Харри Мартинсон - Аниара

• Название: Аниара
• Автор: Харри Мартинсон
• Издательство: Радуга
• Жанр: Поэзия
• Год: 1984

Поэма лауреата Нобелевской премии Харри Мартинсона (Швеция) о звездолете «Аниара», блуждающем в просторах вселенной.

---

51

Серебряный цветок на хрупкой ветке
йедисской знати — молодая дама
изящного сложения, с прической
из разделенных надвое волос:
налево — цвета дня, направо — ночи, —
с бесценным йабским гребнем
из огненной редчайшей яшмы.
К другой йедисской даме обратясь,
рассказывает, как из паланкина
она смотрела на восход луны —
резного фонаря с осенним жаром —
над бухтой Сетокайдо.

Нашел я этих дам однажды,
когда перебирал останки Мимы,
и радовался я и удивлялся.

Когда-то Мима выудила эту
йедисскую красу, глаза, шелка,
слова, звучавшие когда-то
близ бухты Сетокайдо.

Вот дичь: всевышней Мимы больше нет.
Вот дичь: богиня умерла от горя.

Все непонятно, все необъяснимо.
Она мертва. Мы прокляты навек.

52

Останки Мимы

Смотрите, вот она,
спеленутая по последней моде,
как манекенщица, ступает.
Вот кто достоин вечно пребывать
в сверхбытии, как Афродита,
ни времени, ни соли неподвластной,
у моря,
омывающего Теб и мыс Атлантис.

Да брось ты.
Эта женщина сгнила
четыре миллиона лет назад,
и мощная культурная среда,
ее вскормившая, исчезла без следа.

Как хороша, творец!
Уму непостижимо!
И что за туалет!
Хеба, глянь-ка,
чудный пояс, а?
А крой какой!
Все для того,
чтоб женщина могла
жить жизнью своего наряда,
согласно моде и сезону,
притом — по правилам искусства
и красоты, такой глубокой,
что бухта Сетокайдо —
единственный ее достойный фон.

Воистину, уму непостижимо.
Кому страшней, творец, —
тебе — выкашивать цветущие луга?
А может, нам — любить цветы и знать,
что ни один не уцелеет?
Мы слабы — ты силен.
Ну, завелись. Идем йургить.
А знаешь,
мы можем сделать что-то в этом роде.
У нас полно и «Таньских силуэтов»
и разных выкроек из Дорисбурга. 

53

Копье

Мы странствовали десять лет, когда
настиг нас самый тонкий в мире призрак:
копье, летающее по вселенной.
Оно летело с той же стороны,
откуда мы, и не меняло курса,
и, двигаясь быстрее Аниары,
нас обогнало
и умчалось прочь.

Но долго люди, группками собравшись,
судили да рядили меж собой,
что за копье, куда летит, откуда.
Никто не знал, и что здесь можно знать?
Что ни придумай, все невероятно.
В копье поверить просто невозможно,
и не для веры создано оно.
Оно всего лишь мчится по вселенной,
бесцельно пустота его пустила.
Но все же этот призрак оказал
влиянье на умы:
трое спятили, один с собой покончил,
а пятый основал аскетов секту.
Они свое бубнили нудно, яро,
и много лет мутили Аниару.

Копье не пропустило никого. 

54

Сад Шефорка

Контакты с конструкторской группой Шефорк поощряет.
Нас в «Вечной весне», то бишь в зимнем саду, угощает.

На каждом голдондере есть такой сад непременно.
Им прозвище дали «летучие парки вселенной».

Нет мысли достойней и выше: беречь все живое.
Там рай, где природа не тронута нашей рукою.

От взгляда застывшего вечной космической дали,
от глянца машин мы в зеленую жизнь убегали.

По «Вечной весне» погуляли интеллектуалы.
Проблемы охраны «Весны» Руководство подняло.

Как сделать, чтоб люди к живому свой взгляд обратили?
Чтоб эти «летучие парки» любовно хранили?

Вот мы осмотрелись средь этой приятной природы.
Трава под ногами, а сверху — весенние своды.

Все так натурально: сверкал ручеек, совершая
рассчитанный путь среди стриженых кустиков рая.

И голубь летал, и весенняя высь голубела,
вдали, в голубевшей нигелле, нагая сидела.

Вечерние тени одели ее прихотливо,
и женщина мне показалась красивой на диво.

Изящная поза, прелестно бровей очертанье.
Решил я увидеть поближе нагое созданье.

Хотя после выпивки космос мне был по колено,
пронзенный ее красотою, я замер смиренно.

Неужто я сплю и неужто в видении сонном
явилась мне Дева, в Горе заключенна Драконом?

И здесь, где голдондеры темное море качает,
неужто забытая сказка теперь оживает?

Забыв о горах и драконов сведя подчистую,
без мифов оставшись, мы видим лишь бабу нагую.

К чертям Руководство! Скорее узнать у красотки,
как викинги ладят драконоголовые лодки?

И я для начала спросил у красы обнаженной:
"Неужто же я нахожусь во владенье Дракона?"

А Дева в ответ: «Мое племя кричало из пламени: "Sombra!"
А племя твое напустило огонь на Ксиномбру.

Я нас ненавижу с такою же силой, с какою
в "летучих садах" берегу и люблю все живое».

В хоромах Шефорка, казалось мне, тучи сгустились,
и черным стыдом мои горести обогатились.

Все прочие беды пред этим пылающим взором
мне вдруг показались каким-то нестоящим вздором.

И молча склонясь пред нагой, я пошел по проходу,
сквозь пение птиц, улетавшее к ясному своду.

А так как Шефорк на других все вниманье направил,
«летучие парки вселенной» я тихо оставил.

Запала мне в сердце рабыня прелестно-нагая,
я долго терзался, Драконом себя полагая. 

55

Пуст планетарий. Людям неохота
ходить, смотреть космические лики,
со стардека сквозь плекс-прозрачный свод
следить за Волосами Вероники:
в них вспыхнула сверхновая звезда,
и свет ее приковылял сюда.

И астроном униженный вещает,
как космос в кости холодно играет
сверхновыми, а те среди игры,
наскучив вечно приносить дары
неблагодарному фотонофагу,
последний жар души швыряют в скрягу.
И как же не взорваться, негодуя,
когда такой огонь пошел впустую?

Какой-нибудь космический наглец,
чей тон снобистский гонда выдает,
послушав, с отвращением ввернет
усталым саркастичным шепотком —
мол, мне плевать на космос и на вас —
одну из своего комплекта фраз.

И астроном кончает поскорей,
остыв и извиняясь, свой рассказ
о чудесах космических морей. 

56

Я встретил раз Шефорка в коридоре,
ведущем в гупта-зал. И он с презреньем
спросил: «Как долы Дорис, как там зори?
И что с кукушкой, что с дроздовьим пеньем?
Быть может, Мима вдосталь настрадалась?
Я помню, вы весьма с похвальным рвеньем
в ее груди искали центр страданий.
Так что, нашли хотя бы эту малость?»

По форме салютую. Осторожно
докладываю: с горя умерла
Провидица, поняв, что невозможно
нам убежать из клетки в замке зла.

Шефорк загоготал, как будто Мима
отгрохала смешную передачу.
А я, свой дом в долине Дорис вспомнив,
стою в тоске и только что не плачу.

Шефорку вид отчаянья несносен,
он удалился. Я столбом стоял.
Еще не скоро вереница весен
протопчет тропку к Миме в стылый зал.

Не скоро мы добьемся искупленья
за совершенный нами тяжкий грех.
Да, я ищу настойчиво. Советы
и помощь принимаю ото всех. 

57

Когда Либидель постарела,
она поднесла себе яду.
Сжигая отцветшее тело,
мы пели, согласно обряду.

Стыдиться в бесстыжей пустыне?
Не сыщешь занятья нелепей.
Любовь заржавела. Отныне
хранись в нержавеющем склепе. 

58

Из мук, из гнева тьмы явилась вера.
Культ лона с ней соперничать не

Здесь Свет боготворят и как идею,
и просто как огонь. Здесь пламя — бог.

Певица Ринда — пастырь прихожан.
Могучий хор шумит, как ураган,
когда девица с мертвыми очами
на алтаре трепещет, словно пламя.

Она поет молитвенно: «О боже,
когда-то в Ринде ты послал нам Свет,
его познала я, увидя кожей.

И кожу обожгло. Пошли нам Свет,
чтоб кожу ослепило, светлый боже».

Она в экстазе. Словеса слепой
темны, но хор восторженной волной
ее подъял. В плаще огнеупорном
из несгораемого полотна
сквозь тысячу огней она пройдет,
к стене фотонофага припадет.
 — Верни нам Свет! — так молится она.

Хотели в этот зал попасть и мы,
но нас оттуда гнали каждый раз —
из храма Света гнали в море тьмы. 

59