Иван Безродный - Аэлита. Новая волна: Фантастические повести и рассказы

• Название: Аэлита. Новая волна: Фантастические повести и рассказы
• Автор: Иван Безродный
• Издательство: У-Фактория
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2004
• ISBN: 5-94799-414-3

В книгу включены произведения молодых перспективных авторов, представляющих основные направления фантастики начала нового столетия.

Центром притяжения для них стал старейший российский фестиваль фантастики «Аэлита», который всегда поддерживал лучшие творческие силы в этом самом непредсказуемом литературном жанре.

---

Катерина зашевелилась. Вздохнула. Мне в очередной раз приспичило повернуться на бок. Не хотелось будить ее, я сначала старался все-таки не шевелиться, потом мышцы свело так, что я уже не вздохнул, а просто вякнул.

— Артем?

Я закрыл глаза и притворился сладко спящим.

— Что с тобой делается, Артем? Что такое?

— А… Ты не спишь?

— Нет конечно! Уснешь с таким соседом! То ты вертишься, то стонешь.

— Извини… Спи, ложись… мышцы потянул, это пройдет.

— Надеюсь… Ты бы, может, принял от боли чего-нибудь? Слушать просто невозможно.

— Ты спи, Катюша. Я постараюсь тихо.

— Мучиться тихо? — Она поднялась. Наткнулась на стол в темноте: — Ох… Где свет?

— Зачем? Не ходи там… ложись…

— Ты мне будешь указывать?

В самом деле — ловить ее, что ли? Ведь не буду…

— Подвинься немного.

Я ничего не понял. Думал, она собирается уйти.

— Двигайся. Назад чуть-чуть. Получится?

Я собрался с силами и сунулся немного назад. Она уселась у плеча. Запахло какими-то удушливыми пряностями, потом как бы мятой. Она положила пальцы мне на плечи, и это прикосновение было холодное, влажное, сырое.

— О-о-ох… Это что?

— Лежи тихо. Ты обещал стараться.

— Чем ты меня мажешь?

— Салом младенцев и белладонной. Закрывай рот.

И продолжала втирать это неизвестное снадобье — без единого слова, ровно дыша, истово, как сестра милосердия. Что такое настоящий, профессиональный массаж, она, конечно, не знала. Но усердно терла, мяла, разглаживала. А я терпел — тут уже не покряхтишь, — и потихоньку меня отпускало. Было горячо в растертых шее, плече, руках, но не так, как сухое пламя от гуараны. Я осторожно выпростал руку и чуть-чуть прибавил свету. Она как будто и не заметила.

— Перевернись. Ого! Нет, тут я не буду… Зачем ты это делал?

— Что?

— Ну, полез туда? На сцену.

— Мы это называем «древко».

— Кто — мы?

— Парапоки.

— Кто?!

— Парапоки. Так это называется, я же тебе говорил.

— Извини, не обратила внимания. Так что это? Боевое искусство заключенных?

— Это еще почему?

— Ну… клетки эти… и вообще, криминально выглядит.

— Ну уж нет! Этому стилю тысяча лет. Просто его так приспособили для зала. А вообще это искусство драться в любых обстоятельствах. Например, когда руки заняты.

— Искусство боя для воров и любовников, — задумчиво отозвалась она. Я хмыкнул. — Согни ногу… вот так. И где же ты ему обучался? Только не рассказывай, что ты вырос в горном монастыре и у тебя был старый мудрый наставник…

— Был наставник. Не старый. Одноглазый негр с Ямайки.

— Ох, не смеши. Одноглазый негр!!! Ну… как теперь?

— Лучше. Намного… Совсем хорошо…

Она выпрямилась из своей милосердной позы, расправила ноги, но соскользнуть на пол я не дал. Взял за руку, притянул ладонь к губам. Пальцы у нее пропахли теми травами…

— Видишь, я снова живой. Что ж это было?

Видеть-то она видела, да и чувствовала тоже; не знаю, насколько я подгадал, или ей просто надо же было упереться, чтобы в этом неудобном положении не упасть. Она взволновалась, но еще пыталась делать вид, что ничего особенного…

— Это женский крем от усталости ног. Я рада, что тебе помогло, просто ничего другого не пришло в голову. Ты меня отпустишь?

Я в ответ начал целовать запястье и добрался до локтя, логично замыкая свободной рукой объятье. Катерина не могла уже уйти, разве только начала бы вырываться. Но не стала. Я поднял голову и увидел, что она задумчиво смотрит на кончики своих грудей, как будто удивлялась — что они-то в этом нашли хорошего? Она вся была у меня в руках, мы оба почти нагишом — на мне плавки, на ней — три квадратных сантиметра кружев вокруг бедер… Неуместны были речи — что тут объяснять, расспрашивать, обижаться или нет… Дать волю и освободить друг друга — как бывает между людьми.

— Все так и должно быть… Это хорошо. Что тебе мешает?

— Мне не мешает, — опять она смотрела куда-то в сторону, на свое тело, как будто оно было чужое или отдельно от нее. — Никогда мне ничего не мешает заниматься сексом…

Прикрыла глаза, позволила мне пуститься в плавание по неизвестным водам. Тот мизер, что был из одежды, я снял, не было помехи свободно изучать ее тело, я только осторожничал, потому что поединок все-таки отзывался в мышцах. А мне хотелось знать, как она вздрагивает, отчего выгибает спину, какой вздох поймает моя прижатая к ее рту ладонь, если я вот так неожиданно припаду к груди…

— Ты что же, так и будешь?…

— Что? Что такое?

— Так и будешь? Не прикроешься?

Тьфу, черт… а я и забыл.

— Извини… не подумал. У тебя, случайно, нету?

— Я не профессионалка, в сумочке не ношу.

— Ну, ладно… А так не пройдет?

— Так не пройдет.

— Ладно, ч-черт… у меня где-то были по ящикам. Поищу. Прибавь свет.

— Конечно, — она покрутила реостат, уткнулась лицом в сгиб локтя. — Поищи…

Я выдвинул ящик архива, копался в папках и думал: вот мрак-то, а если не найду? Тоже ведь — не секс-шоп и не аптека, мог же весь запас расстрелять. Надо было не слушать ее, вот идиот — упустил момент… Ну? Неужели нет… а! Ага! Слава богу Грома! Нашелся! Последний… да, последний — ну, все-таки ты, брат, везучий…

Я вернулся к дивану — и сердце упало прежде всего остального. Она, конечно, не сбежала — куда бы? Просто свернулась — руки-ноги скрещены, голову спрятала…

— Катюша…

Не отозвалась. Тогда я выключил свет совсем и лег. Отступиться? Как бы не так! И я начал все сначала, не заговаривая и не утешая. Просто делал, что умел — раскрывал и искал, нашел и вошел; свое я получил, а что было с нею — не знаю…

Боль не вернулась — я проспал спокойно уж не знаю, до которого часу, — всласть. И сон мне пришел, как будто Катерина — моя жена, и я просто до неприличия во сне гордился тем, что мы с ней делаем… Потом стал просыпаться — наполовину наяву я уже просто признавал, что имел место пересып, а на три четверти — понял, что ее рядом нет, как, в общем-то, и бывает в таких случаях… Она не лежала со мной и даже не на своем постеленном внизу ложе. Одетая, сидела на полу у двери — голова откинута, глаза прикрыты — дремлет? Я осторожно пошевелился — все в порядке. Живем!

— Ты меня выпусти, пожалуйста.

— А? Что?

— Открой дверь. И не притворяйся, что спишь.

— Который час?

— Не знаю. Поздно. Ночь скоро.

— Не сиди на полу. — Я, честно говоря, не понимал, в чем дело. Говорит отрывисто, глядит, прищурясь — злится, что ли? Дверь я запер… это да, но что за демонстрации? — Поужинаем, и…

— Дверь открой мне, будь так любезен.

— Да ладно, ладно…

Я поднялся. В общем, чувствовал себя довольно глупо. Обида вдруг накатила: в самом деле, корчит из себя изнасилованную! Ведь как все было, — и тут меня осенило наконец, как все было. Конечно, она вроде бы согласилась… Я даже одеваться перестал, так и стоял столбом, штаны на полпути… Да только и в мыслях у нее не было делать это со мной. И воображала она себе — голову даю! — любовника этого своего духовного, педика необычайного…

Какие уж тут речи! Какие объяснения! Молча застегнулся, отпер дверь. Она и не попрощалась. Вот и хорошо, подумал я тогда. И к лучшему. Злее буду, а мне надо быть очень злым, чтобы приманить, словить, удержать Квапаля.

Я нашел его не на сцене, как полагал вначале, а среди зрителей, на балконе Колодца. Он не ожидал встречи со мной, конечно. Он ждал Катерину. А мне надо было сказать ему всего два слова. И посмотреть, как он отзовется. Внизу творилось обычное черт-те что: труппа из Киригуа показывала «Ричарда Третьего» на ацтекском языке, актеры рычали и шипели, и Ричарду гораздо больше бы сгодилась шкура ягуара, нежели дотошно смастеренное облачение короля. Помню, что разглядывал Квапаля, как восковую куклу в музее; искал следов вчерашнего побития — но ничего… И все-таки это был он, с кем я схватился на древке, — во всяком случае, тот, кто напугал и заворожил Катерину, — я узнал по голосу.

И даже если бы не этот тягучий ацтекский выговор… разговор был в точности как давешний бой: с разведкой, с осторожными бросками на пробу и даже с масками. С той разницей, что можно было смотреть прямо в глаза. В моих дозволенно билось нетерпение охотника. Его — просто черные, как полированная пластмасса, гляделки. В них отражался Колодец, горящая смола в плошках, прорезные оборки провинциалок. Но себя я там не видел. Голова кружилась: жарко… и я был слишком близко к развязке. По крайней мере, к одной из… Всего-то два слова, и посмотреть… а вот мы оба медлили, он растягивал гласные, я тянул время. Он сделал вид, будто ему интересно, что происходит на сцене: уперся локтями в парапет, зенки свои нелепые в бинокль упрятал, и тут потные осветители развернули декакиловаттные юпитеры к небесам.