Роман Волков - Рассказы и сказки

• Название: Рассказы и сказки
• Автор: Роман Волков
• Жанр: Фэнтези

Цикл художественных рассказов, объединивший мифологическое прошлое Руси, скучную и сказочную современность, военную антиутопию и постапокалиптические видения.

---

Я оглядел зал малого капища (общее, большое, располагалось в лесу), где мы сидели на подкопченых стульчиках с остатками хохломской росписи. Посередь зала возвышался длинный, под потолок, фаллический родовой столб: символ Рода, от которого произошел весь наш народ. На гладкой коже дерева – три глубоких насечки от Лютовского штык-ножа – родовые зарубки, словно корябины трехпалого медведя. Перед чистой стеной, завешанной кумачом, угрюмо вырубленный, хмурился сам Перун, бог Прави, грозы и воинской чести. Голову его венчал острокупольный шлем с кольчужной сеткой. Лют одел своего Перуна в глухой шлем, что закрывал лицо бога до самых скул, в отличие от своих деревянных двойников, вытесанных другими жрецами. Из косых бойниц резной маски, скрепляющей дубовое лицо, неласковыми следами стрел смотрели зрачки. Длинные усы улыбались клыками моржа до панцирной груди. В ладонях с плохо прорезанными пальцами был зажат большой меч. Под ним стоял белый алатырный камень, усыпанный зерном. Сзади на небольшой полке стояли маленькие чуры – фигурки богов, используемые на праздниках и обрядах в их честь -- косматый двурогий Велес с рогом мудрости в руках; пышногрудая Лада; смеющийся Ярило, стриженый под горшок; Макошь с прялкой; Сварог с молотом. С краю воспарил Иисус на кресте. Это была так называемая дань уважения тысячелетней истории христианской Руси, символ согласия и примирения религиозных конфессий, без которого храм бы не позволило открыть Управление по делам религии.

Из комнаты с радиотелефоном в руке прискакал Лют, с трудом удерживая костыль. Он бухнулся на стул и протянул мне трубку:

-          На! – и добавил многозначительно, - Сергей Иванович.

-          Да, - ничего не понимая, сказал я в пластмассовые дырочки.

-          Евгений? – спросил резкий голос.

-          Да.

-          Вы какой вуз кончали?

-          Наш сельхоз. Специальность «Экономика и управление аграрным производством».

-          Работали где на гражданке?

-          Да я и не успел нигде особенно. Сельхозпрактика была до войны полгода, в КФХ «Кузнецкая слобода» экономистом.

-          С бухгалтерией знакомы?

-          Маленько.

-          А с кадрами?

-          С кадрами я не работал, но думаю, что научусь быстро, мы в институте проходили.

-          А военная специальность?

-          Заведующий хозяйством.

-          Ну и отлично. Как раз подходите нам. Завтра диплом, военный билет, ну и там все документы ваши берите и в призывной пункт на Засечной приходите.

Я крякнул и злобно посмотрел на Люта.

-          Да я как бы отслужил уже свое. В Ледовом прорыве ножку с писькой оставил. Так что…

-          Товарищ капитан, вы не поняли, извините. Я думал, Лют вам сказал. Я – полковник Гребенюк, областной военный комиссар. Вы, что же, думали, я на фронт вас… Да нет! Нам как раз работник на капитанскую должность нужен на призывной пункт. И специальность подходит. Вы только ради Рода не подумайте…

-          Нет, нет, все в порядке, - Лют хихикал, и я погрозил ему пальцем. – Все хорошо, я приду завтра. Спасибо.

Так я и стал работать на призывном пункте, где корячусь и по сей день.

-7-

Собрание проводилось на улице перед храмом. Народу было полно. Я уселся на самую последнюю скамейку и без энтузиазма слушал лекцию жреца Круга Родной Веры. Лют сидел рядом. За эти семь лет он изменился сильнее, чем я: у него стала сильно дергаться уцелевшая щека, оселедец и усы стали гуще, но приобрели совсем серо-седой цвет.

Лектор с пафосным именем Венцеслав был молодой, с длинными сальными волосами, видно, студент какого-нибудь истфила, он долго и скучно рассказывал о празднике осеннего солнцестояния. Был он миниатюрный какой-то, и напоминал мальчика-знайку, невесть зачем напялившего папкину одежду и пришедшего на взрослое собрание. То ли он сам по себе был скучный, то ли думал совсем не о мифологической гибели солнышка. О своей! Последний курс, последние лекции. А потом – на фронт! Видно было за версту, что вступил в КРВ он только для того, чтобы на фронте служить военным жрецом. Это, конечно, прибавит ему шансов выжить. Но рыщущая впереди него трусость скорехонько уберет эти шансы. Окровавленным бойцам веру в Богов он не принесет, нет в его покойных карих глазах огня любви к Родной вере, да и самой веры тоже не было видно. Его слушали с трудом, ожидая, когда же слово возьмет Лют. Из общего настроя было ясно, что Перунов жрец хочет сделать какое-то предложение для помощи фронту, а слышали от него обычно только дельные идеи.

  Жрецы городского Круга Родной веры, например, собирали народ на надоевшие экологические акции по собиранию мусора в мешки и разбора завалов. И хотя было ясно, что дело это важное, и что если бы жрецы не проводили свои субботники, весь город бы просто был завален до облаков. Тем более, что жрецы сами служили примером – первыми лезли разбирать самые грязные кучи с огромными пластиковыми мешками. Все, однако, к таким акциям относились как к неприятной обязаловке. Мероприятия же, которые придумывал Лют, всегда оказывались какими-то необыкновенно важными и нужными. Даже на совсем штатской должности жреца он оставался военным. Все учебные тревоги для населения, которые он организовывал, всегда пригождались через несколько дней. Из доброй сотни выпускников его подросткового клуба на фронте не погиб почти никто, многие дослужились до офицерских погон. Исключение – только братья-близнецы Кузнечиковы, которых разбомбили еще в вагоне, когда они с командой ехали на Северный фронт. Посылки на фронт, сбор которых он придумывал, всегда сильно помогали бойцам, и это было известно.

То же самое можно сказать и про праздники: на обрядах Круга Родной веры обязательно кто-нибудь или из общинников или из гостей напивался, либо просто тупил, и все портилось. У Люта же такого просто не бывало. Причем, даже без того, чтобы он однажды усмирил дебошира, отчего все стали бояться его злить, нет. Просто не было такого и все.

Наконец Венцеслав отложил книжечку в сторону и подвел черту:

- Я кончил, спасибо за внимание. А теперь, собственно, приступим к тому, для чего мы все как бы и собрались. Об этом вам всем расскажет и поведает многоуважаемый всеми жрец Перуна Лют.

Лют встал, поклонился, и начал.

-8-

- Здравы будьте, други. Долго ораторствовать не буду. Еще раз повторю о генеральном сражении, которое состоится сразу после Таусеня. Ну, об этом уже несколько раз говорили по телевизору, но если кто не видел или не понял, я лучше повторю. – Он потянул за бечевку, и за спиной у него развернулась карта с отмеченными разноцветными липучками позициями войск. - Итак, на линии Западного фронта, в районе Воронежа 25 сентября состоится решающая битва. Я не буду козырять цифрами, техникой и живой силой, это все можете посмотреть в газетах или на сайте Министерства обороны.

Мы все понимаем, что это не просто решающий бой. Это последний бой, как в прямом, так и в переносном смысле. Наша армия держится на голом энтузиазме, на чуде, словно мир, что, падая в бездну, зацепился за ветку.  Но и своры вражеской когорты тоже обескровлены. Все чаще в стане врага раздаются призывы о прекращении братоубийственной войны. Средства, обеспечивающие им военные действия, тоже подходят к концу. Народы враждующих стран устали воевать, всем уже давно понятны истинные цели этой грабительской войны. Да! Ресурсы этих стран давно исчерпаны, а наши земли сразу станут для них сырьевым придатком, а наш народ – рабочими, обслуживающими их. Но я уже начал говорить шершавым языком плаката,  а никто этого не любит, простите.

Итак, к делу. Никто не знает, чем этот решающий бой, а солдаты уже дали ему имя – Воронежская мясорубка, кончится. Шансы у всех, в принципе равны. Только у врагов – равнее. У них солдаты сытые, довольные, чистенькие. В их уютных домах их ждут красавицы-жены. У нас – грязные, злые, вшивые бойцы, их дома разбомбили вместе с семьями и идти им некуда. Воевать они будут до конца, до смерти. Кто победит – не знает никто. Ясно одно -- в случае поражения все наши выжившие бойцы будут, скорее всего, убиты. Все мы, кто остался в тылу, станем рабами. Партизанское движение, которое сейчас еще теплится, будет подавлено новыми хозяевами России очень жестоко.

Как мы можем помочь нашим бойцам? – Лют сделал значительную паузу, видимо ожидая, что кто- нибудь ответит на его риторический вопрос. Но все молчали -- помочь было нечем. Все способные к каким-либо действиям и так были на фронте. В тылу оставались только женщины (и то немногие), инвалиды, старики, да совсем зеленая молодежь. Если только предложить что-то типа гитлеровского фольксштурма, когда автоматы в руки взяли сопляки, старики да доходяги. Но это приведет ни к чему иному, кроме как к полной, тотальной гибели всех крох оставшегося русского рода. Ядерное оружие давно было уничтожено. Нечего ответить.