Ролан Барт - Фрагменты речи влюбленного

• Название: Фрагменты речи влюбленного
• Автор: Ролан Барт
• Издательство: Ad Marginem
• Жанр: Философия
• Год: 1999
• ISBN: 5-93321-002-1

Необходимость этой книги заключается в следующем соображении: любовная речь находится сегодня в предельном одиночестве. Речь эта, быть может, говорится тысячами субъектов (кто знает?), но ее никто не поддерживает; до нее нет дела окружающим языкам: они или игнорируют, или недооценивают, или высмеивают ее, она отрезана не только от власти, но и от властных механизмов (науки, знания, искусства). Когда какой-либо дискурс вот так, сам собой, дрейфует в сторону неактуального, за пределы всяких стадных интересов, ему не остается ничего иного, как быть местом, пусть сколь угодно ограниченным, некоего утверждения. Это утверждение и составляет, в общем-то, сюжет начинающейся здесь книги.

http://fb2.traumlibrary.net

---

Бодлер, Клоссовский[228]

7. Я тоже кладет начало мутации: падают старые правила, все возможно — даже чтобы я отказался владеть тобой.

В общем, это целая революция — не слишком отличная, может быть, от революции политической: ибо, как в одном, так и в другом случае, в моих фантазмах появляется абсолютно Новое; реформизм (любовный) мне не нужен. И, для полноты парадокса, это чистейшее Новое возникает из самого избитого стереотипа (еще вчера вечером я слышал, как его произносили в пьесе Саган; по телевизору каждый второй вечер говорят: «я люблю тебя»).

8. — А что если я не буду интерпретировать я-люблю-тебя? Что если не доводить это произнесение до состояния симптома? — На свой страх и риск: разве вы не говорили сто раз о нестерпимости любовных неудач, о необходимости уйти от них? Если вы хотите «излечиться», вам нужно верить в симптомы и верить, что я-люблю-тебя есть один из них; вам нужно правильно интерпретировать, то есть, в конечном счете, уничижать.

— Что мы, в итоге, должны думать о страдании? Как должны мы его мыслить? оценивать? Обязательно ли страдание связано со злом? Не излечивается ли любовное страдание лишь противодействующим, уничижительным лечением (нужно подчиниться запрету)? Нельзя ли, перевернув оценку, вообразить Ницше трагический облик любовного страдания, трагически утверждающееся я-люблю-тебя? А если любовь (влюбленного) поместить (вернуть) под знак Активности?

Ницше

9. Отсюда — новый взгляд на я-люблю-тебя. Это не симптом, это действие. Я произношу, чтобы ты ответил, и тщательность формы (буква) ответа приобретает фактическую значимость наподобие формулы. Поэтому не достаточно, чтобы другой ответил мне простым означаемым, будь то даже положительным («я тоже»); нужно, чтобы вопрошаемый субъект взял на себя сформулировать, произнести то я-люблю-тебя, которое я ему протягиваю: «Я люблю тебя», — говорит Пеллеас. — «И я люблю тебя», — говорит Мелисанда.

Настоятельная просьба Пеллеаса (если предположить, что ответ Мелисанды был в точности таким, как он и ожидал, что вероятно, потому что он почти сразу после этого умирает) исходит из необходимости для влюбленного субъекта не только быть любимым в ответ, знать это, быть в этом уверенным и т. д. (все это операции, которые не выводят из плана означаемого), но и слышать, как это говорится в форме столь же утвердительной, столь же полной, столь же членораздельной, как его собственная; я хочу получить с размаху, целиком, буквально, без уверток формулу, архетип любовного слова; никаких синтаксических лазеек, никаких вариаций; пусть оба слова отвечают друг другу целиком, совпадая своими означающими (Я тоже — это как бы полная противоположность холофразы); важно, что это физическое, телесное, лабиальное изречение слова: раздвинь губы, и пусть это выйдет из них (соверши нечто непристойное). То, чего я исступленно хочу, это добыть слово, Магическое, мифическое? Чудовище — заклятое в своем безобразии — любит Красавицу; Красавица, ясное дело, не любит Чудовище, но в конце, побежденная (неважно чем; скажем, беседами, которые она вела с Чудовищем), она все же говорит ему магическое слово: «Я люблю, вас, Чудовище»; и тут же под пышный душераздирающий пассаж арфы возникает новый субъект. Эта история архаична? Тогда вот другая: некто страдает оттого, что его покинула жена; он хочет, чтобы она вернулась, он хочет именно того, чтобы она сказала ему: я люблю тебя, и он сам тоже гоняется за этим словом; в конце концов она ему его говорит — и тут он падает в обморок; это фильм 1975 года. Или еще — снова миф; Летучий Голландец скитается в погоне за этим словом; если он его получит (с клятвой верности), он перестанет скитаться (для мифа важна не эмпирика верности, а ее произнесение, ее песнь).

Пеллеас, Равель, Летучий Голландец[229]

Редкостная встреча (в немецком языке): одно и то же слово Bejabung (подтверждение, согласие) для двух утверждений: одно, отмеченное в психоанализе, обречено быть приниженным (первичное утверждение ребенка должно быть отвергнуто, чтобы возник доступ к бессознательному); другое, постулированное Ницше, есть модус воли к власти (ничего психологического и еще менее социального), продукт различия; в таком утверждении да обретает невинность (оно охватывает и противодействующее): это аминь.

Я-люблю-тебя активно. Оно утверждается как сила — против других сил. Каких? Против тысячи сил света, которые все до одной суть силы уничижительные (наука, докса, реальность, разум и т. д.). Или иначе: против языка. Так же как аминь находится на грани языка, не имея ничего общего с его системой и сбрасывая с него его «мантию противодействия», так же любовное произнесение (я-люблю-тебя) удерживается на грани синтаксиса, приемлет тавтологию (я-люблю-тебя значит я-люблю-тебя), устраняет раболепство Фразы (само оно только холофраза). Как произнесение, я-люблю-тебя не является знаком, наоборот, оно играет против знаков. Тот, кто не говорит я-люблю-тебя (между губ которого я-люблю-тебя не хочет проходить), обречен испускать множественные, неопределенные, недоверчивые, скупые знаки любви, ее индексы, «доказательства»: жесты, взгляды, вздохи, намеки, иносказания; он должен позволить себя интерпретировать; над ним властвует противодействующая инстанция любовных знаков, он отчужден в рабском мире языка, поскольку он не говорит всего (раб — это тот, у кого отсечен язык, кто может говорить лишь своим видом, выражениями, минами).

Любовные «знаки» питают необъятную литературу противодействия; любовь в ней представлена, вверена эстетике видимости (в конечном счете, любовные романы пишет Аполлон). Как контрзнак, я-люблю-тебя на стороне Диониса: страдание (и даже стон, Ницше отвращение, злопамятство) не отрицается, но, посредством произнесения, оно не интериоризируется; сказать я-люблю-тебя (повторять это) — значит извергнуть противодействующее, отбросить его в глухой и скорбный мир знаков, речевых уверток (пересекать который я, однако, никогда не перестану). Как произнесение я-люблю-тебя — на стороне траты. Те, кто волят произнесения слова (лирики, лжецы, странники), являются субъектами Траты; они тратят слово, словно его было бы нагло (подло) где-либо восполнить; они находятся на предельной грани языка, там, где сам язык (а кому же еще вместо него?) признает, что он ничем не гарантирован, что он работает без страховки.

Ницше[230]

Tabula Gratulatoria

1. Ролан Авас, Эвелин Башелье, Жан-Луи Бут, Ромарик Сюльгер Вюэль, Франсуа Валь, Антуан Компаньон, Северо Сардуи, Филипп Соллерс, Дени Феррари.

2. ГЁТЕ, «Страдания юного Вертера».

3. БАЛЬЗАК, «Ложная любовница»; «Тайны княгини де Кадиньян», ЖАН БАРЮЗИ, «Сан Хуан де ла Крус», БАТАЙ, «Пинеальный глаз», БЕНВЕНИСТ, «Проблемы общей лингвистики», БРУНО БЕТТЕЛЬХАЙМ, «Пустая крепость», БОДЛЕР, «Цветы зла», Н. О. БРАУН, «Эрос и Танатос», БРЕХТ, «Матушка Кураж», ЖАН-ЛУИ БУТ, «Разрушитель интенсивности» (рукопись), ФРАНСУА ВАЛЬ, «Падение», ГЕЙНЕ, «Лирическое интермеццо», ГЁЛЬДЕРЛИН, «Гиперион», МИШЕЛЬ ГЕРЕН, «Ницше, героический Сократ», ГЮГО, «Камни», КРИСТИАН ДАВИД, «Влюбленное состояние», «ДАО ДЭ ШИН», ДЕЛЁЗ, «Ницше и философия», МАРСЕЛЬ ДЕТЬЕН, «Сады Адониса», Т. А. ДЖЕДИДИ, «Любовная поэзия арабов», ДИДРО, Полное собрание сочинений, ДОСТОЕВСКИЙ, «Братья Карамазовы»; «Вечный муж», ЖИД, «Et nunc manet in te»; «Дневник 1939–1949», МЕЛАНИ КЛЯЙН, «Этюды по психоанализу», КЛОССОВСКИЙ, «Ницше и порочный круг», АНТУАН КОМПАНЬОН, «Сиротский анализ», ЮЛИЯ КРИСТЕВА, «Революция поэтического языка», КЬЕРКЕГОР, «Страх и трепет», ЛАКАН, «Семинар I и XI», ЛАНЛАНШ, «Символизация», РОЖЕ ЛАПОРТ, «Пятнадцать вариаций на биографическую тему», ЛАРОШФУКО, «Максимы и моральные размышления», ЛЕЙБНИЦ, «Новые опыты о человеческом разумении», ЛЕКЛЕР, «Психоанализировать», МАНДЕЛЬБРОТ, «Фрактальные объекты», ТОМАС МАНН, «Волшебная гора», МУЗИЛЬ, «Человек без свойств», НИЦШЕ, «Веселая наука»; «Генеалогия морали»; «Ессе Homo»; «Неопубликованное 1870–1873»; «Сократ и трагедия»; «Утренняя заря», НОВАЛИС, «Генрих фон Офтердинген», «ОРНИКАР» № 4, БЕНЖАМЕН ПЕРЕ, «Антология возвышенной любви», МОРИС ПЕРШЕРОН, «Будда и буддизм», ПЛАТОН, «Пир, или О любви»; «Федр», ПРУСТ, «В сторону Свана»; «У Германтов»; «Содом и Гоморра»; «Пленница», ТЕОДОР РАЙК, «Отрывок большой исповеди», РЕЙСБРУК, Избранное, РОНСАР, «Любовные стихотворения», РУЖМОН, «Любовь и Запад», СЕВЕРО САРДУИ, «Трансвеститы», САРТР, «Очерк теории эмоций», САФУАН, «Заметки об Эдипе»; «Структурализм и психоанализ», СЕНТ-БЕВ, «Пор-Рояль», СЕРЛЗ, «Усилие свести другого с ума», СОЛЛЕРС, «Рай», СОНДИ, «Поэзия и поэтика», СПИНОЗА, «Метафизические размышления», СТЕНДАЛЬ, «Арманс»; «О любви», СТОИКИ, ТАЛЛЕМАН ДЕ РЕО, «Забавные истории», УИННИКОТ, «Боязнь крушения»; «Игра и реальность»; «Фрагмент одного анализа», УОТТС, «Дзэн-буддизм», ФЛОБЕР, «Бувар и Пекюше», ФРЕЙД, «Бред и сновидения в „Градине“ Йенсена»; «Переписка 1873–1939»; «Краткое введение в психоанализ»; «Метапсихология»; «Новые лекции по психоанализу»; «Толкование сновидений»; «Человек-волк»; «Этюды по психоанализу», МАРТИН ФРЕЙД, «Фрейд, мой отец», ФУКО, Интервью от 17 марта 1975 года, ПЬЕР ФЮРЛОН, «Размышления о терапевтическом использовании двойного принуждения», ДАНИЕЛЬ ШАРЛЬ, «Музыка и забвение», ШАТОБРИАН, «Путешествие из Парижа в Иерусалим», Л, ШЕРТОК, «Гипноз», ЯКОБСОН, Интервью журналу «Критика».