Альфред Кубин - Другая сторона

• Название: Другая сторона
• Автор: Альфред Кубин
• Издательство: Изд-во Урал. ун-та
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 2000
• ISBN: 5-7584-0119-6

При чтении впервые опубликованного на русском языке романа немецкого художника Альфреда Кубина вспоминаются мрачная атмосфера Майринка и Кафки, апокалипсическая экспрессия Мунка и Гойи, белесоватый туман на полотнах Редона, сквозь который прорываются к зрителю жутковатые видения авторского подсознания. Альфред Кубин достоин своих современников — опубликованный в 1909 году, роман в полной мере отражает состояние болезненного декадентства начала века, пессимистичные настроения Европы в канун великих потрясений.

Собственно сюжет не удивит искушенного читателя: история еще одной утопии, царства грез, осуществленного загадочным получеловеком-полубогом в предгорьях Тибета, ее будни и страшная гибель «глазами очевидца». Поражает другое — во-первых, это 52 авторских графических листа к роману; на первый взгляд подчиненные тексту, иллюстративные, они в какой-то момент начинают жить самостоятельной жизнью, приковывая к себе наше внимание едва ли не более самого текста. Пролистывая книгу еще раз, с удивлением обнаруживаешь, что, начиная от, казалось бы, невинных путевых зарисовок на первых страницах, к адскому хаосу линий на последних их ведет неумолимая логика сюжета — история, рассказанная в графике, местами даже оказывается выразительнее модернистского многословия отдельных глав. Альфред Кубин, снискавший свою славу прежде всего как художник, и здесь остается верен себе. Во-вторых, — и, думается, это не в последнюю очередь привлекло издателей, — роман удивительно созвучен современности. Волей-неволей задумаешься о пугающем сходстве тревожных ожиданий начала XX столетия с нашей нынешней неуверенностью. Предыдущие поколения читателей романа уже восхищались гениальным предвидением кошмаров мировых войн, перекроивших Европу, настал наш черед сопоставить хитросплетения сюжета с собственной судьбой, благо материала для сравнений за минувшие сто лет накопилось предостаточно.

В то же время не хотелось бы, чтобы у читателя сложилось впечатление, что мы имеем дело с социальной фантастикой — скорее, это философская проза, попытка, спрятавшись за беллетристический сюжет, ответить на вопросы, заявленные веку Шопенгауэром и Ницше. «Демиург двойственен» — для современного читателя эта мысль не станет открытием, но яркость и убедительность образного языка Альфреда Кубина, его мастерство рисовальщика по-новому осветят ставшие привычными истины.

Небольшая биографическая статья О. Б. Мичковского, помещенная на последних страницах, сопровожденная десятком работ художника разных лет и несколькими фотографиями, удачно дополняет книгу, переводя ее в разряд книг, стремящихся наследовать принципам академических изданий.

А. Вдовин

---

— Чтобы быть вполне откровенным — да, мой дорогой, за всем этим что-то стоит. Но, увы, я знаю ненамного больше вас.

— И все же я был прав! — воскликнул я, хотя в глубине души испытал разочарование. — Но неужели вы-таки ничего об этом не знаете? Разумеется, если нужно, я буду молчать!

Брендель несколько мгновений раздумывал, затем вполголоса произнес:

— К некоторым вещам здесь относятся с благоговением, но я не знаю, много ли вам будет пользы от того, если я назову несколько местных святынь.

— О, прошу вас, доставьте мне такое удовольствие! — попросил я, снедаемый любопытством.

— Извольте: у нас особо почитаются яйцо, орех, хлеб, сыр, мед, молоко, вино и уксус.

— Ага! — вскричал я радостно. — Гигиенический культ на основе желудка! Блеск! — Я не мог удержаться от легкой иронии. — А почему бы тогда заодно не чай, кофе и сахар?

Брендель резко повернулся ко мне спиной и стал рассчитываться с официантом. Дверь кафе распахнулась под порывом ветра, внутрь ворвался теплый, сырой воздух, густо насыщенный специфическим ароматом страны грез. Брендель коротко попрощался и вышел, я проводил его взглядом через высокие тусклые окна. На улице стояли сумерки.

Нет, зря я так пошутил. В результате я так и не выяснил, что хотел. В другой раз буду осторожнее.

Разумеется, местная религия не могла исчерпываться одной едой и напитками. Вскоре я узнал, что священными также считаются волосы, рог, еловые шишки, грибы и сено. Даже конскому и коровьему навозу придавался некий высший смысл. Из внутренних органов почитались легкие и сердце, из животных — рыбы. Дубленые кожи тоже возводились в ранг священной тайны. Напротив, сталь, железо и разные сплавы оценивались прямо противоположным образом: они как бы символизировали опасности. Все эти подробности я почерпнул, общаясь с крестьянами и охотниками во время долгих прогулок по сельской местности. Я записывал все, что мне удавалось услышать от этих немногословных людей, но во избежание ненужных длиннот не стану приводить здесь полный список. Пожалуй, стоит упомянуть еще лишь об одном: в лесах и среди болот были глухие уголки, куда с наступлением тьмы не отваживался ступить ни один путник. Они пользовались дурной славой, и все стремились держаться подальше от этих мест.

Возможно, мне бы не пришлось так долго блуждать в потемках, если бы я хоть раз взглянул собственными глазами на озерный храм. Это святилище — судя по тому, что я о нем слышал, — было настоящим чудом. От Перле до храма на озере был добрый день пути. Его окружали искусственные водные террасы и тихий парк. В храме, по слухам, хранились величайшие драгоценности царства грез. Он был так искусно возведен из благороднейшего материала, что у зрителя создавалось впечатление, будто храм парит в воздухе. Главный зал был выдержан в коричневом, сером и зеленом — любимых цветах Патеры. В таинственных подземных покоях стояли символические скульптуры. К сожалению, храм можно было посетить только раз в году, но и тогда необходимо было иметь хорошую протекцию. Поначалу я надеялся, что мое личное знакомство с Патерой обеспечит мне доступ в храм. Однако мой визит в нему все откладывался, а потом разразились события.

Все мои попытки разузнать о подлинной религии царства грез оставались тщетными. С какой бы стороны я ни подступался к этой тайне, всякий раз я словно натыкался на некую невидимую преграду.

Однажды я был приглашен к банкиру Блюменштиху. У него было полно гостей и царило оживленное настроение. Хозяин дома получил награду за постройку новых купален и теперь шумно отмечал это событие.

Ужин закончился. Одни курили, другие уютно сидели за кофе и ликерами. «Здесь собрались самые почетные гости со всего Перле, и если я сегодня ничего не узнаю, то уже не узнаю никогда», — подумал я и отважно завязал беседу. Я рассказал о своих мучительных и бесплодных попытках познакомиться с подлинным культом людей грез. Слова мои звучали очень красиво, очень гладко: словно подгоняемые изнутри, скатывались они с языка. Наконец я решил, что уже достаточно убедил присутствующих в своей жгучей жажде знаний, и попросил их немного просветить меня. И тут же прикусил язык. Я все равно бы не смог больше говорить, так как у меня пересохло в горле. Все были безмолвны, смущены и подавлены, а двое пожилых почтенных господ с одухотворенными лицами в элегантных костюмах в стиле бидермейер предусмотрительно ретировались в соседнюю комнату, хотя на них-то я и возлагал все свои надежды. Выждав паузу, хозяин дома, поглаживая свои черные бакенбарды, сказал: «Молодой человек, вы уже бывали в предместье? При случае обязательно посетите это старое гнездо». Голос его прозвучал резко и наставительно.

У всех словно камень слетел с души. Наконец-то хоть один заговорил! С этого момента беседа вращалась вокруг самых нейтральных тем. Меня словно не замечали. Лишь мой редактор, сидевший тут же, умиротворяюще пробормотал: «Ах, эти художники, художники!»

Но меня это уже не спасло. Погруженный в глубокие раздумья, я направился домой. «Никогда не узнаю я правды!» — крикнул я в темноту.

Около башенных часов меня словно током дернуло. Быть может, все это как-то связано с великими чарами часов? Мои слова были восприняты как нечто неприличное. Иначе отчего бы вдруг все так смутились? Похоже, я опять выглядел как enfant terrible! Но какое ко всему этому отношение имеет предместье, эта старая деревенька за мостом, на которую всем было наплевать? Пустые отговорки! Но я раскрою этот обман, можете быть уверены! Я дал себе в этом слово и сжал кулак.

8

Настало время рассказать и о теневых сторонах нашей жизни. Иначе у читателя может создаться впечатление, что в ней были только забавные эпизоды. Наряду с массой интересных впечатлений она приносила нам и много неприятностей. Начать хотя бы с дома, в котором мы жили: под нами жила старая дева, княгиня фон X. Она была уродлива как больная крыса и жутко сварлива. Эта тварь в особенности раздражала мою жену. Она была скупердяйкой, располагала большими деньгами, но вела столь замкнутую жизнь, что никто по сути ничего о ней не знал. Склоки доставляли старухе истинное наслаждение. Если после девяти вечера я еще ходил по комнате, она размеренно стучала в потолок, требуя покоя. Стоило ей увидеть, что мы спускаемся по лестнице, как она тут же принималась ворчать. Перед ее дверью неизменно стоял ряд мисок и кастрюль — для молока и тому подобных продуктов, которые приносили на дом. Однажды в темноте я нечаянно разбил глиняный горшок — и началось! Открытая вражда! Она пыталась очернить меня даже перед парикмахером. А тот, невзирая на свою философию, еще сохранял остатки сословного благоговения перед «высочеством». Но когда она перешла все границы и как-то раз оскорбила мою жену на лестничной клетке, я не выдержал и набросился на нее со словами: «Что бы вы о себе ни воображали, для меня вы не княгиня, а дерьмо!» Старая ведьма была ошарашена. Это немного помогло. Отныне, едва заслышав мои шаги, спесивая старуха исчезала в своих апартаментах. Один раз это произошло так быстро, что одна из ее латаных-перелатаных туфель осталась снаружи. Я отшвырнул ее ногой, и — к моему изумлению — вниз по лестнице со звоном покатились золотые монеты. «Взломщик, убийца!» — завизжала она и переполошила весь дом. Подобные истории происходили довольно часто и изрядно отравляли нам жизнь. Но еще больше хлопот доставлял нам «студент».

Он занимал комнату на том же этаже, что и мы, и был горьким пьяницей. Лишенное выражения, испитое лицо, на каждой щеке по глубокому шраму, что придавало ему такой вид, будто у него было три рта. Зато его умственные способности едва ли дотягивали до одной трети человеческой нормы. Наш сосед вел ярко выраженный ночной образ жизни и постоянно ошибался дверью, когда, напившись в стельку, искал свое логово. Почти каждую ночь мы испуганно вздрагивали, заслышав его брань и стук в двери. Не счесть, сколько раз я отчитывал его за это. Но какой прок был нам от его извинений? Все оставалось по-старому. Только ради худого мира мы в конце концов смирились с неизбежным злом.

Были и другие неприятности. Иной раз выдавались такие дни, что хоть вешайся. Приведу хотя бы несколько примеров: как-то рано поутру — в пять часов — к нам позвонил каменщик с ведерком замазки и мастерком и принялся с пеной у рта утверждать, будто ему поручено заделать окна в нашей квартире. В другой раз нам поздно вечером устроили серенаду. Перед нашей дверью собрался целый хор цыган; вероятно, произошла какая-то ошибка. К нам то и дело являлись посетители с разнообразными просьбами, нам приносили чужие вещи и не забирали их обратно. Как-то раз у нас целых четырнадцать дней пролежала посылка с выдержанными сырами. После того как я, наконец, вышвырнул ее за дверь, пришли три офицера и в резкой форме потребовали вернуть им сыр. В Перле было широко распространено попрошайничество по домам. Но случалось и кое-что похуже. Например, однажды вечером, уже в сумерках, несколько людей в черном приволокли к нам гроб. «Заказывали?» — вежливо спросили они. Моя жена чуть не упала в обморок.