Борис Долинго - Аэлита. Новая волна /002: Фантастические повести и рассказы

• Название: Аэлита. Новая волна /002: Фантастические повести и рассказы
• Автор: Борис Долинго
• Издательство: У-Фактория
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2005
• ISBN: 5-9709-0124-5

Хорошо ли мы знаем мир, в котором живем? Сомнительно как-то. По правде говоря, дальше собственного города (ну, еще любимых курортных местечек) мы бываем редко. А там, за пределами обжитого пространства, происходит такое… Поинтересуйтесь, всмотритесь… И тогда однажды вы, может быть, решите, что попали в какие-нибудь параллельные миры. Они почти такие же, как наш, привычный, но со своими особенностями, чем и завораживают. Еще шаг, и вы понимаете, что угодили не куда-то, а в чуждые перпендикулярные миры. Вот уж где непривычные глазу картины, пугающая какофония звуков, невыразимые и непонятные своим мироощущением разумные (а разумные ли?) существа. Необъяснимей этого могут быть только миры за гранью. За гранью любых наших представлений, за гранью самой изощренной фантазии.

Вам интересна новая фантастика? Тогда добро пожаловать на страницы сборника «Аэлита». В реальные и, конечно же, абсолютно вымышленные миры!

Мгновение — и вы уже подхвачены НОВОЙ ВОЛНОЙ.

В очередной сборник фантастических повестей и рассказов вошли произведения молодых авторов, активно работающих в столь многоликом жанре.

Объединяющим началом новой литературной волны стал старейший российский фестиваль фантастики «Аэлита» (Екатеринбург), традиционно поддерживающий лучшие творческие силы.

---

На вопрос ответил провожавший нас в пресс-центр замдиректора института:

— Ничего он не помнит. Знаете, что он первым делом сказал, когда вышел из комы?

— Поинтересовался, где он? — предположила Вера.

— Если бы! Он первым делом заявил обалдевшему лаборанту: «И в конце концов, когда мне подадут ужин?!»

Ванкувер, Канада

Татьяна Томах Танцы над пропастью

…С тех пор ритуал выбора вождя в племени Охотников За обогатился еще одним испытанием. Странным испытанием. Почти никто не мог понять, как Патриархи определяют победителя. Случалось, они отвергали нескольких претендентов подряд и выборы вождя приходилось начинать с самого начала.

Возможно, причина была в том, что юноша, отплясавший танцы над пропастью со всеми соперниками и теперь отделенный от повязки Вождя последним испытанием, не всегда понимал его суть. А возможно, патриархи просто не умели сделать смысл предстоящего прозрачным. Или не хотели. Патриархи — хранители традиций, и это их право. А право Вождя — менять традиции. Впрочем, необходимость изменений признавали и сами Патриархи. Как это ни странно.

— Слушай, мальчик, — говорил старейший Патриарх, опираясь морщинистой ладонью о плечо юноши. — Человек и его душа не есть единое целое. Когда человек спит, его душа иногда превращается в птицу и может облететь полмира. А потом возвращается обратно.

— Или не возвращается, — перебивал юноша, если он был не слишком вежлив. Имея в виду умирающих во сне. И сумасшедших.

— А иногда она превращается во что-то другое. — Взгляд патриарха, рассеянно блуждавший по вершинам гор, при этих словах неожиданно падал на лицо юноши. Как орел, пытающийся закогтить ягненка. — Например, в Он-Я самого человека. В двойника. Самого опасного врага. Иногда Он-Я берет оружие и становится на твоем пути. А когда путь — скользкое бревно над пропастью, по которому может пройти только один… Ты понимаешь, мальчик, что тогда может произойти с теми, кто идет за ним следом?

Тут патриарх обычно замолкал, снова отводя взгляд в сторону и позволяя юноше поразмышлять. Если тот размышлял слишком долго и никак не мог додуматься, что уже сказано все и настало время действовать, Патриарх легонько подталкивал юношу к ощерившейся оскалом пропасти.

— Вождь должен уметь побеждать своего Он-Я. Иди, мальчик. Покажи, как ты умеешь это делать.

* * *

Старик потрогал голой ступней воду. Теплая. Озеро было мелким, солнечные пятна бродили по желтому дну. По колено, не глубже. Старик осторожно шагнул вперед. Теплый ил немедленно просочился между пальцев, щекоча кожу. Захотелось засмеяться. Старик спохватился, поджал жесткие губы, уже давно отвыкшие от улыбок; неприязненно покосился назад. Младший сын почтительно стоял на расстоянии тени. Как и положено. Молодой вождь. Хм. Никто не сомневается, что он победит в состязаниях. Да и сам он, похоже. Вон, даже сейчас — покачивается на одной ноге. Тренируется. Старик попробовал было пристыдить сам себя. Хороший мальчик. Ловкий, сильный. Красивый. Говорят, вылитый отец (то есть старик) в юности. Чтит традиции. Уж он не выкинет что-нибудь типа того, что полоумный Ан. Хм. Старик опять сморщился, как будто сдуру укусил кислючее яблоко, которое годится в еду только запеченным с тушками жирных, летних зайцев.

Стрекоза присела на толстый лист кувшинки в полушаге от старика. Покачала голубым стройным тельцем, посверкала крылышками и опять заскользила в сторону.

Пора. Уже давно пора. За последние три луны он отверг не меньше четырех дюжин вполне подходящих мест. У подножия Серых гор ему было слишком мрачно; в Долине Сухой воды — слишком скучно; на излучине полноводной Ирки — много мошкары. Не мог же он просто сказать им, что не хочет умирать. Скоро они перестанут его слушаться. Это было несправедливо. Он привык, что все всегда повинуются ему. А теперь он должен повиноваться сам. Традициям, которые всю жизнь заставлял своих людей соблюдать.

* * *

— Ты пойдешь с нами, Ан? — Он старался смягчить голос, ласково заглядывая ему в глаза. Ан был хорошим охотником, его не хотелось терять. Ан покачал головой. Он почти все время молчал. И отводил взгляд в сторону. Туда, где на корточках покорно сидел отец Ана, теребя пояс с пятьюдесятью узелками. Отметками прожитых весен.

— Его время пришло. А ты не должен торопить свое. — Ан молчал. — Таковы традиции, Ан.

— Значит, это плохие традиции, Вождь. — Он наконец поднял глаза, и, наверное, в его глазах было что-то, заставившее теперь замолчать Вождя.

* * *

Теплая вода покачивалась возле костлявых колен, ласково гладила обветренную кожу. Здесь. Если он хотел найти место — это именно здесь.

— Уходи. — Он даже не стал оборачиваться. Зачем? Чтобы увидеть, как на лице младшего сына недоумение сменяется восторгом, а восторг стыдливо прикрывается почтительностью. — Уходите все. Немедленно.

Он опустился на дно, скрестив ноги и подняв облако золотистого ила. Теперь вода колыхалась на уровне груди. Еще чуть ниже. Какая разница, как это произойдет? И где? Наверное, это не важно. Глупо выбирать место, где собираешься умереть. Важно — когда. Старик рассердился сам на себя. «Я не хочу умирать. Должен, а не хочу». Он привык побеждать. Врагов. Непогоду. Склоки между кланами. Теперь ему нужно было победить самого себя. Он должен был захотеть умереть.

Он заставил себя не оборачиваться. Только покосился назад — посмотреть на младшего сына, поставившего на берег чашку с водой. Последний дар племени. Глупо. Оставлять воду на берегу озера. Традиции. Старик следил за сыном краем глаза. «Похож на меня». Нет. Он опять рассердился. Дернул рукой, по воде скользнула рябь. «Отражение». Старик посмотрел на свое разорванное в клочья лицо в воде. «Они видят в нем мое отражение. Семь кланов грызлись друг с другом, пока я не… Глупый мальчишка разрушит все, что я сделал». Ему захотелось выпрыгнуть из воды. Он еще мог успеть их догнать. «Я ваш вождь. Я! Да, плакальщицы уже отрыдали на моей пятидесятой весне, мои дети одели траур. Я сам завязал этот дурацкий пятидесятый узелок на своем поясе. Может, мне надо было время от времени развязывать узелок-другой? У меня еще много сил, и я…» Губы старика дернулись. Ну совершенно как старый Як. Весен пятнадцать назад.

* * *

Жилистый Як рычал и кусался, как зверь. Четверо охотников за Луной еле скрутили его.

— Я еще могу охотиться, вы, идиоты! — кричал он, и жилы вспухали на покрасневшей шее. — Я могу драться!

— Твое время, Як, — спокойно сказал ему Вождь. — Твоя пятидесятая весна была две луны назад. Ты до сих пор не выбрал место. Я назначаю тебе это.

Як зарычал и плюнул в его сторону. Его пришлось так и оставить — связанным, в тени высокой Серой горы. Рядом с выбеленным временем черепом его отца, который когда-то тоже выбрал это место. Сам, в отличие от Яка.

— Не оставляете меня! Не оставляйте! — В далеком, уже еле слышном крике Яка было отчаяние. И кажется, слезы. Племя уходило не оборачиваясь. Следом за Вождем.

* * *

Другие были более покладистыми. Уважали традиции. Старик прикрыл веки — сухие полупрозрачные полоски кожи. Как у больной птицы. Откинулся, опираясь затылком о глинистый берег. Вода шевелилась уже возле подбородка. Глубже. Он пытался вспомнить, откуда взялись эти традиции. Неужели он сам их придумал? Нет. Нет? Но он их поддерживал. Это точно.

* * *

Старый нож, которым так удобно свежевать оленей, мягко вошел в живот молодого Охотника за Солнцем. Серые глаза под белесыми бровями расширились. Мальчишка. Ровесник.

— Ты говорил — друг… Ты говорил… — Глаза были удивленными. Остальные Охотники смотрели молча и неподвижно.

— Так будем с теми, кто нарушит традиции. — Молодой вождь отвернулся. Его губы дергались, но рука, выдернувшая из тела нож, почти не дрожала. Потом он долго отмывал в ледяном ручье пятна липкой крови. И никак не мог отмыть. Их общей крови. Светловолосый юноша был его побратимом. Лучшим другом. И единственным, кажется.

* * *

Еще глубже. Вода была теплой. Обнимала, гладила. Смерть? Это смерть? Такая нежная, такая податливая… Нужно только вдохнуть. Глубже.

Он никогда не думал о том, как выглядит смерть. Видел ее на лицах других — да. На удивленном лице юного Охотника за Солнцем; на разрубленном боевым топором лице своего первого врага; на спокойном лице полоумного Ана. Но старик никогда не думал, как может выглядеть его собственная смерть. Потому что смерть — это поражение, а старик привык побеждать. Всегда. Всех. И теперь, когда смерть уже тянулась к его губам поцелуем тихого озера, он все еще хотел победить.

Когда она совсем приблизилась, погладила теплой водой щеки, старик разглядел. У смерти оказалось лицо его собственного сына. Лицо стариковой юности. «Я должен быть вождем, — сказал старик в это лицо. — Я!»