Лоллий Замойский - Масонство и глобализм. Невидимая империя

• Название: Масонство и глобализм. Невидимая империя
• Автор: Лоллий Замойский
• Издательство: Олма-Пресс
• Жанр: Эзотерика
• Год: 2001
• ISBN: 5-224-02745-4

Мнения о масонстве различны. Одни видят в этом воплощение заговорщических сил, стремящихся к господству, другие — способность к взаимопониманию, терпимости, распространению гуманных взглядов.

Книга рассказывает об истории масонского движения, его значении в современном мире, роли в политической жизни разных стран.

Издание рассчитано на читателей, интересующихся этой проблемой.

---

Иными словами, Пушкин не отрекался от той части масонских воззрений, где формулировалась известная триада «свобода, равенство, братство». Но вкладывал он в нее и такие понятия, как патриотизм, вера в свой народ и его судьбу. Пушкин ценил свободу разума от догм, от искусственных построений, любовь к жизни, право на создание человеческих условий для существования. Насколько совмещались эти принципы с требованиями христианства? В его «Гавриилиаде», от которой он позже всеми силами старался отречься, немало эпатажа, свойственного поэту озорства. Но даже в таких произведениях нет ни грана почитания темных, антихристианских сил.

Что касается богоборчества в разных формах, то русская творческая интеллигенция вообще-то отдавала им немалую дань. «Печальный Демон, дух изгнанья» мог привлекать юного Лермонтова, «байронизм» был сродни героям «Евгения Онегина». Эти чувства сочетались с протестом против жесткого социального и политического уклада, но не шли далее увлечения, моды, не приводили к переходу грани, отделяющей добро от зла. Другое дело — сатанизм на Западе. Скажем, поэма итальянского знаменитого автора Джозуэ Кардуччи» Сатане» с ее словами:

Ты в стихе моем дышишь,
Сатана, в миг, когда я
Негодующей грудью
Вызов богу бросаю.

Для русского масонства тяга к чужим тайнам объяснялась во многом желанием разобраться в основах бытия, мироздания, месте человека в мире. Отсюда интерес к масонству, с его сокровенными, как казалось, секретами, «высшим смыслом». Не все эти увлечения были безболезненными или невинными. Мы уже говорили о том, куда это приводило «розенкрейцеров» екатерининского периода. Масонство не проходило для его адептов бесследно, оставляло свой сложный, противоречивый след. В нем космополитическое начало боролось с национальным, кастовость с желанием поднять народ, просветить его, избавить от неравенства и унижений.

Бесспорно, наиболее яркую картину увлечения масонскими доктринам в важнейший для России период наполеоновского нашествия период, оставил Лев Толстой. «Война и мир», по существу, остается непревзойденной энциклопедией российского масонства. Толстого привлекало это учение, в котором многие в России искали ответы на вопросы, которые ставила жизнь. Несомненно, что теория самосовершенствования личности, ее развития, декларируемая масонством, сказалась на взглядах самого Толстого. Недаром главным героем романа избран мятущийся, ищущий смысл жизни, доверчивый и добрый, в то же время распущенный и избалованный богатством Пьер Безухов. История его вступления в ряды «братьев», сцены посвящения, мотивы его обращения изложены с большой точностью. Настолько, что самого Толстого некоторые критики относили к масонам. Думать так заставляла и длительная традиция служения масонству в роду Толстых. Несколько поколений этой семьи посещали ложи. В наши дни один художник изобразил писателя с причиндалами масонской символики на большом панно, посвященном судьбам России. Вряд ли можно упрекнуть этого художника в невнимательном чтении «Войны и мира». Вопрос о принадлежности Толстого к масонскому движению продолжал мучить русских масонов и в эмиграции уже после Октябрьской революции. Мы к этому вернемся. А пока заметим, что тексты «Войны и мира», описания пребывания Безухова в ложе, его контактов с немецкими масонами почти фотографичны, но отнюдь не апологетичны.

Толстовские наблюдения могут использоваться и как исторический источник для изучения настроений «братства», его места в российской действительности перед войной с Наполеоном. Устами Пьера излагаются, например, новые инструкции, полученные после его поездки за границу (в 1809 г.), о том, что «недостаточно блюсти в тиши ложи наши таинства», «надобно учредить всеобщий владычествующий образ правления, который распространялся бы над целым светом», «принять на себя воспитание юношества», объединить людей, «связанных между собой единством цели и имеющих власть и силу», установки, носящие весьма категоричный характер. Об установках масонства говорят и такие рассуждения Пьера: «Благоприятствовать ли революциям, все ниспровергнуть, изгнать силу силой?.. Нет, мы весьма далеки от того. Всякая насильственная реформа достойна порицания…»

Исследователи Толстого замечали, что писатель слегка сместил временные рамки подобных установок. Они были характерны для последнего десятилетия правления Екатерины II и принадлежали западным «мартинистам», сторонникам течения, призывавшего к активному вмешательству в политику. Екатерина II полемизировала со сторонниками этого учения, обзывая их «мартышками». За ней обличения «мартышек», то есть сторонников масонского авторитета Сен-Мартена, повторял и Г. Державин. Любопытно, что Пушкин в статье о Радищеве и его «Путешествии…», написанной в обстановке, когда хвалить этого писателя, «хуже Пугачева», означало подставить свой журнал, называет Радищева «мартинистом», но в то же время воздерживается называть его «масоном», что в глазах николаевской эпохи было бы просто неосторожно. Николай I, после шока декабристских выступлений, как известно, ввел для офицеров обязательную клятву в том, что они не являются членами масонских лож, считая это несовместимым с честь русского офицера. Вместе с тем Пушкин дает высокие оценки искренности и других душевных качеств и устремлений Радищева.

Нельзя не увидеть критическое начало, которое присутствует в «Войне и мире» в отношении масонского движения. Толстой отмечал духовную пустоту и цинизм большинства тех, кто примыкал к масонству. Пьер подразделял всех масонов «на четыре разряда». «К первому разряду он причислял братьев, не принимающих деятельного участия ни в делах лож, ни в делах человеческих, но занятых «исключительно таинствами науки ордена, вопросами о тройственном наименовании бога, или о трех началах вещей, сере, меркурии и соли, или о значении квадрата и всех фигур храма Соломонова».

Себя и себе подобных Пьер причислял ко второму разряду, «ищущим…», не нашедших еще в масонстве прямого и понятного пути, но надеющимся найти его.

«К третьему разряду он причислял братьев (их было самое большое число), не видящих в масонстве ничего, кроме внешней формы и обрядности, не заботясь о ее содержании и значении. Таковы были Вилларский и даже великий мастер главной ложи.

К четвертому разряду, наконец, причислялось тоже большое количество братьев, в особенности в последнее время вступивших в братство. Это были люди, по наблюдениям Пьера, ни во что не верующие, ничего не желающие и поступавшие в масонство только для сближения с молодыми, богатыми и сильными по связям и знатности братьями, которых весьма много было в ложе».[76]

Эти выводы перекликаются с теми, к которым приходил еще основатель российского масонства И. Елагин.

Но наиболее полно ощущение от соприкосновения главного героя романа с масонством передано в следующем отрывке: «Пьер… по прошествии года, начал чувствовать, как та почва масонства, на которой он стоял, тем более уходила из-под его ног, чем тверже он старался стать на ней. Вместе с тем он чувствовал, что чем глубже уходила под его ногами почва, на которой он стоял, тем невольнее он был связан с ней. Когда он приступил к масонству, он испытывал чувство человека, доверчиво становящего ногу на ровную поверхность болота. Поставив ногу, он провалился. Чтобы вполне увериться в твердости почвы, на которой он стоял, он поставил другую ногу и провалился еще больше, завяз и уже невольно ходил по колено в болоте».[77]

Работая в архивах российского масонства, находившегося в эмиграции, я ознакомился с докладом об отношении Льва Толстого к масонству, с которым на заседании ложи выступил известный историк и масон Бурышкин. Не без сожаления он отмечал, что, несмотря на близость ряда моментов в мировоззрении писателя масонским понятиям, Лев Толстой все же не был масоном, а излагал события и факты жизни своего героя с точки зрения литератора, исследователя эпохи.

Основной урок морали Пьер Безухов в момент наиболее тяжелых испытаний черпает не от своих «братьев», а берет от Платона Каратаева, крестьянина и христианина. Писателя даже упрекали за «каратаевщину», называли непротивленцем.

Любопытно отношение Льва Толстого к декабристам. Одно время он увлекся темой декабристских выступлений и ездил в Петербург собирать материал для романа о декабристах, но потом охладел к замыслу. Почему? С. А. Берс, брат жены писателя, писал, что «Лев Николаевич разочаровался в этой эпохе. Он утверждал, что декабрьский бунт есть результат влияния французской аристократии, большая часть которой эмигрировала в Россию после французской революции. Если все это было привитое и не создано на чисто русской почве, Лев Николаевич не мог этому симпатизировать».