Максим Ларсонс - На советской службе (Записки спеца)

• Название: На советской службе (Записки спеца)
• Автор: Максим Ларсонс
• Издательство: Родник
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1930

…я счел своим долгом рассказать, каково в действительности положение «спеца», каковы те камни преткновения, кои делают плодотворную работу «спеца» при «советских условиях» фактически невозможною, кои убивают энергию и порыв к работе даже у самых лояльных специалистов, готовых служить России во что бы то ни стало, готовых искренно примириться с существующим строем, готовых закрывать глаза на ту атмосферу невежества и тупоумия, угроз и издевательства, подозрительности и слежки, самодурства и халатности, которая их окружает и с которою им приходится ежедневно и безнадежно бороться.

Живой отклик, который моя книга нашла в германской, английской и в зарубежной русской прессе, побуждает меня издать эту книгу и на русском языке, хотя для русского читателя, вероятно, многое в ней и окажется известным.

Я в этой книге не намерен ни преподносить научного труда, ни делать какие-либо разоблачения или сообщать сенсационные сведения. Я только хочу представить те фактические обстоятельства, при которых приходится работать специалисту в советской действительности, и буду изображать их объективно, без всякого прикрашивания, такими, как я их видел.

---

В этом отношении Карклин, аргументы которого были сами по себе вполне правильны, был неправ. В качестве представителя валютного управления за границей, я должен был руководиться твердо установленным и ясно подчеркнутым в моих мандатах правилом, что все мои действия за границей могут быть предприняты мной исключительно с ведома и согласия находящегося в данной стране полномочного представителя. Поскольку полпред мне заявил, что он по известным причинам не считает возможным производство аукциона в Берлине, это заявление являлось для меня единственно решающим. Это было делом полпредства засим согласовать свое решение с валютным управлением. Я же во всяком случае должен был подчиниться распоряжению полномочного представителя.

Затем началась между Сванидзе и Карклиным чрезвычайно резкая переписка. Сванидзе угрожал Карклину в своем ответном письме, что он привлечет его к партийному суду, если тот не прекратит своих нападок на него, и заявил ему вместе с тем, что он находит весьма странным, что Карклин с таким рвением защищает интересы германской фирмы. Сванидзе, однако, вопреки моему требованию, не обмолвился в этом письме ни словом о том, что в действительности на мне не только не лежала «львиная доля вины», но что я вообще не был виновен в том обороте, который приняло это дело. Он намеренно умолчал о том, что я заявил отказ от договора лишь по его поручению и вследствие требования полпредства.

Классифицированное в Москве старинное серебро в виду этого не было пущено на аукцион, а было в конце 1925-го года, после того, как я оставил мою должность, привезено в Берлин. Тут оно совершенно бессистемно и по отдельным предметам в течение нескольких лет продавалось отдельным антикварам и частным покупателям. Конечно, при подобном роде продажи, наилучшие и наиболее дешево лимитированные предметы немедленно были проданы, тогда как высоколимитированный или не ходкий товар оставался лежать. Проданные вещи, конечно, не были ни каталогизированы, ни иллюстрированы и, таким образом, для научных целей могут считаться погибшими.

Глава шестнадцатая Берлин — Генеральная агентура Народного Комиссариата финансов за границей — Мой уход с должности

2-го февраля 1925-го года я приступил к моей деятельности в Берлине, в генеральной агентуре народного комиссариата финансов за границей.

По предложению народного комиссара финансов Сокольникова, я в начале марта 1925 г. отправился на Лионскую ярмарку, где в советском павильоне была выставлена платина в слитках и в изделиях. Эррио, французский министр и мэр г. Лиона, и Красин, советский посол в Париже, посетили советский павильон 8-го марта и внимательно осматривали выставленную платину.

Я затем уехал в Париж и Лондон, где вел переговоры по текущим делам валютного управления, и 23-го марта вернулся в Берлин.

Согласно телеграфному поручению народного комиссара финансов, я в конце марта вновь отправился в Лондон, подписал там 2-го апреля годовой договор на продажу платины, и вернулся вновь в Берлин.

15-го апреля генеральный агент Сванидзе вручил мне подписанное им письмо, адресованное на мое имя, следующего содержания:

«Настоящим сообщаю для сведения Вашего, что мною сего числа получена телеграмма от Валютного Управления, извещающая меня о том, что должность Коммерческого Агента при Генеральной Агентуре упраздняется Валютным Управлением в виду недавнего заключения Вами в Лондоне сделки на реализацию платины на весь текущий год, а также потому, что других коммерческих сделок в ближайшем будущем не предвидится.

Вместе с тем мне предлагается известить Вас, что Вы откомандировываетесь обратно на службу в Москву в распоряжение Валютного Управления.

Прошу сообщить мне, когда Вы можете закончить Вашу текущую работу с тем, чтобы отправиться к месту Вашей командировки.

Уважающий Вас А. Сванидзе.»

Это сообщение явилось для меня неожиданным, тем более, что мотивировка моего отозвания в Москву не соответствовала обстоятельствам дела и поэтому произвела на меня весьма своеобразное впечатление.

Но это известие по крайней мере было ясно. Дело шло о том, чтобы отправиться в Москву на постоянную службу, на совершенно неопределенный срок, может быть, на долгие годы. Это было для меня, после всего того опыта, который я проделал, совершенно неприемлемо. Прежде всего, я должен был бы туда отправиться один. Но уже не говоря о семейных обстоятельствах и об общих условиях, существующих в Москве, я был уверен в том, что я, при данном положении дела, безусловно не найду в Москве того поля деятельности, к которому я стремился. Моя работа представляла для меня большой интерес, она охватывала обширную, разнообразную и необыкновенную область и заполняла меня совершенно. Но за границей — даже теперь, где я был лишь одним из членов генеральной агентуры, — я все же мог сохранить за собой известную инициативу, самостоятельность и свободу действий. В Москве же все это было для меня совершенно исключено, это я теперь знал наверное.

В виду этого я стоял перед трудным решением, тем более, что генеральный агент настаивал на скорейшем ответе.

Я решился просить его дать мне свое личное откровенное мнение по этому поводу.

Св.: — Я не в состоянии дать вам совета. Вы должны принять решение на свою собственную ответственность. Конечно, вами была проявлена большая энергия и инициатива при обработке всех порученных вам дел, но все же весьма сомнительно, сможете ли вы сохранить эту самостоятельность в обстановке валютного управления в Москве. Ведь вы же сами как-то сказали: разницу между Соединенными Штатами Америки и советской Россией можно было бы парадоксально выразить следующими словами: Соединенные Штаты являются страной неограниченных возможностей, а советская Россия — страна неограниченных невозможностей.

Л. — Откуда вы это знаете?

С. — Это мне было передано.

Л. — Ну, что-ж, пусть будет так.

С. — Ну, разве вы, в случай вашего переселения в Москву, не допускаете возможность известных «неприятных неожиданностей»? Разве не считаете вы возможным, что одна из этих «неограниченных невозможностей» могла бы случиться именно с вами?

Л. — Вы что этим хотите сказать? Ведь, если со мной в самом деле случилась бы какая-нибудь неприятность, ведь, если бы в самом деле хотели меня «пришить» к какому-либо делу, то ведь, прежде всего, было бы обязанностью начальника валютного управления заступаться за меня.

С. — Бросьте, не будьте столь наивным. Ведь вы же прекрасно знаете, что начальник валютного управления беспартийный человек, что он такой же спец, как вы, и что он поэтому абсолютный нуль, когда дело идет о том, чтобы высвободить кого-либо из опасного положения.

Л. — Я вас не понимаю. Чего-же мне, собственно, опасаться?

С. — Ну, хотя бы того, что вам приписывается главная вина в отказе от берлинского аукциона.

Л. — Ведь вы же знаете лучше всех, что за мной в этом вопросе не имеется ни малейшей вины, что я только исполнил ваше распоряжение, основывавшееся на письменном предложении полпреда. Вы же знаете, что я пытался убеждать вас и полпреда, что наш образ действий является необоснованным. Следовательно, я фактически стоял вполне на точке зрения валютного управления. Заявив устно об отказе от договора, я ведь лишь исполнил мой служебный долг.

С. — Конечно, все это верно, но Москва придерживается другого мнения.

Л. — Ваше дело написать в Москву, и выяснить и доказать мою полную невиновность в этом вопросе.

С. — Ну, пока ведь этого не требуется. Кроме того, вы, например, энергично выступали в пользу заключения монопольных договоров по платине с руководящими группами, хотя ведь валютное управление, собственно говоря, не всегда разделяло вашу точку зрения.

Л. — Ведь я же не мелкий чиновник, ведь это являлось моей прямой обязанностью уведомлять валютное управление и народного комиссара финансов о действительном положении дела по вопросу о платине и о моем отношении к нему.

С. — Конечно, все это очень хорошо, и я вполне уверен, что вы можете спокойно отправиться в Москву. Я даже уверен, что с вами не случится ни малейшей неприятности. Ведь для этого нет никаких оснований. Но все-таки подумайте над этим делом. Ведь это для вас, хотя бы и по семейным обстоятельствам, весьма важное решение переселиться в Москву. А завтра дайте мне знать о вашем решении…

Этот разговор произвел на меня сильнейшее впечатление. Я никак не мог забыть туманного намека на «неограниченные невозможности». Правда, я хотел остаться при моей нынешней деятельности, но я, конечно, не имел ни малейшего желания подвергать себя в Москве «неприятным неожиданностям» со всеми непредвидимыми их последствиями.

В виду этого я обратился к полпреду Н. Н. Крестинскому, и имел с ним 17-го апреля 1925 г. разговор по этому вопросу. Крестинский, который оказался уже вполне в курсе моего дела, заявил мне также, что он должен предоставить разрешение вопроса исключительно моему личному усмотрению. Он не может сказать ничего ни за, ни против, я должен сам лучше всего знать, представляет ли моя деятельность такой интерес для меня, что я решусь переселиться в Москву.