Габриэль Маркес - Скверное время

• Название: Скверное время
• Автор: Габриэль Маркес
• Издательство: Азбука-классика
• Жанр: Современная проза
• ISBN: 978-5-91181-649-0

Семнадцать осенних дней из жизни одного колумбийского городка. Дождь то и дело сменяется удушающей жарой. Именно в такой октябрь в одном колумбийском городке появляются листки с описанием тайн жизни его обитателей. Пасквили и карикатуры всего лишь повторяют слухи и домыслы, но некоторые принимают их слишком близко к сердцу. После первого убийства глава города в условиях чрезвычайного положения предпринимает активные действия, преследуя подчас не общественные, а личные цели…

Данный перевод содержит ненормативную лексику.

---

— Кстати, — продолжал алькальд, обращаясь к священнику, — вы, падре, должны быть довольны: именно этот парень расклеивал анонимки.

— Господом Богом заклинаю… — начал было падре Анхель.

Приступ кашля не позволил ему договорить. Алькальд подождал, пока кашель кончится.

— Ну а теперь слушайте меня, — сказал он, — я начинаю считать. Сказав «три», я закрываю глаза и стреляю в дверь. Запомните раз и навсегда, — эти слова он адресовал врачу, — шутки кончились. Мы, доктор, объявляем вам войну.

Врач потянул падре Анхеля за рукав. Он стал спускаться вниз, не отводя глаз от лица алькальда, и вдруг рассмеялся.

— Это мне нравится, генерал, — сказал он. — Вот теперь мы наконец друг друга поняли.

— Раз… — начал считать алькальд.

Продолжения счета они не стали дожидаться. Прощаясь с врачом на углу казармы, падре Анхель чувствовал себя совершенно разбитым, — ему пришлось отвернуться, чтобы врач не заметил слез на его глазах. Доктор Хиральдо, не переставая улыбаться, легонько похлопал его по спине.

— Не удивляйтесь, падре, — сказал он. — Это и есть жизнь.

У своего дома, остановившись под фонарем, он посмотрел на часы: было без четверти восемь.

* * *

Падре Анхель ужинать не смог. После того как прозвучал сигнал, возвестивший о комендантском часе, он сел писать письмо и так и просидел, склонившись над письменным столом, далеко за полночь, а в это время моросящий дождь словно стирал внешний мир. Он писал не отрываясь, старательно, как можно красивее, выводя ровные ряды букв, и вкладывал в это столько страсти и увлеченности, что иной раз даже забывал макать ручку и вспоминал об этом, лишь когда перо всухую царапало бумагу.

На следующий день, после мессы, он отнес письмо на почту, хотя и знал, что до пятницы оно все равно не будет отправлено. Утро выдалось влажное и облачное, но ближе к полудню небо расчистилось, стало прозрачным. Во дворе откуда-то появилась подраненная заблудившаяся птица; около получаса она кружила, прихрамывая, среди тубероз и издавала пронзительный — на одной ноте — крик, и каждый раз эта нота была на октаву выше, пока не достигла такой высоты, что ее звучание можно было услышать только в воображении.

Во время вечерней прогулки падре Анхель никак не мог отделаться от впечатления, что со второй половины дня его преследуют какие-то осенние запахи. Уже в доме Тринидад, где падре вел с выздоравливающей грустную беседу о болезнях в октябре, ему вдруг показалось, что он угадал этот аромат: именно такой запах он ощущал однажды вечером у себя в комнате, когда к нему пришла Ребека Асис.

На обратном пути он зашел в дом сеньора Кармайкла. Жена и старшая дочь были безутешны, и, стоило лишь упомянуть имя арестованного, их голос задрожал. Но для младших настала счастливая пора: зная, что не последует отцовского окрика, они играли — пытались напоить водой пару кроликов, присланных вдовой Монтьель. Неожиданно падре прервал разговор и, начертив в воздухе рукой какой-то знак, сказал:

— О, узнал: это аконит[20].

Но нет, это был не аконит.

Об анонимках никто уже и не вспоминал. На фоне последних событий они казались едва ли не анекдотическим курьезом из далекого прошлого. В этом падре Анхель смог убедиться сам во время вечерней прогулки, а после вечерней молитвы — когда беседовал у себя дома с дамами из католического общества.

Оставшись один, падре почувствовал, что проголодался. Он поджарил нарезанные ломтями бананы, приготовил кофе с молоком и еще отрезал кусок сыра. Приятное чувство насыщения позволило забыть о преследующем его запахе. Раздеваясь ко сну, а потом уже под пологом, уничтожая последних оставшихся в живых после опрыскивания москитов, он несколько раз отрыгнул: у него была повышенная кислотность; в душе его царил мир.

Спал он безмятежно, как ребенок. Из безмолвия ночи доносились взволнованный шепот, звучание струн в холоде раннего утра и, наконец, песня, пришедшая из других времен. Без десяти пять он осознал: он — снова жив. Не теряя торжественности и достоинства, падре Анхель привстал, растер веки пальцами и подумал: «Пятница, 21 октября». Затем вспомнил и громко произнес:

— Святой Илларион[21].

Не умывшись и не помолившись, падре оделся. Поправив на сутане длинный ряд пуговиц, он надел потрескавшиеся туфли, которые он обувал ежедневно, — их подошвы уже отваливались. Открыв дверь и увидев туберозы, он вспомнил слова песни.

— «В твоих снах я остаюсь до самой смерти», — проговорил он и вздохнул.

Когда он ударил в колокол в первый раз, в боковую дверь вошла Мина. Она направилась к купели: там стояли пустые мышеловки с нетронутым сыром. Падре Анхель отворил дверь, выходящую на площадь.

— Какая досада, — сказала Мина, потряхивая пустой картонной коробкой. — Сегодня не попалась ни одна.

Но падре Анхель пропустил ее слова мимо ушей. Разгорался великолепный, ясный день, словно оповещавший: и в этом году, несмотря ни на что, придет в свое время декабрь. Сегодня, как никогда, падре Анхель остро ощутил: Пастор замолчал навсегда.

— Ночью слышалась серенада, — сказал он.

— Да, пели пули, — подтвердила Мина. — Только совсем недавно стрельба прекратилась.

Падре впервые посмотрел на нее. Как и ее слепая бабушка, она тоже была очень бледной и тоже носила голубую ленту светской конгрегации. Но, в отличие от Тринидад, бывшей немного мужеподобной, в ней начала уже расцветать женщина.

— Где стреляли?

— Везде, — ответила Мина. — Они словно с цепи сорвались: все искали листовки. Говорят, в парикмахерской вскрыли пол и обнаружили оружие. Тюрьма уже переполнена, и еще говорят: мужчины уходят в горы — в партизанские отряды.

Падре Анхель вздохнул.

— А я ничего не слышал, — сказал он.

Он пошел в глубину церкви. Мина молча последовала за ним к главному алтарю.

— Но это еще не все, — сказала она. — Ночью, несмотря на комендантский час и стрельбу…

Падре Анхель остановился и осторожно посмотрел на нее своими чистыми голубыми глазами. Мина с пустой коробкой в руках тоже остановилась и, прежде чем закончить фразу, нервничая, улыбнулась.

Примечания

1

Роман впервые был опубликован в 1962 году в Испании, но это издание было опротестовано Гарсиа Маркесом, так как издатели позволили себе внести в текст изменения. Второе издание романа, воспроизводящее авторский вариант и признаваемое Гарсиа Маркесом, вышло в Мексике в 1966 году

Многими нитями роман «Скверное время» связан с другими произведениями колумбийского прозаика — с некоторыми эпизодами из романа «Сто лет одиночества», из повестей «Палая листва» (1955), «Полковнику никто не пишет» (1961), «Хроника одного убийства, о котором знали заранее» (1981). Но более всего-с целым рядом рассказов из сборника «Похороны Великой Мамы» (1962)

Гарсиа Маркес не указывает год, в который происходят описываемые в романе события, но десятилетие, в которое они могли бы произойти, определить нетрудно. Это конец 40-х — первая половина 50-х годов. Тот период, который в Колумбии определяется словом «виоленсия» (насилие, террор, полицейский произвол) — это испанское слово как термин вошло в наши энциклопедии без перевода

И хотя год в романе не указан, но расписаны события в нем буквально по дням. В данном случае они датированы автором, если можно так сказать, по контрасту: «скверное время» протекает между двумя «святыми» днями — днем Святого Франциска Ассизского (4 октября) и днем Святого Иллариона (21 октября). А вспоминает об этих днях священник, которого зовут Анхель — то есть Ангел.

2

Наваха — складной нож (в Испании и странах Латинской Америки).

3

Юкка — корнеклубневые растения рода маниок, произрастающие в тропиках Южной Америки.

4

Гуайява — растение семейства миртовых, плод этого растения. В какой-то мере для Гарсиа Маркеса гуайява — символ родины. В одном из интервью, будучи в Москве, он сказал: «Если я не мог вспомнить, как пахнет гуайява, то понимал, что утратил связь с прошлым, со своими корнями».

5

Чепе — уменьшительное от Хосе

6

Муниципия — муниципальный округ.

7

…полковник Аурелиано Буэндия… проспал ночь на этом балконе… — Весьма любопытная фраза, позволяющая заглянуть в творческую «кухню» колумбийского писателя. В произведениях Гарсиа Маркеса более нигде не упоминается о гостинице, в которой останавливался Аурелиано Буэндия перед подписанием Неерландского перемирия. В самом романе «Сто лет одиночества» говорится: полковник Аурелиано Буэндия выехал для заключения Неерландского договора из Макондо утром; место, где был подписан договор, находилось всего в двадцати километрах от Макондо… Писатель в разные годы обдумывал, вероятно, различные варианты эпизода, связанного с Неерландским договором, которым закончилась «Тысячедневная война».