Юрий Вахтин - Иуда Искариот

• Название: Иуда Искариот
• Автор: Юрий Вахтин
• Жанр: Современная проза

Уже XX веков имя Иуды Искариота олицетворяет ложь и предательство. Однако в религиозных кругах христиан-гностиков всё настойчивее звучит мнение, основанное на якобы найденных свитках: "Евангелие от Иуды", повествующее о том, что Иисус Христос сам послал лучшего и любимого ученика за солдатами, чтобы через страдание и смерть обрести бессмертие. Иуда, беспрекословно выполняя волю учителя, на века обрекал свое имя на людское проклятие.

Так кто же он – Иуда Искариот: великий грешник или святой мученик?

---

 Подъехали к дому Захаровых. Виктор поднялся один:

 - Мамуль, привет, - Виктор поцеловал мать в щеку. – Где отец не спрашиваю. Перестройка, новое мышление.

 - Он теперь ночует в своем райкоме. За городом начали рыть котлован, будут строить пивзавод. Представляешь, людям есть нечего. Самое время строить пивзавод.

 - Мамуль, где ключи от дачи?

 - Ты со своей «мышкой»?

 - Нет, нас четверо, еще парень и две девчонки, - почему-то соврал Виктор. – Сегодня сдали первые зачеты.

 - Смотри, сынок, - беззлобно сказала мать, – обработает мышка котика – не заметишь. От красивой жизни назад, в свою Чмаровку не хочется уезжать. К хорошему быстро привыкаешь.

 - Мамуль, я тебе уже сто раз говорил, она учится на геолога сознательно. А какая жизнь красивая у геологов, ты догадываешься?

 - Эх, сынок, сынок, большой ты у меня ребенок, - Елена Владимировна нечасто бывала ласковой со своими детьми. В глубине души она была обыкновенная мать, но ее воспитание, образ жизни наложили на нее печать напущенной строгости. И она всегда даже с родными детьми держала дистанцию. – Эх, сынок, сынок, - еще раз повторила Елена Владимировна, ласково перебирая темные волосы сына. – Женщины порою в сорок лет не знают, что они хотят сейчас и что захотят через двадцать минут. Что мог сознательно выбрать семнадцатилетний ребенок из далекого колхоза? Она, наверное, и конфеты видела только в день получки матери.

 - Мама, я говорил, Вика с райцентра, мать у нее медсестра. Откуда в тебе это – видеть в людях плебеев?

 - Извини, сынок, я, наверное, не права. Ключи в шкатулке, в тумбочке под телевизором. Извини. Я очень хочу, чтобы я ошибалась в своих подозрениях. Возьми что-нибудь покушать. Я сделала салат из крабовых палочек, - уже в спину уходящему сыну посоветовала Елена Владимировна.

 Виктор остановился, секунду подумал, зашел на кухню, наложил в чистую литровую банку салат, закрыл капроновой крышкой, отрезал большой кусок хорошей копченой колбасы. На столе стояла ваза с печеньем и конфетами. Виктор ссыпал в пакет половину содержимого вазы. Он ощущал затылком присутствие матери, она стояла в дверях кухни, но к удивлению не произнесла ни одного слова. Молча смотрела, как сын сложил продукты в один пакет и быстрым шагом направился к двери:

 - Утором зайдете поздороваться с предками? – своим обычным металлическим голосом совсем без иронии поинтересовалась мать.

 - Конечно, мамуль, ты не волнуйся – спиртного нет. Все под контролем, - голосом нового вождя завершил Виктор.

 - Самое главное, чтоб это было под контролем, - уже закрытым за спиной сына дверям сказала Елена Владимировна, собрав вместе ладони, прижала их к подбородку. «Мама думает» - шутил муж, когда она принимала такую позу.

 Жизнь, как быстро она прошла. Младшему сыну двадцать пять, и время теперь измеряется возрастом детей. «Жизнь пролетела, прошумела, а я ведь так счастья хотела», - запали в голову слова из какой-то песни, наверное, из блатной, которые теперь называют по-иностранному «шансон» и поют на каждом углу. Словно сесть в тюрьму, воровать – это так романтично, как в их молодости поднимать целину и осваивать космос.

 *   *   *

 К райкомовским дачам приехали, когда уже стемнело. Сторож Леха Тулуп как всегда был немного навеселе: «это норма жизни» в тон «трезвость – норма жизни» говорил он о своем состоянии. Где берут только? В винных магазинах очередь, давка. Цена за бутылку поднимается в два, в ночное время в четыре раза. Но складывается мнение, что пить стали еще больше, исчезнувшую водку заменил самогон, им торгуют везде.

 - Мое почтение, Виктор Иванович, - по имени-отчеству назвал Захарова Тулуп, открывая железную калитку. – Сегодня на вверенной мне территории тишина. Кроме пятнадцати пенсионеров, постоянно проживающих в этом районе, никого нет, - Леха любил поговорить, а после выпитой рюмки-второй желание поговорить, конечно, прибавлялось.

 Его напарник, Андрей Заика, прозвище получил за свой речевой дефект. Выпив, он заикался еще больше, поэтому старался отмалчиваться, изредка он махал головой, соглашаясь или не соглашаясь со своим разговорчивым напарником. Откуда появилось прозвище у Лехи? Старики говорили, что когда Урыв был просто деревней, деревенские мальчишки весной плавали на льдинах во время ледохода. Леха оступился, упал в воду. Он был одет в отцовский тулуп огромного размера. Намокнув, тяжелый тулуп потянул мальчишку ко дну. Подбежавшие мужики стали кричать Лехе: «Снимай тулуп. Тулуп снимай». Леха изловчился, сбросил тулуп и схватился за свисающую над водой лозу. Тулуп унесло водой. После, отогревая мальца в бане, мужики шутили: «Ну, Леха, приплывет твой тулуп в Черное море». С тех пор пошло: «Тулуп. Тулуп». Лехе было за пятьдесят, он называл себя пенсионером, хотя официально пенсионером в списках райсобеса он не значился.

 Виктор открыл дверь, сумки с едой он нес в одной руке. Зашли, включили свет.

 - Нет, пусть будет полумрак, так романтичнее, - посоветовала Вика и оставила зажженной только бра на стене.

 Виктор хотел разложить продукты по тарелкам, и здесь Вика запротестовала, сложили все на столе на бумагу:

 - Пусть будет как в экспедиции, - от выпитого вина глаза искрились, щеки порозовели. Без умолку болтая, она бросилась на шею Виктора. – Витюшка, родной мой, любимый, не отдавай меня никому. Я только твоя, - с жаром шептала она ему на ухо.

 - Викуль, о чем ты говоришь? Я тебя никому не отдам. Ты выпила сегодня немножко.

 - Нет! Нет, я совсем не пьяная. Я только твоя. Бери меня, я твоя…

 Утром, наспех умываясь, закрыли дачу. Виктор отдал остатки застолья довольному Тулупу, и на ходу попрощавшись, влюбленные побежали к остановке автобуса, идущего в облцентр. Домой как обещал, Виктор не зашел, ключ от дачи остался в сумочке Вики.

 Тулуп еще долго объяснял напарнику о хороших людях, что его, как добросовестного, исполнительного сторожа, все дачники, а значит, вся элита района и облцентра, уважают и ценят:

 - Все за руку со мной здороваются, - подчеркнул он, подняв вверх указательный палец правой руки. – А что, - говорил он, – все вышли из земли, и подать руку простому рабочему любой начальник, даже сам… - тут он запнулся, не решившись назвать фамилию Генерального секретаря, - …даже сам бывший комбайнер должен здороваться с простым человеком за руку. Со своим кормильцем, - добавил Тулуп.

 Андрей Заика аппетитно ел крабовый салат из литровой банки и одобрительно кивал головой.

Глава 7

 Иван Егорович любил весну. Весна приносила много забот, а с ней и работы ему – партийному руководителю. Сельский житель, а он в душе навсегда им остался, он любил гул тракторов в поле. Любил эту сельскую хозяйскую суету на посевной в поле, весенние работы на животноводческих фермах. Еще пять лет назад все шло привычно и размеренно. Вопросы решались по первому звонку, и совсем редко, в крайних случаях, надо было беспокоить областное начальство. Весной село просыпалось, бурлило, работало день и ночь, выращивая новый урожай для своей Великой Родины, и каждый рабочий человек ощущал себя частицей отлаженного огромного механизма. Но механизм стал давать сбои: сначала совсем маленькие, незаметные, потом большие и чаще. И теперь казалось, все делалось, чтобы вывести этот механизм из строя навсегда. Стали пропадать сигареты. В период посевной, когда механизаторы по двенадцать часов не вылезают из своих стареньких, насквозь продуваемых тракторов, это стало бедой номер один. В райцентре сигареты продавали цыгане в шесть – восемь раз дороже стоимости. В колхозы прямо с фабрики привозили в коробках метровые нерезаные сигареты, выдавали по весу. Не стало стиральных порошков и мыла. Вместо нашего привычного хозяйственного, привозили импортное в целлофановой обертке, но мазут с рук трактористов такое мыло отмывало плохо. Сахар скупали мешками. Бутылки самогона стали в деревне местной валютой, на которую все менялось. И хотя в районе были почти ежедневные рейды по выявлению и наказанию самогонщиков, наказывали единицы, и количество спиртного не уменьшалось. На соседней станции Ярцево стояли целые вагоны с юга, и всегда разговорчивые армяне и азербайджанцы продавали так называемый коньяк на розлив, канистрами.

 Иван Егорович осунулся, почернел от ветра и обжигающего майского солнца. Его УАЗик - он не пересел на «Волгу», полученную в прошлом году на райком, предпочел вездеход УАЗ - за день наматывал сотни километров. Нерадивые водители по старой привычке неиспользованный бензин сливали в лесополосах, перематывая указание километража. Но топливо тоже исчезало, это особенно ощущалось в период посевной и уборки урожая. Старый партработник Захаров понимал – идет не перестройка, а тайфун, который сомнет, растопчет систему, чтобы, как всегда бывало в России, чтобы создать что-то новое надо до основания разрушить старое.