Дэвид Эберсхоф - 19-я жена

• Название: 19-я жена
• Автор: Дэвид Эберсхоф
• Издательство: Азбука, Азбука-Аттикус
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-389-02583-7

Двадцатилетний Джордан Скотт, шесть лет назад изгнанный из дома в Месадейле, штат Юта, и живущий своей жизнью в Калифорнии, вдруг натыкается в Сети на газетное сообщение: его отец убит, застрелен в своем кабинете, когда сидел в интернет-чате, а по подозрению в убийстве арестована мать Джордана — девятнадцатая жена убитого. Ведь тот принадлежал к секте Первых — отколовшейся от мормонов в конце XIX века, когда «святые последних дней» отказались от практики многоженства. Джордан бросает свою калифорнийскую работу, едет в Месадейл и, навестив мать в тюрьме, понимает: она невиновна, ее подставили — вероятно, кто-то из других жен. Теперь он твердо намерен вычислить настоящего убийцу — что не так-то просто в городке, контролирующемся Первыми сверху донизу. Его приключения и злоключения чередуются с главами воспоминаний другой девятнадцатой жены — Энн Элизы Янг, беглой супруги Бригама Янга, второго президента Церкви Иисуса Христа Святых последних дней; Энн Элиза посвятила жизнь разоблачению многоженства, добралась до сената США и самого генерала Гранта…

Впервые на русском.

---

Как только я вошла в двери, меня встретила Сестра Элиза Р. Сноу, одна из многочисленных вдов Джозефа, на которых Бригам женился вскоре после мученической смерти их мужа. Сестра Сноу отвела меня в огромную ванную с целым рядом оцинкованных ванн, отделенных от другой части комнаты длинной зеленой занавеской. Оказалось, что я присутствую здесь не одна: пять других женщин, ни одна из которых не была мне знакома, тоже явились пройти Церемонию Облачения. Вдобавок к этому вокруг стояли еще примерно с дюжину женщин годами в большинстве своем за шестьдесят; с какой целью они там находились, мне было непонятно. Старые женщины, все в черном, наглухо застегнутые до горла, пристально взирали на меня, и, когда пришло время мне снять с себя одежду, они и не подумали отвести взгляд.

— Сначала мы должны тебя очистить, — объяснила Сестра Сноу, помогая мне снять платье.

В считаные секунды под ее руководством я уже сидела на корточках в источающей пар ванне. У Сестры Сноу была странная, тяжелая, какая-то устремленная вниз внешность. Кожа на ее щеках выглядела так, будто вот-вот сползет с лицевых костей. Старая женщина мыла меня с величайшей энергией, словно чистила лошадиный бок. В подобном подчинении есть нечто лишающее человека достоинства, особенно когда на это смотрят другие. И все же при сложившихся обстоятельствах трудно было не возыметь надежду — правильнее будет сказать, трудно было не поверить, — что эта древняя старуха, с такими огрубевшими красными руками, сможет отчистить меня от моей загадочной болезни.

Затем Сестра Сноу подняла надо мною рог, объявив, что он представляет собой рог изобилия. Рог был заполнен оливковым маслом, и быстрым движением, подобным тому, какое делает мясник, готовясь закласть свинью, она оттянула мою голову назад, открыв шею, и полила немного масла мне на лоб. «Сестра, я готовлю твое чело к блаженству». Масло попало мне в глаза и уши, и все же я не дрогнула, не нарушила торжественности момента, хотя чувствовала себя куском мяса, подготавливаемого для жаровни. «Сестра, я помазываю твои уста». Сестра Сноу полила масла мне на губы. «Сестра, я помазываю твои перси». Масло ощущалось скользкой пленкой у меня на груди и стекало по коже желобка вниз.

А Сестра Сноу продолжала: мой живот, мои бедра, мои чресла. Скоро я вся блестела от масла. Я чувствовала себя несчастной, а ведь предполагалось, что это самый счастливый день в моей жизни! Мне хотелось спросить: «Неужели Иисус задумал все это?» Но я не смела. Сестра Сноу так уверенно все делала, что я понимала: мои сомнения просто должны быть несправедливы. И так я стояла — нагая, золотистая и скользкая, пока шеренга пожилых женщин пожирала меня глазами и читала молитвы. Я взглянула на моих намасленных товарок по ритуалу, но каждая из этих женщин, такая же нагая, как я, стояла зажмурившись.

Я сделала собственный вывод о том, что происходило за длинной зеленой занавеской: там несколько Братьев тоже получали помазание. Мне было слышно, как они плещутся в ваннах, как шлепаются капли масла, стекая на невообразимые части их тел. Читатель, вспомни: мне было шестнадцать лет! Отыщите мне девочку этого возраста, которая не захихикает, представив себе старых, растолстевших мужчин, вымазанных жиром, словно свиньи!

Очищенная и помазанная, я была готова надеть одежды для Церемонии Облачения. Сестра Сноу вручила мне два комплекта нижнего белья, оба из простого белого муслина. Первое походило на ночное одеяние: блуза и панталоны, скроенные вместе. Сестра Сноу объяснила мне, что я должна всегда это носить, вплоть до гробовой доски. «Оно охранит тебя, — сказала она, — и защитит от убийц и их пуль и от вражеского меча. Ах, если бы оно было на Джозефе в Картидже!»

Второе одеяние было точно таким же и должно было служить ему сменой. Когда мне надо будет постирать одно, я сниму с себя половину первого и прикроюсь половиной второго, прежде чем снимать остальную часть белья. Таким образом, я уже никогда не останусь нагой. Если молодые люди в Мире Мормонов восстают против церковного ограничения алкоголя, молодые женщины восстают против священного нижнего белья. Я знала многих молодых женщин, которые украшали тайное белье кружевами, шелковыми лентами и другими финтифлюшками. Ох, вот если бы Бригам обнаружил подобные скрытые истины, разгневался бы он или испытал удовольствие?

Поверх этого неприятного предмета на меня надели белое платье и вторую юбку, бесцветные чулки, которые складками повисли у меня на щиколотках, и мягкие полотняные тапочки. Поверх этого я надела свое храмовое одеяние — широкую, бесформенную хламиду, которую удерживала на месте полотняная лента-пояс. Вместо шляпы Сестра Элиза повязала мне на голову маленькую косыночку из швейцарского муслина. Более всего я стала похожа на школьницу из тех, кого учительница нарядила для выступления в живых картинах про ангелов. Я чувствовала себя глупой и к тому же очень маленькой девочкой; а между тем казалось, что ни одна из остальных женщин не испытывает таких же чувств. Они послушно протягивали руки, позволяя Сестрам натягивать на них одежду так, словно они были трупами, подготавливаемыми к погребению. (На самом деле наши новые одежды и являлись теми самыми одеяниями, в которых нас должны будут похоронить, когда бы ни настал тот печальный день.) Другие женщины все были старше меня, разумеется, они обладали большими знаниями, чем я, и в сравнении с ними мне стало стыдно из-за собственного легкодушия. Я приказывала себе перестать воспринимать все в этом духе. Молила Бога, чтобы Он открыл мне величие этого момента.

Затем занавеска, разделяющая ванную комнату, была отдернута в театральной манере, подобно тому как театральный занавес быстро открывает новое убранство сцены. Напротив нас стояли шестеро мужчин в выданных им белых одеяниях и шапочках. Мужчины обычно менее способны переносить неудобство и неловкость, и почти все они беспокойно переминались и смотрели вниз, на носки собственных ног. Каждому было ясно, что их смущает необходимость стоять перед друзьями и соседями в одеждах, годных лишь для кукол.

Нас провели в большой внутренний зал, совершенно пустой. Откуда-то сверху, нарушив тишину, раздались два мужских голоса. Сначала я не могла разобрать, что они говорили, но потом, будто они подошли ближе, их слова зазвучали яснее. Элохим[80] говорил с Иеговой, который становился все более и более изощренным и взволнованным в хронологическом изложении событий Сотворения мира. Мне показалось, что в голосе Иеговы я узнаю голос Брата Эллана. Апостол Эллан — парикмахер, к которому ходил Гилберт, обладатель великолепного баритона. Я знала: мне следует отдаться фантазии, воображению, как это делают другие. Я приказывала себе сосредоточиться и верить. Однако, как вы, вне всякого сомнения, знаете сами, нельзя поверить насильно. Но все равно следующие два часа я все пыталась и пыталась, расточая на эти усилия последние остатки сил.

Брат Эллан, то есть я должна сказать — Иегова, рассказывал, как Бог создал землю и моря, зверей и деревья. Позади нас раздвинулся занавес, открыв сцену. Эпизоды Сотворения мира возникали перед нами в фанерных декорациях и в костюмах, как в каком-нибудь настоящем, но очень дешевом театре. Адам, то есть молодой человек, которого я не смогла узнать, игравший Адама, занимал центр сцены, за ним следовала Ева — Мэри Джейн Кобб. Некоторые в городе говорили, что она недавно стала женою Бригама. Однако Пророк никогда открыто не причислял ее к своим женам. Впрочем, когда, через много лет, мы с ней познакомились, она поделилась со мной такой подробностью о личности Бригама, какую могла знать только жена.

Перед нашими глазами Адам и Ева разыгрывали свою личную, всем знакомую драму. Почему-то никак не удивительный и давно всем известный ее исход привел аудиторию в ужас. Зрители были восхищены, а две женщины и в самом деле охнули от страха, когда змей — человек в черной маске и с длинным хвостом, в обтяжных брюках до колен и зачерненными угольной пылью руками — выскользнул на сцену. И снова я почувствовала, как одинока я в своих сомнениях, и снова винила себя. Только слабая душа могла не ужаснуться грехопадению Человека! Но все целиком это событие поразило меня до онемения. Мне пришлось однажды слышать, как весьма уважаемый доктор медицины сказал, что болезнь — это самое одинокое состояние человека. Я бы привела в ответ свои доводы: ведь и сомнение заслуживает того же определения.

Затем второй занавес — в глубине сцены — раздвинулся, обнаружив Сатану. Не знаю, кто его играл, но это был стройный, мускулистый мужчина в обтягивающем черном костюме с полосами цвета фуксии, в маске, которая должна была бы устрашать, с маленькими мягкими рожками на голове вроде двух пушистых выступов на голове ягненка. Я была разочарована тем, что наша Церковь с ее небесными провидениями не смогла более оригинально представить дьявола. Сатана приплясывал вокруг Адама и Евы, подвергая их всяческим мучениям, но ни тот ни другая не обладали достаточным талантом, чтобы играть трагедию. Потом Сатана, приплясывая, обежал присутствовавших в зале мужчин и женщин. Все любят дьявола, и наша аудитория не была исключением. Люди вскрикивали, подобно тем, что наблюдают фейерверк. Между тем я почувствовала, что сейчас упаду в обморок от усталости, и стала было искать скамью, чтобы присесть.