Елизавета Дворецкая - Перст судьбы

• Название: Перст судьбы
• Автор: Елизавета Дворецкая
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2012
• ISBN: 978-966-14-3660-1

Красавица Велемила, младшая дочь ладожского воеводы, обещана в жены молодому удальцу Вольге — да только не по сердцу друг другу жених и невеста. Но ведь и ее сестра, Огнедева Дивляна, первая и единственная избранница Вольги, не по своей воле пошла за киевского князя. Для юной Велемилы нет никого милее чужестранца Стейна. Неужели судьбе угодно разлучить влюбленных?

---

— Нарекаю тебе имя — Гостивит, Велемыслов сын!

Толпа ахнула и зашумела. В голосах было ликование, торжество — а еще волнение, тревога, даже возмущение. Домагость горделиво расправил плечи, засунув руки за нарядный тканый пояс с оберегающими узлами на кистях. Он знал, что его решение возмутит поозёр и особенно всю Вышеславову родню, но не собирался отступать. Под гул толпы отряд был доведен до конца, жертвы принесены, сам Домагость громогласно пригласил всех на пир в честь новонареченного Гостивита Велемысловича.

— Смел ты больно, сват Домагость, вот что я тебе скажу! — К нему пробрался Вышеслав, кипящий яростью. Он не мог открыто поносить собственного внука и оттого злился еще сильнее. — Ты бы еще Словеном назвал! Или Перуном! Чтобы все знали, что знатнее тебя на всем белом свете один Сварог! Надо же как бывает, что у людей совести нет!

— Ты о ком это, свате мой Вышеславе! — с добродушием и торжеством отвечал Домагость и даже обнял его за плечи, как любил делать сам Вышеслав, когда говорил кому-нибудь гадость. — Радуйся, Ладу и Макошь благодари, Рода и Рожаниц благодари! Во внуке нашем два старших рода сливаются, ладожский да ильмерский! И по отцу, и по матери внучок наш с тобой общий от князя Гостивита род ведет, как же ему и зваться, если не Гостивит? И кому же сие имя славное и честное носить, как не ему, внуку Домагостя и Вышеслава, правнуку Витонега и Мирослава, праправнуку Благочесты и Доброчесты, дочерей Гостивитовых? Никому иному! И никак иначе! В нем слава племени словенского возродится, он и тебя, и меня прославит! Радуйся, сват Вышеслав!

Словенский старейшина кривил лицо, делая вид, будто радуется. Он не мог ничего возразить Домагостю, по всем статьям тот был прав. Но Вышеслав сходил с ума от досады, что новый носитель славного имени, полноправный, по сути, наследник последнего словенского князя родился не в его, Вышеслава, роду! Он и сам уже подумывал об этом, но у Прибыни и Любозваны родилась дочка, у Горислава и Веснавы — сразу две дочки, а новорожденный мальчик умер, не дождавшись имянаречения. Внука еще приходилось ждать. И вот Домагость, борода бесстыжая, перехватил у него имя общего предка, во весь голос заявил, что именно своего внука считает полноправным наследником князя Гостивита, видит в нем будущего владыку ладожских и ильмерских словен! В безумной досаде Вышеслав чуть не пожелал смерти новорожденному внуку. Да Милорада, предвидя эту злобу и зависть, заранее заговорила и окружила мальчика оберегами в три ряда. Когда столько народу собирается, кто-нибудь да сглазит, даже того не желая, от чистого сердца! Сквозь защитную ворожбу старшей жрицы старшего рода Вышене было не пробиться, и он мог злобствовать сколько ему угодно, своим хмурым видом только увеличивая ликование ладожан.

В один дом многочисленные гости не поместились бы, поэтому у самого Домагостя приготовили стол для мужчин, у Велема и Доброни — для женщин, а в гостином дворе — для всех званых и незваных, не состоявших в родстве с хозяевами, для простых ладожан, варягов и чудинов. Весь берег у мыса кипел движением и пестротой праздничных нарядов, где преобладал красный, цвет жизни, словно бросавший вызов хмурости первозимья. Одни бежали скорее занимать места за столами и хватать самые лучшие куски, другие толпились между домами и на берегу, повстречав дальнюю родню и обмениваясь новостями. В толпе женщин раздавался громкий хохот — в середине стояла Снежица, бывшая вдова ладожского рыбака Родоума, два года назад взятая в младшие жены не кем-нибудь, а старейшиной Ярилиной Горы, дедом Остролады. Для простой бабы, да еще вдовы без веверицы за душой, войти в такой знатный род, пусть и младшей женой, был немыслимый взлет, и теперь бывшие подруги-молодухи жаждали знать, как ей живется. Жилось, видимо, неплохо: и прежде дородная, Снежица теперь стала толста, как кадушка, была в другой раз беременна, что не помешало ей пуститься в путь, и ее широкое красное лицо с соломенными бровями излучало довольство, будто масленый блин на Ладин велик-день. Даже Стейн загляделся, невольно улыбаясь, хотя не помнил эту женщину.

— Идем скорее! — Из толпы вдруг выскочила Велемила и схватила его за руку. — Нам в Хотонеговой избе накрыли, не успеем — все пироги расхватают, голодные останемся.

— Идем! — Стейн улыбнулся и тут же вскинул руку, прикрывая девушку от мужика в шапке на самом затылке, который рвался через толпу, как лось сквозь бурелом, в пьяном веселии размахивая руками.

Велемила потащила приятеля за собой, Стейн, как мог, оберегал ее в толпе, и все вокруг казалось прекрасным. Он и не знал, где искать ее в этом людском кипении — будто в Хейдабьюре в первый день большого торга! Кто бы мог подумать, что в округе Альдейгьи живет столько людей! Но Велемила сама нашла его, значит, она хочет, чтобы он был рядом! Он, а не Хакон!

Даже зная теперь, что Хакон собирается жениться на бывшей ирландской рабыне, Стейн все еще в душе ревновал к нему и оттого невзлюбил Хрёрекова сына. Ему казалось, что Хакон, более красивый и более знатный, все же должен нравиться Велемиле. Да и выйдет ли что-нибудь из его женитьбы на Дарфине? А вдруг сын Домагостя откажется продавать свою рабыню и Хакону придется подбирать другую невесту? Тут бы ему и догадаться, что Альдейгья — ничуть не хуже какого-то там Коннахта! По крайней мере он, Стейн, точно знал бы, что выбрать!

— Добрый день тебе, Домагостевна! — Еще какой-то мужчина вдруг преградил им путь, широко раскинув руки, будто хотел поймать.

Велемила остановилась и выпустила руку Стейна, как-то подобралась, поправила платок. Остановивший их был рослым, зрелым человеком, лет за тридцать, светловолосым, краснолицым то ли от холода, то ли от браги, запах которой источал, собой не красавец, с явной примесью чудинской крови, а улыбаясь, показывал отсутствие сразу двух передних зубов. Зато красота и богатство его наряда били в глаза: кунья шуба, крытая зеленым шелком, витая серебряная гривна на груди, лисья шапка с красным верхом, сдвинутая на ухо, да еще и меч у пояса, с варяжским серебряным набором. Видно было, что человек не простой, и Стейн мысленно отнес его к Вышеславовой родне, поскольку в Ладоге никогда его не видел.

— И ты будь здоров, княже Дедоборе! — Велемила вежливо поклонилась и хотела идти мимо, но мужчина снова развел руки и не пустил ее.

— А ты куда же? Разве не у батюшки твоего столы накрыты?

— У батюшки для старших. Тебе туда, Дедобор Твердославич. А мы с нашей «стаей» девичьей с отроками сядем.

— Ну уж тебе-то не пристало с отроками! Тебе с нами сидеть, будто зорьке ясной на небеси, будто солнышку красному! Хочешь, замолвлю слово батюшке, чтобы позволил с нами пировать?

— Спасибо, честь мне больно велика. Да и другим девкам обидно.

— Что нам другие девки! — Дедобор сплюнул. — Разве им с тобой равняться? Да ты среди всех девок — будто бела лебедь с серыми уточками! Пойдем с нами!

Он попытался взять ее за руку, но Велемила отстранилась.

— Мне за своей «стаей» глядеть нужно, а не то какая же я баяльница буду? Надо мне идти! — Она еще раз попыталась его обойти, но он опять не пустил.

— Да сколько ж тебе в баяльницах ходить! Тебе замуж пора да княгиней стать, ты уж давно дева взрослая! И чего отец думает! А если за женихом дело стало, так я на что?

— Что ты говоришь, Дедобор Твердославич, я и не ведаю! — На щеках Велемилы загорелся румянец, и Стейн видел, что она скорее раздосадована, чем обрадована или хотя бы польщена этим нежданным сватовством. Но она старалась сдерживаться, поэтому он, не зная толком, кто перед ними, не вмешивался.

— Ведаешь ты, что я говорю! Я уж три года говорю! Скажи слово — и нынче же дело сладим!

— Не мое дело — себя сватать, коса не доросла. И говорить мне об этом не к лицу. Пусти, княже Дедоборе, а то вон народ собирается.

Народ и впрямь собирался вокруг этой яркой пары, но, в отличие от Стейна, ладожане понимали происходящее гораздо лучше.

— Ты бы и впрямь, Дедоборе, не застил дорогу сестре моей Велемиле! — Вперед выдвинулся Стоинег, двоюродный брат Велемилы, за спиной которого стояли трое парней. — Не смущал бы деву, ей с мужчиной говорить невместно. Пойдем-ка мы с братьями тебя на почестен пир проводим и на место по твоему роду знатному усадим!

Его речи были образцом вежества, но почему-то все поняли, что Стояня пообещал указать наглецу его место. Дедобор перевел взгляд на него, а Велемила тут же скользнула прочь и потянула за рукав Стейна.

— Кто это? — Когда толпа сомкнулась за ними, отрезав от Дедобора, Стейн схватил девушку за руку. — Это что — твой жених?

— Да какой он жених! — в досаде ответила Велемила. Лицо ее горело от возмущения. — Дедобор это, князь изборский, чтобы ему осинной веткой в поле шататься! Шишига водяная он, а не жених! Ни очей, ни речей, а туда же все! Третий год ему твердят, что не про него невеста, да ему говорить, что глухому болоту! Пойдем! — Она была сердита и хотела поскорее забыть эту встречу. — Как приедет, так норовит в нашу «стаю» залезть, а у самого три жены дома! Старшего брата со свету сжил, жену себе взял, да боги видят его неправду — детей от знатной жены не дают, а он на нее пеняет и все другую подыскать хочет, помоложе и поздоровее.