Роберт Стивенсон - Тайна корабля

• Название: Тайна корабля
• Автор: Роберт Стивенсон
• Жанр: Прочие приключения

В романе «Тайна корабля» описывается полная приключений жизнь Додда Лоудона, которого судьба привела на борт потерпевшего крушение брига «Летучее облако», якобы нагруженного контрабандным опиумом. Лоудон не находит на судне ни опиума, ни сокровищ, но зато раскрывает жуткую тайну гибели корабля и его экипажа.

В повести «Странная история доктора Джекиля и мистера Хайда» рассказывается об удивительном открытии доктора Джекиля, которое позволяет герою вести двойную жизнь: преступника и негодяя в обличье Эдуарда Хайда и высоконравственного ученого-в собственном обличье.

Другой перевод названия: «Потерпевшие кораблекрушение».

---

Подобные мелочи не могли, впрочем, омрачить счастья удачливых торговцев. Судно оставалось в лагуне еще пять дней, причем заняты были только Томми и капитан, так как туземцы капитана Топелиуса выгружали товар и нагружали балласт. Время летело точно приятный сон; авантюристы просиживали далеко за полночь, обсуждая и превознося свою удачу, а днем бродили по острову, как праздные туристы. Первого января „Почтенная Поселянка“ вторично снялась с якоря и отплыла в Сан-Франциско при такой же хорошей погоде и попутном ветре. Она пересекла штилевую полосу почти без задержки; на ветру, с балластом из коралловых обломков, она превзошла все ожидания, и благодушное настроение компании еще увеличивалось от того, что небольшое количество работы, доставшееся на их долю, уменьшилось теперь благодаря присутствию нового матроса. Это был боцман с „Лесли“. Он повздорил со своим капитаном, прокутил свое жалованье в кабаках Бутаритари, соскучился в этом месте; и тогда как его товарищи холодно отказались вступить на палубу „Почтенной Поселянки“, он предложил перевезти его за работу. Он был из Северной Ирландии, нечто среднее между ирландцем и шотландцем, грубый, горластый, раздражительный и вспыльчивый, не лишенный хороших качеств, опытный и добросовестный матрос. Его настроение, действительно, было совсем не то, что его новых товарищей. Он не нажил неожиданных барышей, а, напротив, потерял место, был недоволен пайком и прямо поражен состоянием шхуны. Каютная дверь отказалась отворяться в первый же день плавания. Мак, так его звали, сильно толкнул ее и сорвал с петель.

— Святители! — сказал он. — Корабль совсем гнилой!

— Я то же думаю, дружище! — подтвердил капитан Уикс.

На другой день матрос, задрав голову, всматривался в мачты.

— Не смотрите на эти колья, — сказал капитан, — а то ошалеете и кувыркнетесь за борт.

Мак дико взглянул на него.

— Я вижу там пятно сухой гнили, — сказал он, — дыра такая, что кулак засунешь.

— Пожалуй, и голову засунете, как вам кажется? — возразил капитан. — Но не стоит интересоваться тем, что не поправишь.

— Свалял же я дурака, когда поступил на это судно! — заметил Мак.

— Ну, я ведь никогда не говорил, что оно годится для плавания, — возразил капитан, — я говорил только, что оно может перегнать любое судно. Кроме того, я не знаю, точно ли это сухая гниль, может быть, и другое что. Ну-ка, бросьте лаг, это вас подбодрит.

— Ну, нечего сказать, вы лихой капитан, — сказал Мак.

И с этого дня он ограничивался одним-единственным намеком на состояние судна, именно в тех случаях, когда Томми пускал в ход свой погреб.

— За торговлю на джонках! — говорил он, осушая свою кружку хереса.

— Почему вы всегда говорите это? — спросил Томми.

— У меня дядя занимался этим делом, — ответил Мак и рассказал длинную историю, две пятых которой состояли из проклятий.

Только раз он проявил свой буйный характер, хотя говорил о нем часто; „Я буян изрядный“, отзывался он не без гордости о самом себе, но образчик своего буйства показал лишь однажды. Он внезапно набросился на Гемстида на шкафуте, сбил его с ног ударом, потом еще и еще раз, прежде чем кто-нибудь успел опомниться.

— Эй! Перестань! — рявкнул Уикс, вскакивая на ноги. — Я не люблю таких штук.

Мак повернулся к капитану очень учтиво.

— Я только хотел научить его вежливости, — сказал он. — Он назвал меня ирландцем.

— Назвал? — спросил капитан. — О, это другое дело! Что это вы выдумали, дуралей? Вы недостаточно сильны, чтобы всячески обзывать людей.

— Вовсе я не обзывал, — прохныкал Гемстид, утирая кровь и слезы. — Я только сказал, что он, кажется, ирландец.

— Ну, довольно об этом, — сказал Уикс.

— Но ведь вы и в самом деле ирландец, разве нет? — спросил Кэртью немного погодя своего нового товарища.

— Может быть, — ответил Мак, — но я не позволю какому-нибудь сиднейскому гусю называть меня так. Нет, — прибавил он, внезапно разгорячившись, — и англичанину не позволю. Вот вы, например, — продолжал он, — вы молодой франт, не так ли? Предположим, что я бы так назвал вас! „Я тебе покажу франта“, сказали бы вы и живо бы разделались со мной.

28 января, когда мы были под 27® 20' северной широты и 177® западной долготы, ветер внезапно переменился на западный, не особенно сильный, но порывистый, с дождем. Капитан, желая идти на восток, поставил паруса к ветру. У штурвала стоял Томми, и так как ему предстояло скоро смениться (в семь с половиной часов утра), то капитан не счел нужным немедленно заменять его другим.

Порывы были сильные, но непродолжительные; настоящего шквала не было; кораблю и сомнительным мачтам, по-видимому, не грозило никакой опасности. Вся команда в непромокаемых куртках собралась на палубе в ожидании завтрака; кухонная труба дымилась, на судне распространился запах кофе, все были довольны, что идут к востоку со скоростью девяти узлов; как вдруг гнилой фок-зейль лопнул сначала вдоль, потом поперек. Точно архангел огромным мечом рассек его крест-накрест. Все бросились починять парус, и в этой внезапно наступившей тревоге и суматохе Томми Гадден потерял голову. Много дней провел он с тех пор, объясняя, что именно произошло; об этих объяснениях достаточно сказать, что все они были различны, и ни одно не было удовлетворительным, а факты таковы, что главная стеньга перекинулась, увлекая за собой тали, переломила гром-мачту фута на три над палубой и снесла ее в море. С минуту подозрительная фок-мачта доблестно сопротивлялась, затем последовала за своей товаркой; и вот от всего прекрасного вооружения, с помощью которого корабль пробегал моря, осталось только два уродливых пня.

В этих обширных и пустынных водах потерять мачты, быть может, худшее бедствие. Если судно перевернется и пойдет ко дну, то по крайней мере не придется долго мучиться. Но люди, прикованные к остову судна, могут целые месяцы блуждать по пустынному морю, считая шаги незримо приближающейся смерти. Единственная помощь шлюпки, но что же это за помощь! „Почтенная Поселянка“, например, носилась, как бессильный чурбан, а ближайший населенный берег (Кауаи в группе Сандвичевых островов) находился за тысячу миль к юго-востоку от нее. Такое путешествие в шлюпке сулило всевозможные бедствия и ужас смерти и помешательства.

Серьезная компания собралась за завтраком, но капитан с улыбкой подбодрил своих соседей.

— Ну, ребята, — сказал он, глотнув горячего кофе, — „Почтенной Поселянке“ пришел карачун, на этот счет не может быть никаких сомнений. Одна удача: она хорошо окупила себя, так что если мы вздумаем еще раз начать дело, то можем устроить его как следует. Другая удача: у нас отличный, крепкий, просторный бот, и вы знаете, кого благодарить за него. Нам надо спасти шесть жизней, да куш денег, и вопрос теперь в том, как мы примемся за это.

— До ближайшего из Сандвичевых островов будет, кажется, две тысячи миль, — заметил Мак.

— Нет, не так плохо, — возразил капитан. — Но довольно плохо, не меньше тысячи миль.

— Я знаю человека, который сделал тысячу двести миль в шлюпке, — сказал Мак, — и оказался сыт по горло. Он высадился на Маркизских островах, и с того дня нога его не ступала ни на какое судно. Он говорил, что скорее возьмет пистолет и размозжит себе голову.

— Да, да! — сказал У икс. — Я помню команду шлюпки, добравшейся до Кауаи приблизительно с того места, где мы теперь находимся, или чуточку дальше. Когда они добрались до берега, то совсем помешались. Берег был скалистый, прибой отчаянный; туземцы делали им знаки с рыболовных челнов и кричали, что тут нельзя высадиться. Куда тебе! Тут была земля — вот все, что они знали; и они направили шлюпку прямехонько на берег и потонули все, кроме одного. Нет, плавание в шлюпках мне не по нутру, — прибавил он угрюмо.

Этот тон казался странным для человека с его неукротимым темпераментом.

— Ну-те, капитан, — сказал Кэртью, — у вас что-то есть на уме, выкладывайте-ка.

— Верно, — согласился Уикс. — Тут неподалеку есть кучка маленьких рифов, вроде оспины на карте. Я справлялся о них и узнал кое-что интересное об одном — он называется Мидуэй, или Брукс, милях в сорока от нас. Оказывается, это угольная станция Тихоокеанского Почтового Пароходства, — прибавил он просто.

— Ну, а я знаю, что такой нет, — сказал Мак. — Я был квартирмейстером на этой линии.

— Ладно, — возразил Уикс. — Вот книга. Прочтите, что пишет Гойт, — прочтите громко, чтобы и другие слышали.

Вранье Гойта (как уже известно читателю) не допускало двух толкований; не верить было невозможно, а само известие оказывалось радостным свыше всяких ожиданий. Каждый уже видел в мечтах, как бот подходит к хорошенькому островку с пристанью, угольными складами, садами, звездными флагами и белым коттеджем смотрителя; рисовал себе праздную жизнь на удобной стоянке, затем китайский пакетбот, на котором он водворяется в качестве романтического скитальца, но с полными карманами, требует шампанского, отдает приказания слугам. Завтрак, начавшийся так уныло, кончился при общем веселье, и все немедленно принялись готовить шлюпку.