Максим Ларсонс - На советской службе (Записки спеца)

• Название: На советской службе (Записки спеца)
• Автор: Максим Ларсонс
• Издательство: Родник
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1930

…я счел своим долгом рассказать, каково в действительности положение «спеца», каковы те камни преткновения, кои делают плодотворную работу «спеца» при «советских условиях» фактически невозможною, кои убивают энергию и порыв к работе даже у самых лояльных специалистов, готовых служить России во что бы то ни стало, готовых искренно примириться с существующим строем, готовых закрывать глаза на ту атмосферу невежества и тупоумия, угроз и издевательства, подозрительности и слежки, самодурства и халатности, которая их окружает и с которою им приходится ежедневно и безнадежно бороться.

Живой отклик, который моя книга нашла в германской, английской и в зарубежной русской прессе, побуждает меня издать эту книгу и на русском языке, хотя для русского читателя, вероятно, многое в ней и окажется известным.

Я в этой книге не намерен ни преподносить научного труда, ни делать какие-либо разоблачения или сообщать сенсационные сведения. Я только хочу представить те фактические обстоятельства, при которых приходится работать специалисту в советской действительности, и буду изображать их объективно, без всякого прикрашивания, такими, как я их видел.

---

Моя точка зрения, следовательно, вполне совпадала с точкой зрения народного комиссара финансов, между тем, как тактика ведения переговоров, принятая Менжинским, была отвергнута.

Мое пребываше в Берлине оказалось весьма коротким. В конце октября 1918 года, политическое положение Германии чрезвычайно обострилось. Карл Либкнехт был выпущен из тюрьмы, и в честь его был дан большой банкет в русском посольстве. 4 ноября, имела место демонстрация на улице Унтер ден Линден, перед зданием русского посольства. Раздавались возгласы в честь Ленина, Троцкого, советской России. Я стоял во время демонстрации в моей комнате у окна, в нижнем этаже посольства, и наблюдал демонстрацию. Конный полицейский поместился со своей лошадью на троттуаре лицом ко мне, прямо перед моим окном. Из некоторых нижних окон советского посольства некоторыми служащими были выброшены маленькие красные флажки. Когда посол узнал об этом, он немедленно велел забрать флажки и закрыть все окна посольства.

5 ноября после обеда, я имел деловой разговор в гостиннице Бристоль, Унтер ден Линден. Вдруг, страшно бледный, ворвался мой секретарь и доложил мне, что ему только что было сообщено, что советское посольство со всеми своими служащими, прикомандированными к нему специалистами и со всем личным составом обязано выехать завтра из Германии. Это меня поразило как молния. Я немедленно отправился к послу, который подтвердил это сообщение и заявил мне, что высылка посольства производится вследствие требования союзников. Я просил инструкций, где мне оставаться с моим секретарем и моим бухгалтером. Посол мне ответил, что секретарь и бухгалтер должны вернуться в Москву, что-же касается меня, то он меня уведомит завтра утром, должен-ли я вернуться в Москву, или отправиться в Копенгаген. Ибо перерыв дипло- [отсутствуют страницы 44–45, - valeryk64]

Обратная отправка в Москву. — Арест в Борисове.

В 8 час. вечера я прибыль на вокзал Шарлоттенбург, где уже собрались все остальные занятые в посольстве эксперты, специалисты, и др. служащие. На вокзале присутствовали два представителя министерства иностранных дел, которые контролировали каждого прибывающего, согласно особому списку личного состава. Нас разместили в вагонах второго класса и невольная поездка началась. Этот экстренный поезд не останавливался в Берлине ни на станциях «Зоологический Сад», «Фридрихштрассе», «Александер-Платц», ни на «Силезском» вокзале. Он безостановочно проехал через эти станции, и остановился 7 ноября утром в Инстербурге. Вокзал был совершенно загражден солдатами в стальных касках. На перроне были только должностные лица. Мне было еще разрешено отправить служебную депешу в Берлин на немецком языке, и поезд, после нескольких минут остановки, отправился дальше, за Эйдткунен, в русскую область, занятую германскими войсками.

Я чувствовал себя нехорошо еще при отходе поезда, и совсем захворал в поезде с сильным повышением температуры. На станции Минск, занятой тогда немцами, наш поезд догнал предыдущей поезд с послом и с прочим личным составом, и нас всех разместили в посольском поезде. Я еле помню об этом, так как меня перевели в полусознательном от болезни состоянии из одного поезда в другой. Поездка продолжалась, и мы прибыли 7 ноября, ночью, на станцию Борисов, также занятую немцами.

Там мы остановились и должны были отправиться в Москву в самые ближайшие дни. Оказалось, что советское правительство, по какой-то причине, задерживает германского консула в Москве, Гаушильда, с прочим посольским и консульским составом, и германское правительство, в виду этого, соглашалось на наш отъезд лишь при условии, что мы будем обменены на германский посольский состав. Началось время надежд и догадок, — когда-же мы, собственно, отсюда уедем. Наш поезд состоял из пяти вагонов, двух вагонов второго класса, трех вагонов 3-го класса, в коем всего помещалось 106 человек. Вагоны были очень плохие, страшно грязные и лишенные необходимого комфорта. Меня, как больного, поместили в маленькое купэ 2-го класса, совместно с инж. P. Л. — прежним директором департамента в министерстве торговли и промышленности, а в то время экспертом по морским вопросам и по судоходству, при после Иоффе. Женщины и дети также были помещены во 2-ом классе, большинство-же мужчин, в особенности помоложе, все размещались в 3-м классе. Наша стража состояла из пожилых запасных солдат, и мы, в сущности, были арестованы, хотя и имели разрешение, разгуливать вокруг наших вагонов и внутри кордона наших постов, столько, сколько хотели. Однако, нам было строжайше запрещено переходить через кордон или оставлять его. Ежедневно нас водили два раза, в 1 час дня и в 7 час. вечера, маленькими группами, под охраной солдат, в буфет станции Борисов в 5 мин. ходьбы, где нас и кормили. К утреннему чаю, мы собирались в 9 часов утра в вагон 3-го класса, где нам раздавали кипяток для варки чая и хлеб.

В поезде находился также представитель министерства иностранных дел, совершенно молодой человек, граф Заурма. Он был довольно любезен, но, конечно, не мог исполнять наших требований об улучшений условий нашего пребывания. Иоффе была предоставлена возможность сноситься с Москвой по прямому телеграфному проводу, чем он ежедневно и пользовался. Мы первоначально думали, что все это продлится только три дня. Но наше пребывание в Борисове затягивалось все более, и только 22 ноября мы наконец узнали, что можем выехать.

Наш поезд двинулся 22 ноября вечером на лежащую поблизости нейтральную зону, но вскоре опять вернулся, так как оказалось, что Гаушильд и германский личный состав все еще не прибыли на нейтральную зону. 23 ноября, рано утром, наш поезд опять выехал по направленно к нейтральной зоне. Было 11 час. утра, когда произошел обмен. На нейтральной зоне стоял наш поезд и два поезда с только что прибывшими из Москвы Гаушильдом, его личным составом, и прочими немцами, всего несколько сот человек. Поезда стояли друг против друга, под охраной, с обеих сторон, солдат с ручными гранатами.

В первую голову шел консул Гаушильд, в сопровождении представителя народного комиссариата иностранных дел. За ним следовал его персонал. Навстречу ему направился посол Иоффе, в сопровождении графа Заурма и посольского персонала. Этот исторический момент продолжался довольно долго, и лишь в. 1 час дня наш поезд двинулся по направленно к Орше.

Наш поезд состоял на этот раз из очень хороших русских вагонов 2-го класса и из салон-вагона для посла. Когда поезд двинулся, нашим глазам представилось невероятное печальное, незабываемое зрелище.

Германия отправила русских военнопленных до нейтральной зоны, там их высадила и предоставила своей судьбе. С русской стороны, не было принято никаких мер к тому, чтобы устроить у нейтральной зоны приемочный пункт для возвращающихся русских военнопленных. В виду этого, они должны были ходить пешком по 30–40 километров от нейтральной зоны до ближайшей русской железнодорожной станции, в зиму, ночной порой, через метель, непогоду и холод. По обеим сторонам дороги, по которой проезжал наш поезд, шли нескончаемые ряды людей, в лохмотья, обряженных в самые странные одежды. На дворе был резкий холод. Мы видели, как люди шли в легких штанах, без шинелей, обернутые в пестрые одеяла, в голубых платках. Это была ужасная, фантастическая картина, достойная глубокого сострадания. Меня пригласили в салон-вагон посла, где был сервирован чай. Внезапно, я увидел руку, схватившуюся за окно салон-вагона. Один из военнопленных вспрыгнул на поезд, прицепился к салон-вагону и повис на нем, держась уже некоторое время. Пришлось взять этого человека в вагон, так как иначе ему грозила опасность упасть и быть раздавленным поездом.

На следующей остановке нас умоляли больные военнопленные взять их в наш поезд. Раздавались страшные проклятия и матерная ругань. Но наш поезд был переполнен и состоял всего из нескольких вагонов, так что мог-бы принять лишь нескольких человек. Но мы стояли перед грозной опасностью, что, если мы хоть одного возьмем, то поезд будет взят толпой с бою. Мы двинулись дальше и должны были проехать через станцию, на которой, как мы знали, собралось большое количество военнопленных. Комендант нашего поезда принял крайние меры предосторожности. Солдаты с ручными гранатами были поставлены ко всем входам вагонов, и наш поезд медленным темпом проехал через станцию. Все-же, поезд вынужден был остановиться, ибо военнопленные стали на рельсы и остановили поезд таким способом. Потребовались долгие переговоры между комендантом нашего поезда и военнопленными, чтобы побудить их пропустить наш поезд беспрепятственно. Им было серьезно обещано, что мы немедленно, после приезда в Оршу, позаботимся о том, чтобы им была оказана помощь и обеспечено дальнейшее передвижение.

Когда мы приехали в Оршу, наш поезд был торжественно встречен местными членами партии, и нас всех угостили обедом.