Альберт Швейцер - Кризис сознания: сборник работ по «философии кризиса»

• Название: Кризис сознания: сборник работ по «философии кризиса»
• Автор: Альберт Швейцер
• Издательство: Алгоритм
• Жанр: Философия
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-9265-0685-0

На опыте кризиса следует учиться. Деструктивное воздействие событий последнего периода заключалось совсем не в том, что ряд групп и слоев, у которых и раньше можно было предполагать латентное господство иррациональных импульсов, теперь открыто их декларировали, а в том, что другие группы, которые могли бы противодействовать иррационализму, оказались беспомощны и как бы внезапно потеряли веру в формирующую общество власть разума…

http://fb2.traumlibrary.net

---

Как здесь еще раз не вспомнить многозначный образ «финансовой сцены» и мыльный пузырь спекуляций, виртуальный пузырь мировой экономики, зиждущейся сейчас на автоматических интеракциях между рыночными ценами и никак не связанной с материальными ценностями национального производства?..

После ускорения истории так называемого «классического» искусства появилось «современное» искусство, а теперь происходит ускорение этого «современного» искусства и появление актуального искусства, которое вроде бы пытается противостоять скорому приходу виртуального искусства эры киберкультуры.

В начале столетия в кубизме начался распад фигуративности, отразившийся в исчезновении формы в геометрическом и всех остальных абстракционизмах, и сейчас, в эпоху виртуального, он оборачивается делокализацией в искусстве интерактивного общения между художником и зрителем в компьютерных полотнах, изменяющихся и преобразующихся в процессе созерцания и в зависимости от точки видения каждого из актеров-зрителей.

С другой стороны, декомпозиция фигуративного в пуантилизме и дивизионизме благодаря фрактальной геометрии находит свое завершение в ином типе деконструкции; а именно — в деконструкции пространственно-временных измерений произведения.

В эпоху резкой электронной моторизации произведения искусства распад фигуративности и делокализация «предмета искусства» идут бок о бок с ускорением, но уже не истории, а самой реальности пластических искусств.

Сегодня мы вновь должны поставить под вопрос как роль актера и зрителя, так и роль автора и зрителя. Что, в свою очередь, заставляет пересмотреть понятия «места произведения искусства» и «сцены театра». Все это — предвестники небывалых изменений, установления новой темпоральности, в рамках которой будет существовать культура в эпоху киберкультуры.

* * *

Интерактивность, мгновенность, повсеместность — вот действительное послание информационного обмена в реальном времени.

Цифровые картинки и сообщения значат меньше, чем их мгновенная доставка; «шоковый эффект» оказывается важнее содержания. Поэтому намеренное действие и техническая неполадка оказываются неразличимы и непредсказуемы.

Теперь принцип неопределенности действует не только в квантовой физике, но и в среде информационных стратегий, практически не связанных с геофизической средой воздействия. С помощью настойчивого и повсеместного внедрения интерактивных взаимодействий готовится первая мировая временная война, вернее, первая война мирового времени, «реального времени» обменов между объединенными сетями. Стремление Соединенных Штатов к установлению мировой зоны свободной торговли к 2010–2020 годам неизбежно способствует подготовке к информационной войне.

На самом деле, невозможно полностью разделить экономическую войну от информационной, поскольку в обоих случаях речь идет о гегемонистском стремлении сделать интерактивными торговые и военные отношения. Поэтому Всемирная торговая организация пытается ослабить суверенитет отдельных наций то с помощью Многостороннего соглашения по инвестициям, то с помощью Нового трансатлантического рынка Леона Бритена.

Систематическую дестабилизацию рынка можно понять только на основе представлений о системной потере контроля над стратегической информацией.

Подспудная цель технических изобретений состоит сейчас в том, чтобы сделать информационными все военные и гражданские отношения. И последней преградой тому представляется не ЕЭС, но сама жизнь, человек — отдельный мир человека, — которого нужно захватить или уничтожить любой ценой ради индустриализации всего живого.

Подведем итоги: не так давно минуло время тоталитарной войны, когда все определяло количество: масса и мощность ядерной бомбы. Теперь наступает время глобалитарной войны, когда благодаря информационной бомбе качество будет важнее, чем геофизический масштаб или численность населения.

Готовится не «опрятная война», война без убитых, но «чистая война», война без воспроизведения некоторых* видов, которые исчезнут из биоразнообразия форм живого. Это значит, что завтрашняя война, хоть и сопоставимая с недавними «кабинетными преступлениями», будет разыгрываться не в закрытых кабинетах, а в лабораториях, с дверьми, широко распахнутыми в лучезарное будущее трансгенетических видов, лучше приспособленных к загрязненной среде нашей маленькой планеты, подвешенной в эфире телекоммуникаций.

Эрнест ван ден Хааг

И нет меры счастью и отчаянию нашему[51]

Как образовался массовый рынок, на котором продают и внедряют массовую культуру? Прежде всего, и покупателю и продавцу стал невыгоден индивидуальный вкус, и это резко затормозило его развитие. Людей соответствующим образом воспитывают с детства. Место общепризнанных авторитетов и личных, нравственных и эстетических суждений и мерок занимает мнение определенной группы с общими вкусами. Но люди нередко переходят из одной группы в другую. И тогда те вкусы, от которых они не могут отделаться, мешают им приспособиться к новой группе.

Талант, уцелевший в этих условиях, рекомендуется не развивать, а сделать его достоянием всей группы. Писатель рассказывает о технике своего мастерства, ученый читает лекции и пишет популярные труды, красавица позирует перед объективом или на экране телевизора, певцы поют уже не в концертных залах, а в студиях звукозаписи.

Унификации и обезличиванию вкуса помогает и реклама — благодаря всему этому и оказывается возможна массовая продукция…

Предприниматели вовсе не заинтересованы в том, чтобы специально портить вкус или нарочно угождать плохому, а не хорошему вкусу. Они стремятся производить в расчете на средний вкус. И не следует сразу ставить знак равенства между этим средним и наихудшим вкусом.

Однако в определенном смысле потребителей рассматривают как безликую толпу: ведь никто не учитывает вкус отдельного человека. Стремясь в каком-то смысле удовлетворить всех (или хотя бы многих), предприниматели по сути дела совершают насилие над каждым. Ибо среднего человека, обладающего средним вкусом, пока еще не существует. Среднее — это понятие чисто статистическое. А продукт массового производства, который в какой-то степени отражает вкусы чуть ли не всех, полностью не отвечает, пожалуй, ничьему вкусу. Отсюда ощущение насилия над личностью, которое и находит смутное выражение в теориях о сознательной порче вкуса.

Покуда мелют муку и пекут хлеб, он совершенно теряет всякий вкус и какие бы то ни было витамины. Некоторые витамины добавляют потом (а приятный вкус придает реклама). Точно так же обстоит дело и с товарами массового производства. Они одинаково не выражают вкуса ни производителя, ни потребителя. Это лишенные всякого своеобразия предметы, но их стремятся выдать за нечто своеобразное. И производителей и потребителей словно пропускают через жернова массового производства, и они выходят оттуда совершенно одинаковые, лишенные какой бы то ни было индивидуальности — жаль только, что в них уже нельзя подбавить вновь индивидуальных, своеобычных качеств, как подбавляют витамины, чтобы обогатить хлеб.

Стремясь производить как можно больше, человек работает в условиях, которые его обезличивают, и за это его вознаграждают высоким заработком и досугом. Таким образом люди могут потреблять и потребляют больше прежнего. Но и в качестве потребителей они опять вынуждены отказаться от собственных вкусов. В конечном итоге производство стандартизованных вещей требует также создания стандартизованных людей.

И такое конвейерное производство, расфасовка и распределение по полочкам людей и их образа жизни уже существует. Большинство людей всю жизнь кое-как гнездится в стандартных, непрочных жилищах. Они рождаются в больницах, едят в закусочных, играют свадьбы в ресторанах отелей. После кратковременного лечения они умирают в больницах, потом недолго лежат в моргах и кончают свой путь в крематориях. При всех этих случаях — да разве только при этих! — во внимание принимается лишь экономия да деловитость, а неповторимость и целостность бытия безжалостно изгоняются. Когда человек становится лишь частицей в потоке уличного движения и волей-неволей начинает двигаться с общей скоростью (как это происходит с нами, что бы мы ни делали — идем ли мы на работу или развлекаемся), ритм его жизни теряет самостоятельность, непосредственность, отдельность. Огни светофоров приказывают идти или останавливаться; и хоть нам кажется, что мы сами ведем машину, на самом деле это ведут нас. Если нынешний Фауст вдруг встанет как вкопанный и воскликнет: «Остановись, мгновенье, ты прекрасно!» — он, быть может, и не поплатится за это своей бессмертной душой, но на улице возникнет пробка.