М Автор неизвестен - Халиф на час

• Название: Халиф на час
• Автор: М Автор неизвестен
• Издательство: АСТ
• Жанр: Эротика
• Год: 2003
• ISBN: 5-17-016923-X

Перед вами — подлинные ЖЕМЧУЖИНЫ «Тысячи и одной ночи». Сказки-притчи — и бытовые новеллы, сказки волшебные — и сказки изысканно-ироничные! Приключении и чудеса, по восточному земная и одновременно небесная любовь — и, разумеется, НЕПЕРЕДАВАЕМО ВЫСОКАЯ мудрость Древнего Востока — таковы истории «Тысячи и одной ними»

---

И затем Абу-ль-Хасан обошелся так же с третьей не' вольницей, с четвертой и с прочими, пока не обошел иХ всех по очереди, а халиф смотрел, как ведет себя Абу-ль-Хасан, и смеялся над ним, особенно когда видел, как тот разговаривает с невольницами и спрашивает каждую, как ее зовут.

И когда Абу-ль-Хасан выпил сам и дал выпить невольницам, каждой по очереди, халиф послал приказ Хабл аль-Лулу, и та взяла чашу, наполнила ее вином и положила туда банджа. Она подала чашу Абу-ль-Хасану и сказала: «О повелитель правоверных, твоя рабыня сложила сегодня красивую песню, и я хочу, чтобы твое величество выпило из моих рук эту чашу, а я спою тебе песню». А Абу-ль-Хасан полюбил эту невольницу великой любовью, и он взял у нее чашу и молвил: «Ты бесподобная красавица своего времени и моя любимая!»

Потом он поднес чашу к губам, а Хабл аль-Лулу взяла лютню и спела Абу-ль-Хасану такую песенку:

Прохожий! Сколько мне ночей не спать?
О, сколько дней печаль мою скрывать?

Ты моему любимому шепни:
«Как смеют бесконечно длиться дни?»

И Абу-ль-Хасан пришел в восторг, и восхитился невольницей, и воскликнул: «О душа моя, о жемчуга всего мира, о сердцевина моего сердца! Если я повелитель правоверных, повтори мне твою песенку еще раз!» И Хабл аль-Лулу повторила для него песню и еще раз спела ее, а когда она кончила, Абу-ль-Хасан поднес чашу ко рту, и выпил ее, и воскликнул: «Я выпил эту чашу за твои глаза!» — и не успело вино утвердиться у него в утробе, как он упал и заснул словно убитый.

И тут халиф вышел, не помня себя от смеха, и велел невольницам снять с Абу-ль-Хасана халифскую одежду и одеть его в платье, которое было на нем, когда халиф принес его во дворец, а потом послал за рабом Масруром, который притащил на себе Абу-ль-Хасана, и сказал ему: «О Масрур, взвали его на спину, отнеси и положи на место, в ту комнату, из которой мы его взяли, и оставь дверь в комнату открытой». — «Внимание и повиновение, о повелитель правоверных», — ответил Масрур, и взвалил Абу-ль-Хасана на спину, и отнес его на место, и положил. А халиф очень развеселился из-за Абу-ль-Хасана, и грудь его расправилась, и он воскликнул: «Завтра он будет Абу-ль-Хасаном, а сегодня был халифом и отомстил своим врагам — имаму и четырем старым сторожам, что живут в его квартале!»

А Абу-ль-Хасан проспал эту ночь и под утро проснулся, и глаза его были крепко сомкнуты под тяжестью банджа. И он позвал: «О госпожа моя, Хабл аль-Лулу, о Наджмат ас-Субх, о Даурат аль-Камар, где вы? Пойдите сюда, сядьте со мной рядом!» — и до тех пор кликал каждую из невольниц, называл их по имени, пока мать его не услышала этих воплей.

Она встала, и вошла к нему, и спросила: «О дитя мое, что с тобой делается? Ты, видно, грезишь?» И Абу-ль-Хасан открыл глаза, и увидел перед собой какую-то старую каргу, и крикнул: «О проклятая, кто ты такая и кто тебя звал? Эй, евнух, возьми эту старуху и повесь ее, и чтобы я никогда больше лица ее не видел!» И он закрыл глаза, чтобы не видеть старуху, и мать сказала ему: «О дитя мое, скажи: «Во имя Аллаха, милостивого, милосердого!» Имя Аллаха да будет над тобой! Что с тобой делается? Ты, видно, вчера вечером много выпил, что тебе привиделся такой сон и такие грезы. О сын мой, Абу-ль-Хасан, ты забыл? Я твоя мать, твоя родительница. О любимый, какого это евнуха ты зовешь?» А Абу-ль-Хасан открыл глаза, а мать его продолжала: «О дитя мое, вставай, погляди — сейчас будут звать к полуденной молитве».

И Абу-ль-Хасан закричал: «Что ты мелешь, проклятая! Какой я тебе сын, старая кочерыжка! Ты называешь меня Абу-ль-Хасан, старая потаскуха, — а я повелитель правоверных, наместник Аллаха. Эй, Масуд, — заорал он, — возьми эту старую шлюху и утопи ее в реке!» — «Будет тебе орать и кричать, сынок, — сказала ему мать. — Ради Аллаха, открой глаза! Услышат соседи, подумают, что ты бесноватый». И Абу-ль-Хасан разозлился и сказал: «Это ты бесноватая, злосчастная старуха! Говорю тебе, я не Абу-ль-Хасан, а повелитель правоверных, уполномоченный пророка, — да благословит его Аллах и да приветствует! — и мне покорны все люди, на суШе и на море». — «О дитя мое> воскликнула его мать, — какой это бес проклятый пришел к тебе сегодня ночью, и взял тебя за голову, и внушил тебе этакие слова? Помяни всемилостивого, о дитя мое, Абу-ль-Хасан, имя Аллаха охранит тебя от сетей, которые расставил тебе сатана сегодня ночью. Ты мой сын, Абу-ль-Хасан, а я твоя мать. Открой глаза и посмотри на свои палаты: где он, дворец, подобающий халифам? Здесь ты родился, сынок, и здесь вырос, и с малолетства и до сих пор не покидал этого дома. Подумай, разберись и прогони от себя сатану, который хочет поймать тебя в свои сети. Засадят тебя люди в больницу, словно сумасшедшего, коли услышат эти твои слова».

Когда Абу-ль-Хасан услыхал речи своей матери, он немного образумился и открыл глаза. Он оглядел свою комнату, и посмотрел на самого себя, и сказал: «Твоя правда, о матушка, кажется, я — Абу-ль-Хасан, а ты — моя мать. Верно ты говоришь, твоя правда! Возможно, что я Абу-ль-Хасан, как ты говоришь. Аллах да посрамит сатану!»

И когда его мать увидела, что Абу-ль-Хасан немного очухался, она принялась весело болтать с ним, но потом Абу-ль-Хасан вдруг опять задумался и воскликнул: «О колдунья, о шлюха, какой я тебе сын Абу-ль-Хасан! Говорю тебе, пошла с глаз моих. Ты хочешь своим колдовством превратить меня в твоего сына Абу-ль-Хасана! Да погубит тебя Аллах и да погубит с тобой твоего сына! Клянусь Аллахом, я не кто иной, как повелитель правоверных и наместник господа миров!» — «О дитя мое, — сказала ему мать, — заклинаю тебя Аллахом — помолись всемилостивому и помяни господа, дабы эти слова не ввергли тебя в беду. Измени, о дитя мое, эти речи на другие. Вставай, сын мой, и я расскажу тебе, что вчера случилось».

А мать Абу-ль-Хасана хотела отвлечь его, переменив разговор, и Абу-ль-Хасан сказал ей: «Ну, расскажи, что случилось». И она молвила: «Случилась целая история с имамом и с четырьмя стариками, сторожами в квартале: пришел вали, схватил их и надавал каждому по четыреста ударов слоновьим хвостом, а потом посадил каждого из них на верблюда и провез по всему городу, а затем выгнал их из города».

Едва Абу-ль-Хасан услыхал от своей матери эти слова, он вскочил, страшно вытаращил на нее глаза и закричал: «О старая греховодница, и ты еще говоришь, что я твой сын Абу-ль-Хасан! Когда я на самом деле повелитель правоверных, и это я отдал вали такой приказ! Теперь я все больше и больше убеждаюсь, что я не твой сын, которого, как ты говоришь, зовут Абу-ль-Хасан. Я повелитель правоверных! Я был очень рад, что наказал этих подлецов и мерзавцев, и ты теперь еще больше убедила меня, что я повелитель правоверных й что вали исполнил все, что я ему велел. Не говори мне, что я вижу сны или сплю. Нет, нет, я повелитель правоверных, уполномоченный пророка, — да благословит его Аллах и да приветствует! — но кто принес меня сюда — вот этого я не знаю. Хвала Аллаху, высокому, великому!»

И мать Абу-ль-Хасана, услышав его слова, растерялась и не могла понять, что с ним делается, и решила, что ее сын лишился рассудка, и сказала ему: «О мой сын, о дитя мое, помяни Аллаха, милостивого, милосердого. Величием Аллаха посрами сатану, о сын мой, и не говори таких слов, которые навлекут на тебя беду и всякие муки. Проси Аллаха великого — да будет он возвеличен и прославлен! — о снисхождении, чтобы он простил тебе грех, который ввергнул тебя в это несчастье. Владыка твой всепрощающ и милостив! Прошу его, пусть сделает он тебя разумным и выведет на правый путь, о дитя мое, чтобы ты не говорил так, как бесноватые, ибо у стен ведь есть уши. Опомнись, о сын мой!» Но Абу-ль-Хасан не успокаивался и не хотел выкинуть все это из головы. «О скверная старуха, — воскликнул он, — говорю тебе, пошла прочь с моих глаз! Клянусь Аллахом, я повелитель правоверных, наместник господа миров! А если ты еще будешь мне перечить, я встану и так тебя отделаю, что жизнь покажется тебе сегодня горше смолы».

И когда мать Абу-ль-Хасана увидела, что тот все больше расходится и продолжает твердить: «Я повелитель правоверных, я халиф!» — она заплакала, и заголосила, и стала бить себя по лицу, крича: «Спаси тебя Аллах от этого беса! Сохрани тебя Аллах! Ты ведь умный! Что с тобой сталось, что ты потерял разум, о обладатель разума! Ахи, ахи, ахи!» И когда Абу-ль-Хасан увидал, что его мать в таком состоянии, он, вместо тог-о чтобы ее пожалеть, еще больше взбесился, и схватил палку, и стал колотить мать, приговаривая: «А ну, говори, проклятая старуха, кто я такой? Так я Абу-ль-Хасан, твой сынок? Аллах погуби тебя вместе с твоим сыном! О проклятая, кто такой Абу-ль-Хасан?» — «О дитя мое, — молвила она, — не может мать забыть сына, которого она родила! Ты мой сын, дитя мое, ты — Абу-ль-Хасан, сынок! И как это ты говоришь про себя, что ты повелитель правоверных и наместник господа миров, когда это звание Харуна ар-Рашида, пятого из потомков аль-Аббаса. Вчерашний день он прислал мне кошель с пятью сотнями динаров, да сохранит нам его Аллах навеки!»