. «Демиург двойственен» — для современного читателя эта мысль не станет открытием, но яркость и убедительность образного языка Альфреда Кубина, его мастерство рисовальщика по-новому осветят ставшие привычными истины.

Небольшая биографическая статья О. Б. Мичковского, помещенная на последних страницах, сопровожденная десятком работ художника разных лет и несколькими фотографиями, удачно дополняет книгу, переводя ее в разряд книг, стремящихся наследовать принципам академических изданий.

А. Вдовин

---

Уже через четырнадцать дней к нам явился лакей в ливрее. Его господин — он назвал какое-то громкое имя — с нетерпением ждет пять купленных рисунков. Ему поручено забрать их у меня. Что оставалось делать? Я упаковал пять моих лучших листов, присовокупив к ним вежливое извинительное письмо. О том, куда они отправились, я не имел ни малейшего представления.

Я ежедневно посещал расположенное наискосок кафе. Однажды, когда я вернулся домой, жена продемонстрировала мне огромную корзину с отборными овощами, спаржей, цветной капустой и сочными фруктами, а также двумя куропатками.

— Это все я купила на рынке. Угадай, за сколько? — торжествующе спросила она.

— Ну и за сколько?

— Всего за двадцать крейцеров!

Тогда я решил быть откровенным и признался, что в кафе за коробку восковых спичек с меня только что взяли пять гульденов.

Сегодня ты был с деньгами, завтра — без. Но и тогда не стоило отчаиваться. Просто надо было делать вид, будто ты что-то даешь. При случае можно было даже рискнуть вообще ничего не давать. Результат был, в сущности, всегда один и тот же.

Здесь фантазии были реальными фактами. Странное заключалось лишь в том, как подобные представления могли одновременно возникать во многих головах. Люди сами внушали себе то, что им хотелось.

Хочу привести типичный случай. Благополучный отец семейства в одно прекрасное утро просыпается в убеждении, будто он полностью обнищал. Его жена рыдает, знакомые сочувственно качают головами. Вот уже является судебный исполнитель, чтобы описать имущество, дело доходит до продажи собственности с молотка, бывает, что новый владелец дома вселяется в тот же день, грузчики переносят самую необходимую утварь в какой-нибудь убогий, жалкий домишко. А через месяц глядишь — все опять довольны, так как за это время несчастному вновь улыбнулась удача.

Знатные люди, разумеется, утопали в роскоши, но поскольку излишества, как известно, причиняют не меньше страданий, чем нужда, то им никто особо не завидовал. Поэтому какой-либо особой классовой зависти не наблюдалось. Каждый занимался своим делом, предавался своим радостям и печалям. Если тех и других было поровну, человек оставался довольным; здешние жители любили свою страну и свой город, невзирая ни на какие превратности судьбы. Я спокойно рисовал для «Зеркала грез» и между делом предпринял несколько тщетных попыток добиться аудиенции у моего друга Патеры.

Каждый раз возникало то или иное препятствие. То мне заявляют, что господин загружен делами и никого не принимает. То сообщают, что он в отъезде, — нашел же время! Наконец я узнал, что пропуск на аудиенцию можно получить в архиве. Я отправился туда. Виновато осознавая себя нарушителем спокойствия, я прошел через украшенные гербами ворота. Привратник спал. Я решил, что сориентируюсь без его помощи, и проследовал в просторную приемную. Там сидело десять-двенадцать чиновников.

Добрых четверть часа меня вовсе не замечали, словно я был невидимкой. Наконец один из них недовольно спросил меня, зачем я пожаловал, но не стал ждать ответа и продолжил прерванный разговор со своим соседом. Другой, более благосклонно настроенный, повернулся ко мне и осведомился о цели моего прихода. Его желтое, помятое лицо прорезали суровые морщины, он сделал пару затяжек из своей длинной трубки, показал ею же на соседнюю комнату и сказал: «Там внутри!»

На двери значилось: «Не стучать!», а «там внутри» спал человек. Да-да, кроме шуток, мне пришлось кашлянуть три раза, прежде чем на его лице, застывшем в выражении глубокой задумчивости, появились какие-то признаки жизни. Затем он скользнул по мне величаво-презрительным взглядом и скрипучим голосом произнес: «Что вам угодно? Где ваша повестка? Какие документы у вас при себе?»

В отличие от своих немногословных соседей за дверью он буквально забросал меня справками: «Чтобы получить разрешение на аудиенцию, вам нужно предъявить, кроме ваших свидетельств о рождении, крещении и образовании, еще и школьный аттестат вашего отца и свидетельство о прививках матери. Слева по коридору, в комнате № 16, вы должны представить сведения о вашем имущественном положении, образовании и имеющихся наградах. Характеристика на вашего тестя желательна, но не обязательна».

Затем он снисходительно кивнул, снова склонился над столом и принялся писать — как мне удалось разглядеть, сухим пером. Я стоял в полной растерянности. Счастье, что меня еще не заставляют показать все погашенные счета. Робея, я пробормотал: «Боюсь, что я не смогу представить все эти документы. Единственное, что у меня есть, это заграничный паспорт. Я прибыл сюда по личному приглашению Патеры, моя фамилия такая-то».

Произнося последнюю фразу, я даже не подозревал о той реакции, которую она вызовет. Грозный чиновник буквально подпрыгнул на месте.

— О, мы давно вас ждем! Я сейчас же проведу вас к его превосходительству!

Теперь он был сама обходительность. Два человека в одном — возможно ли такое? Мне этого было не понять!

Началось бесконечное странствие по безлюдным коридорам, канцеляриям, где при нашем появлении испуганно вздрагивали, по пустынным залам и кабинетам, заваленным до потолка папками и подшивками. Наконец мы очутились в огромной приемной, где сидели самые разношерстные посетители. Моего провожатого и меня сразу впустили в своего рода святая святых. Его превосходительство сидели в полном одиночестве и ждали. Несчастный чиновник, несмотря на свои подобострастные поклоны, был немилосердно отчитан и выдворен за дверь.

Его превосходительство был весьма знатным господином. Это было видно уже по той обстановке, что его окружала. И не только по ней, но и по его внешности. Его одежда, к примеру, была обильно расшита золотом, на груди красовалась целая коллекция всевозможных орденских ленточек. В дополнение к ним ее пересекала широкая красная лента. Были ли на его мундире еще какие-либо атрибуты власти, я не могу сказать наверное. Вероятно, были. Но я их не разглядел.

Мы остались одни. В отличие от других чиновников в здании архива, он был весьма приветлив. Меня даже поразила его любезность. Выслушав меня до конца, он поспешил меня заверить: «Ну, разумеется, почтеннейший! Вам будет немедленно выслано приглашение». Затем он поднялся и заговорил официальным тоном, словно обращаясь к аудитории: «Господа! Господа! В интересах общественного благоденствия и нашего престижа правительство признает за вами полную ответственность. Я обязуюсь представлять все ваши ходатайства перед высочайшей инстанцией. В вопросах благотворительности вы всегда найдете у меня должное внимание. Наша ближайшая цель — усовершенствование театрального дела. Я надеюсь на вашу деятельную поддержку. Опыт, накопленный нами в связи с легализацией некоторых заведений во Французском квартале, обязывает нас… господа… я убежден, что вы оцените мою искренность, если… если… если…»

Оратор потерял свое красноречие и теперь смотрел на меня выпученными от изумления глазами. Чтобы избавить его от ощущения неловкости, я поспешил откланяться, не скупясь на изъявления благодарности. В душе я не унес особого почтения к архиву и с тех пор не нарушал покой этого учреждения.

То, что мне довелось в нем испытать, было, конечно, уделом одних новичков. На этом пути невозможно было достичь ничего положительного. Самые настоятельные прошения отсылались обратно под предлогом чисто формальных ошибок. Единственное, чего здесь можно было добиться со стопроцентной гарантией, это срыва всех планов. Да, мне действительно прислали пропуск на аудиенцию, но лишь затем, чтобы спустя некоторое время сообщить о его недействительности.

Роль архива в стране грез была сугубо комедийной. Если бы его вдруг не стало, все продолжало бы идти своим чередом. Эти колоссальные скопления документов, скупленных во всех уголках света, не имели никакого отношения к царству грез. Будем называть вещи своими именами: Пропитанная бумажной пылью атмосфера этого заведения служила для выведения особого подвида Homo sapiens, вносившего свою лепту в пестроту целого.

Подлинное правительство находилось совсем в другом месте. После опыта с архивом я на время оставил свои попытки добиться аудиенции, тем более что вскоре мое внимание было приковано к другим вещам.

5

Дом, в котором мы жили, и по сей день стоит у меня перед глазами так ясно, словно я видел его на прошлой неделе.

В первом этаже располагалась комната парикмахера, а в ней он сам — светловолосый, серьезный, начитанный человек, холостяк в золотом пенсне. Он страстно увлекался философией. Идеи сыпались из него, как из рога изобилия. Знания у него были дико путанные, и он охотно делился ими с другими.

— Я много чего могу вам рассказать! — говаривал он, сверкая глазами.