Сара Дюнан - Святые сердца

• Название: Святые сердца
• Автор: Сара Дюнан
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-49929-8

Во второй половине XVI века в странах католической Европы за невестой требовали приданое таких размеров, что даже в благородных семьях родители обычно выдавали замуж лишь одну дочь. Остальных отправляли — по куда более скромной цене — в монастыри. В крупных городах и городах-государствах Италии монахинями становились до половины женщин благородного происхождения. Не всегда по собственной воле…

Эта история произошла в северном итальянском городе Феррара в 1570 году…

Шестнадцатилетняя Серафина, разлученная с возлюбленным, помещена в монастырь Санта-Катерина в Ферраре. Ее появление грозит нарушить покой святой обители. Ведь Серафина готова заплатить любую цену, чтобы сбежать из монастыря. Сумеет ли она найти союзников в святых стенах?

«Святые сердца» — новая великолепная книга Сары Дюнан, чьи романы «В компании куртизанки» и «Рождение Венеры» стали мировыми бестселлерами и были изданы более чем в тридцати странах.

Впервые на русском языке!

---

— Может, я уже умерла! И похоронена в этой… вонючей могиле, — голосит девушка, яростно топая ногой, и катышек конского волоса катится по полу.

Зуана поднимает свечу еще выше и замечает, что в комнате разгром: кровать перевернута, матрас и подголовный валик вспороты, повсюду разбросана набивка. Хаос по-своему впечатляет.

Девушка грубо подтирает нос тыльной стороной ладони, чтобы остановить поток слез и соплей.

— Ты не понимаешь! — Теперь в ее голосе слышна яростная мольба. — Я не должна быть здесь. Я тут не по своей воле.

Зуана видит, как она в струящемся бархатном платье стоит на коленях у алтаря и, склонив голову, согласием отвечает на каждый положенный вопрос священника.

— А как же слова обета, сказанные тобой в церкви? — мягко спрашивает Зуана.

— Слова! Я просто повторяла слова, вот и все. Они шли из моих уст, не от сердца.

Ага. Теперь все ясно. Фраза, известная не хуже всякой литании. Слова из уст, а не от сердца: так на официальном языке называется принуждение. С такими словами в справедливом суде может обратиться к благожелательному судье женщина, добивающаяся признания неудачного брака недействительным, или послушница к епископу, моля об освобождении от обетов. Но здесь ведь не суд, и ни самой девушке, ни обители не полегчает, если они простоят тут всю ночь, обсуждая ее беду.

— Тогда тебе нужно поговорить с аббатисой. Она мудрая женщина и наставит тебя на путь истинный.

— Так где же она?

Зуана улыбается.

— Пытается уснуть, как и все остальные.

— Думаешь, я такая глупая? — И голос поднимается снова. — Да ей плевать на меня! Я для нее всего лишь еще одно приданое. О, нисколько не сомневаюсь, мой отец раскошелился, чтобы упрятать меня сюда.

Каждое слово, нарушающее Великое Молчание, причиняет Господу такую же боль, какую оно должно причинять произносящей его монахине, но доброта и милосердие тоже признаются добродетелями в этих стенах; к тому же Зуана уже совершила грех.

— Даже за самым большим приданым стоит душа, — говорит она тихо. — Скоро ты сама это поймешь.

— Нет! Ага! — И девушка бьется головой в стену, да так сильно, что обе слышат стук. — Нет, нет, нет!

Но теперь, когда приходят слезы, в них чувствуется больше отчаяния, чем ярости или боли, как будто она знает, что битва уже наполовину проиграна, и бессильно оплакивает ее исход. В обители Санта-Катерина есть сестры, женщины большой веры и сострадания, которые считают, что именно в этот миг Христос впервые по-настоящему входит в душу молодой женщины, Его великая любовь бросает семена надежды и послушания на почву отчаяния. У рожай Зуаны долго не всходил, и через годы она поняла, что единственное настоящее утешение — та вера, которую обретаешь сама. И хотя она ничуть не гордится своим открытием, в минуты, подобные этой, она не предлагает слов утешения.

— Послушай меня, — говорит она тихо, подходя ближе. — Я не могу отворить для тебя ворота. Но я могу, если ты позволишь, сделать так, чтобы сегодняшняя ночь прошла для тебя скорее. А это немного облегчит тебе и завтрашний день, обещаю.

И девушка слушает. Это чувствуется. По ее телу пробегает дрожь, взгляд становится беспокойным. О чем она сейчас думает? О побеге? Келья не заперта, и никто не остановит ее, вздумай она бежать. Если она захочет, то может с легкостью оттолкнуть Зуану, выскочить в коридор, оттуда побежать в главную галерею и вниз, к привратницкой, где узнает, что ключ от ворот хранится не у дежурной сестры, а у самой аббатисы. Или она может пробежать через цветник, затем через сад, пока не достигнет наконец внешних стен монастыря — только они такие высокие и гладкие, что вскарабкаться по ним наверх не проще, чем если бы они были изо льда. Все это, разумеется, хорошо известно обитательницам монастыря. И некоторые так привыкли, что испытывают настоящий ужас, лишь представив себя за пределами этих стен, в большом мире.

— Нет. Нет… — Но это скорее стон, чем протест. Она закрывает лицо руками и медленно съезжает по стене на пол, цепляясь за камни спиной, а потом съеживается, сворачивается в клубок, раздавленная горем.

Зуана опускается рядом с ней на колени.

Девушка судорожно отодвигается.

— Отойди от меня. Мне не нужны твои молитвы.

— Вот и хорошо, — весело отвечает Зуана, ладонью сметая с пола конский волос, чтобы найти безопасное место для свечи. — Поскольку у нашего Господа сейчас наверняка заложило уши.

Зуана улыбается, чтобы девушка поняла, что это шутка. Вблизи, при свете свечи, лицо у той оказывается вполне милое, хотя распухшее от слез и покрытое красными пятнами от злости. Зуане приходят на ум с полдюжины хихикающих молодых послушниц, которые своими заботами с радостью помогли бы ей вернуть красоту. Сестра Зуана достает из складок своего одеяния пузырек и вытаскивает пробку.

— Перестань плакать, — говорит она, и ее голос обретает твердость. — Это паника, она пройдет. И ты ничем не поможешь ни себе, ни своему делу, если не дашь всему монастырю спать. Ты меня понимаешь?

Их взгляды встречаются поверх пузырька.

— Держи.

— Что это?

— То, что поможет тебе заснуть.

— Что? — Пузырек остается не тронутым. — Я все равно не буду спать.

— Если выпьешь это, то будешь, обещаю. Ингредиенты те же, какие дают преступникам, которых везут на казнь, чтобы сонливость притупила боль и помогла перенести пытки. Тем, кто не испытывает таких страданий, снадобье приносит скорое и сладкое забытье.

— На казнь… — горько усмехается девушка. — А ты, значит, мой палач.

«Значит, все же тюремщица», — думает Зуана. Ну и пусть. Сколько же сил нужно для того, чтобы поднять бунт. И как трудно бунтовать в одиночку… Она снова протягивает пузырек, словно лакомый кусок дикому зверю, который в любой момент может броситься на нее.

Медленно, очень медленно пальцы девушки обхватывают флакон.

— Я все равно не сдамся.

Теперь Зуана не может сдержать улыбку. Если бы она знала рецепт снадобья, усмиряющего непокорных, все монастыри страны наперебой звали бы ее в свои лазареты.

— Не беспокойся. Мое дело — врачевать тело, а не душу.

Глотая снадобье, девушка неотрывно смотрит Зуане в глаза. Оно такое едкое, что заставляет ее поперхнуться, тем более что ее горло и так надорвано от крика. Если их не обманули и она и впрямь поет как соловей, понадобится немало смягчающего сиропа, чтобы вернуть ей голос.

Девушка допивает настой и прислоняется головой к стене. Слезы еще текут, но уже без всхлипов. Зуана пристально следит за ней, целитель внутри ее наблюдает за действием наркотика.

Услышь мою мольбу, о Господи, и пусть мои слезы тронут Тебя.

Когда же ей в последний раз приходилось давать такую большую дозу? Два, нет, три года назад, одной девушке со столь же богатым приданым и припадками, о которых им ничего не сказали. В первую же ночь у той девушки от страха начался приступ такой силы, что ее держали втроем. Будь у ее семьи больше влияния, общине пришлось бы оставить девушку у себя, ведь, несмотря на то что эпилепсия является одной из законных причин для освобождения от обетов, тут, как и во многих других случаях, дело решают связи. Однако переговоры мадонны Чиары о возвращении девушки домой увенчались успехом, и та уехала вместе со своим приданым, слегка похудевшим — часть его досталась монахиням за труды. Таким мощным дипломатическим даром обладает нынешняя аббатиса Санта-Катерины. Однако удастся ли ей справиться с этой юной мятежницей, покажет будущее.

Не скрывай от меня лика Твоего во дни моих страданий.

Теперь Зуане кажется, будто кто-то нашептывает ей на ухо.

Стоны мои будут так громки, что кости мои задрожат в ножнах плоти.

Задумавшись об этом позже, она так и не вспомнит, что заставило ее выбрать именно этот псалом, однако теперь его слова кажутся ей вполне уместными.

Я точно пеликан в пустыне. Точно сова среди песков. Я смотрю и вижу, что я точно ласточка, одиноко сидящая на коньке.

— Не работает. — Девушка снова сердито встряхивается, выпрямляется, ее руки болтаются, как цепы.

— Работает, работает. Не сопротивляйся, просто дыши.

Я вкушал прах, точно хлеб, и мешал питие со слезами.

Послушница вскрикивает едва слышно и снова обмякает.

Ибо Ты вознес меня, и Ты же низверг меня. Дни мои тают, как тени, и я усыхаю, как трава.

Она стонет и закрывает глаза.

Теперь уже недолго. Зуана пододвигается ближе, чтобы поддержать девушку, когда та начнет съезжать на пол. Вот она уже плотно обхватывает руками колени и, немного погодя, роняет на них голову. В этом жесте усталость мешается с поражением.

Но Ты, о Господь, пребудешь во веки: и память Твоя живет в веках.

Снаружи возобновляется тишина ночи, она заполняет галереи, выплескивается во двор, проникает под каждую дверь. Обитель словно облегченно переводит дыхание, которое затаила до поры до времени, и соскальзывает в сон. Девушка всем телом наваливается на Зуану.