Джозеф Ле Фаню - Судья Харботтл

• Название: Судья Харботтл
• Автор: Джозеф Ле Фаню
• Жанр: Ужасы и Мистика

---

Этот дом стоит на несколько футов дальше от дороги, чем остальные строения на улице, немного выбиваясь из общей линии. К парадным дверям ведет широкая лестница, огороженная ажурными железными перилами; над ними, среди изящных кованых листиков и завитков, длинную череду ламп венчают два приспособления, называвшиеся в старину «гасильниками» и похожие на конические колпачки фей. В былые времена лакеи, сопровождавшие высоких гостей, помогали хозяевам высадиться из кареты, провожали их по лестнице до дверей, а потом гасили об эти колпачки свои ярко пылавшие факелы.

Парадный зал от пола до потолка отделан деревянными панелями, в углу темнеет большой камин. С обеих сторон вестибюля расположено по две или три комнаты. Окна в них высокие, набраны из мелких стекол. Пройдя через арку в дальнем конце парадного зала, вы попадаете на широкую лестницу с просторными пролетами. Есть в доме и черная лестница. Особняк очень обширен, и в нем, соразмерно его величине, далеко не так светло, как в современных домах. Когда я увидел его, там давно никто не жил.

Дом пользовался дурной славой; говорили, что там водятся привидения. Повсюду свисала с потолка и затягивала углы густая паутина, шаги тонули в толстом слое пыли. Окна за полсотни лет потемнели от грязи и дождей, и тьма внутри стала почти непроглядной.

Впервые я посетил этот дом еще в детстве, вместе с отцом, в 1808 году. Мне было лет около двенадцати, и я, подобно всем мальчишкам этого возраста, отличался живым воображением. Я с благоговейным ужасом оглядывался по сторонам.

В незапамятные времена этот дом был ареной загадочных приключений, о которых долгими зимними вечерами рассказы-рала мне нянюшка, а я слушал ее, цепенея от восхитительного страха.

Отец мой женился в возрасте без малого шестидесяти лет, остававшись до тех пор старым холостяком. Судья Харботтл скончался в 1748 году. В детстве отец не раз видел старого лиса в мантии и парике на судейской кафедре. Внешность старого судьи Харботтла неприятно поразила мальчика; он долго не мог без содрогания вспоминать уродливого старика.

Судье в те дни было шестьдесят семь лет. Крупное лицо его цветом напоминало ягоду шелковицы; большой угреватый нос, пылающие яростью глаза и тонкие губы, вечно изогнутые в злобной ухмылке, отнюдь не добавляли ему привлекательности. Мой юный отец подумал, что ни разу в жизни еще не встречал яйца столь внушительного, ибо лепка головы и морщины на лбу свидетельствовали о недюжинных умственных способностях. Голос у судьи был громкий и хриплый, и он охотно давал волю сарказму, своему излюбленному оружию в судебных прениях.

Старый судья пользовался самой дурной репутацией из всех судей в Англии. Даже на кафедре он то и дело выказывал полное пренебрежение к советам компетентных людей. Он вел дела так, как ему заблагорассудится, не оглядываясь ни на адвокатов, ни на власти, ни даже на присяжных, пускал в ход и лесть, и жестокость, не гнушался даже мошенничеством. Он никогда не связывал себя никакими обещаниями – старик был слишком хитер для этого. Говорили, что он человек кровожадный, не останавливается ни перед чем, однако самому ему собственный дурной характер не причинял ни малейших хлопот. Приятели, с которыми он делил часы досуга, старались не обращать внимания на причуды злобного старика.

ГЛАВА 2. МИСТЕР ПИТЕРС

Однажды вечером, в сессию 1746 года, старый судья сел на носилки и велел нести себя в Палату лордов ждать решения по тяжбе, в результатах которой были заинтересованы и он, и его клиент.

Дождавшись, он собрался так же, в носилках, возвращаться домой; однако вечер был так хорош и тих, что он передумал, ото слал паланкин и отправился обратно пешком, в сопровождении двух слуг с факелами. Однако вследствие подагры пешеход из него был никудышный, и ему не скоро удалось преодолеть две-три улицы, отделявшие его от дома.

В узком переулке, застроенном высокими домами, где в этот поздний час не было ни души, судья, как ни медленно он шагал, обогнал старика весьма причудливой внешности.

Незнакомец был одет в бутылочно-зеленое пальто с пелериной и большими пуговицами, лицо прикрывала широкополая шляпа с низкой тульей, из-под которой выбивался пудреный парик с буклями. Он сильно сутулился, шаркал ногами и едва ковылял на подгибавшихся коленях; чтобы не упасть, немощный старец опирался на кривую узловатую трость.

– Прошу прощения, сэр, – скрипучим голосом обратился старик к тучному судье и умоляюще протянул дрожащую руку.

Судья Харботтл заметил, что одет старик очень бедно, однако манеры выдают в нем джентльмена.

Судья остановился и привычным повелительным тоном спросил:

– Чем могу служить, сэр?

– Не укажете ли мне дом судьи Харботтла? Мне нужно гадать ему известие чрезвычайной важности.

– Вы могли бы сообщить его в присутствии свидетелей? – спросил судья.

– Ни в коем случае; оно предназначено только для его ушей, – горячо запротестовал старик.

– Ежели так, сэр, вам нужно пройти со мной несколько шагов до моего дома и испросить личной аудиенции, ибо я и есть судья Харботтл.

Немощный джентльмен в пудреном парике охотно принял приглашение. Минуту спустя он уже стоял в так называемой передней гостиной дома судьи лицом к лицу с проницательным служителем Фемиды.

За время прогулки старик так устал, что вынужден был сесть на кресло и долго не мог говорить; затем на него напал приступ кашля, вслед за ним – приступ одышки; таким образом прошло минуты две или три, в продолжение которых судья положил на кресло свой короткий плащ и бросил сверху треуголку.

Вскоре достопочтенный старец в белом парике снова обрел дар речи. Они довольно долго беседовали за закрытыми дверями.

В ту ночь судья Харботтл устраивал в доме одно из тех сомнительных увеселений, от которых у людей богобоязненных волосы встают дыбом. Изо всех гостиных второго этажа доносились голоса, громкий смех, женское пение под клавесин.

Должно быть, старик в пудреном парике сообщил судье нечто, чрезвычайно его заинтересовавшее, ибо иначе вряд ли мистер Харботтл пожертвовал бы скучной беседе хотя бы минут десять, оторвав их от участия в веселой пирушке, где он был царь и бог.

Слуга, проводивший пожилого джентльмена до дверей, заметил, что багрово-красное прыщавое лицо судьи побелело до изжелта-грязного цвета. В голосе судьи сквозила непривычная рассеянность, словно он глубоко погрузился в некие тревожные размышления. Слуга пришел к выводу, что разговор, видать, шел очень серьезный и хозяин не на шутку напуган.

Вместо того чтобы тотчас отправиться наверх, где его ждали веселые нечестивцы-друзья и огромная фарфоровая чаша пунша – точно такая же, в какой покойный епископ Лондонский, царство ему небесное, крестил когда-то новорожденного дедушку судьи, – теперь эта чаша, увешанная колечками лимонной кожуры, под звон серебряных черпаков ходила по кругу; повторяю, вместо того чтобы вползти, отдуваясь, вверх по лестнице в эту пещеру Цирцеи, почтенный судья расплющил толстый нос об оконное стекло, провожая взглядом немощного старика, который осторожно спускался на мостовую, крепко уцепившись за железные перила.

Едва за стариком захлопнулась парадная дверь, как почтенный судья, топая массивными ногами и потрясая кулаками, ринулся в вестибюль и принялся громогласно раздавать слугам спешные приказания, для пущей выразительности уснащая свою речь такими крепкими оборотами, какие в наши дни изредка позволяют себе разве что отставные полковники, да и то если их как следует разозлить. Он велел лакею догнать старика, вежливо проводить до дому и не показываться назад, не выяснив, кто он такой, где живет и все остальное.

– Ей-Богу, сэр! Провалиться мне на этом месте, если все не разузнаю.

Дюжий слуга, зажав под мышкой тяжелую трость, скатился по лестнице и огляделся в поисках приметной фигуры.

Вскоре я расскажу вам, что с ним случилось. А пока послушайте, о чем шел разговор за закрытыми дверями.

Старик, удостоенный аудиенции в величественной гостиной, рассказал судье очень странную вещь. Судья колебался: то ли этот мерзавец состоит в заговоре против него, то ли просто чокнутый, а может быть, его слова – чистая правда.

Оказавшись наедине с судьей Харботтлом, пожилой джентльмен в бутылочном пальто долго не решался заговорить. Казалось старик чем-то сильно обеспокоен. Наконец он начал разговор такими словами:

– Возможно, вы не знаете об этом, сэр, но в тюрьме город Шрусбери содержится заключенный, обвиняемый в подделке векселя на сумму в сто двадцать фунтов стерлингов. Зовут его Льюис Пайнвек, он бакалейщик из этого города.

– Неужели? – молвил судья, хорошо знавший, о ком речь.

– Да, господин, – подтвердил старик.

– Тогда лучше и не пытайтесь говорить со мной об этом; иначе, ей-Богу, я отдам вас под суд! Ибо судить этого поручено мне, – сверкая глазами, гордо провозгласил судья.