Владимир Топоров - Святость и святые в русской духовной культуре. Том 1.

• Название: Святость и святые в русской духовной культуре. Том 1.
• Автор: Владимир Топоров
• Жанр: Религия
• Год: 1995
• ISBN: 5–88766–022–8

Книга посвящена исследованию святости в русской духовной культуре — ее происхождению, выяснению исходного значения слова, обозначающего святость (*svet-), и роли мифопоэтического субстрата, на котором формировалось понятие святости, и прежде всего тому, как после принятия христианства на Руси понималась святость в наиболее диагностически важном персонифицированном ее воплощении — в ее носителях, святых. Как правило, каждая часть книги строится вокруг трех основных тем — а) личность святого, б) тип святости, явленный святым, в) «основной» текст, связанный со святым — его «Житие» или собственное сочинение. Особое внимание уделяется историческому контексту и духовной ситуации эпохи, проблеме творческого усвоения наследия ветхозаветной традиции, греческого умозрения, гностицизма, не говоря уж, конечно, о Новом Завете и святоотеческом наследии. В этом кругу естественно возникают еврейская, греческая, иранская темы. Без них трудно понять специфику явления святости в русской духовной традиции.

Издание осуществлено при финансовой поддержке международного фонда «Культурная инициатива».

Для удобства чтения/понимания неподготовленными читателями и правильного отображения текста на большинстве электронных устройств чтения при верстке электронной версии книги выполнены следующие замены:

1. Буква "ук" заменена на букву "у".

2. Буква "есть" заменена на букву "е".

3. Буква "от" заменена на сочетание "от".

4. Буква "омега" заменена на букву "о".

5. буква "зело" заменена на букву "з".

6. Буква i оставлена, как есть.

7. Буква "ять" заменена на букву "е".

8. Буква "(и)я" заменена на букву "я".

9. Буква "юс малый" заменена на букву "я".

10. Буква "юс большой" заменена на букву "у".

11. Буква "юс большой йотированыый" заменен на букву "ю".

12. Буква "(и)е" заменена на букву "е".

13. Буква "пси" заменена на сочетание "пс".

14. Буква "фита" заменена на букву "ф".

15. Буква "ижица" заменена на букву "и", либо "в" по контексту.

16. При сомнении в правильности использования букв "ер" и "ерь" применено написание в согласии с церковно–славянским словарем.

17. В некоторых случаях для ясности при чтении буква "ерь" заменялась на букву "е" (например: "хрьстъ" заменено на "хрестъ", "крьстъ" на "крестъ", "чьсть" — на "честь").

18. Сербская буква ђ (6-я алфавита) заменена на "ч".

19. бг под титлом заменено на Богъ.

20. члкъ под титлом заменено на человекъ.

(Следует напомнить читателю, что в старо–славянском буква "ь" в середине слова читается как редуцированное закрытое "е"; буква "ъ" читается как редуцированное закрытое "о", а сочетания "шя", "штя" и ряд других читается твердо (как "ша", "шта").

В части этих случаев правка не делалась.

Кроме того, вертикальная черта заменена на косую.

Разрядка шрифта заменена на жирный.

---

Разумеется, многое из наследия солунских первоучителей было усвоено исторической христианской Церковью у славян восточного обряда, но помимо конкретных деяний, в значении которых, кажется, почти никто не сомневается и за которыми нередко угадываются личные черты первоучителей, их человеческие особенности, недопустимо пренебрегать и самими этими особенностями, о которых нередко можно судить и по независимым от деяний источникам, потому что это индивидуально–человеческое начало, столь сильно и благодатно развитое у Константина–Философа, в очень значительной степени определяет тот дух, ту атмосферу первой встречи с христианством, которые произвели такое глубокое впечатление на «новых людей» из славян и, в частности, на первых русских христиан, приобщавшихся к новой вере в рамках кирилло–мефодиевской традиции. Но оказалось, что эйфория первой встречи иногда дается легче и приносит менее надежные плоды, чем суровый подвиг труженичества, духовное трезвление, трудное учение. Иногда кажется, что Константина–Кирилла более почитают, чем читают и учатся у него. Слишком многое, не всегда, впрочем, легко уловимое, невостребовано. Может оттого эта фигура глубокого философа и богослова, ученого–эрудита, лингвиста, поэта и стилиста в плотном сонме святых видится несколько одинокой, сосредоточенной на чем–то невидимом, ином. Сделав так много в своей жизни для людей мира сего, он все–таки знал и то иное, что не от мира сего, и уже само предположение об этом знании не позволяет многим нарушать это уединение и эту сосредоточенность. Хуже, что уроки из сделанного Константином в мире сем, из открытого и явного тоже усвоены не до конца. Но это, кажется, и делает до сих пор актуальным труженический подвиг Константина, заставляя вновь и вновь обращаться и к нему самому, и к делу всей его жизни, ища в нем новых, еще более глубоких смыслов.

* * *

Остается сказать несколько слов о самом ЖК. Этот текст является наряду с ЖМ центром всего достаточно обширного круга кирилло–мефодиевских текстов и основным источником сведений о жизни и деятельности Константина Философа. Вместе с тем ЖК представляет собой исходный текст той части «Cyrillo–Methodiana'ны», которая посвящена Константину, что, однако, не означает, что ранее не могло существовать некоего «предтекста» о нем, легшего в основание ЖК. Более того, обычная практика составления житий предполагает наличие некоего Ur–text'a, нередко устного и вариативного, который находится в употреблении до канонизации. К сожалению, проблема истории формирования круга кирилло–мефодиевских текстов несмотря на ряд ценных наблюдений и выдвижение гипотез общего характера не может считаться не только решенной, но и даже удовлетворительно разработанной. К самому этому кругу принадлежат тексты на разных языках (церковно–славянском в разных его версиях, латинском, греческом). Помимо ЖК сведения о Константине Философе, иногда обильные и отсутствующие в ЖК можно найти в «Солунской легенде», «Успении св. Кирилла», «Сказании об обретении мощей св. Климента», сербском «Житии св. Кирилла и Мефодия», ЖМ, проложных житиях, похвальных словах, службах Кириллу и Мефодию, в латиноязычных «Legenda Italica», «Legenda Могаvіса», «Legenda Bohemica», грекоязычной «Болгарской легенде» (житие св. Климента, епископа Болгарского) и т. п.

ЖК является памятником болгарской агиографии (во всяком случае в том виде, в котором оно дошло до нашего времени), имевшим широкое хождение на Руси. Тем не менее мнение о написании ЖК в Болгарии или Паннонии, имевшее ранее своих сторонников, теперь не пользуется поддержкой. По наиболее распространенному и авторитетному мнению ЖК было составлено в Моравии в ближайшие годы после смерти Константина, между 869 и 882 гг. Нельзя исключать, что не существовало греческого текста ЖК в качестве исходного — тем более, что славянский текст ЖК во многих случаях близок типичным образцам византийской агиографии. Известно около полусотни сохранившихся списков ЖК, из которых наиболее ранними считаются обнаруженный недавно считавшийся утерянным список начала XV века (ГИМ, из собр. Барсова, № 619) и списки Владислава Грамматика, болгарского писателя XV века, сделанные им в 1469 и 1479 гг. Авторская атрибуция ЖК (текст анонимен) не может считаться окончательно выясненной и доказанной, но пальма первенства чаще всего и, видимо, справедливо отдается основателю Охридской литературной школы, известному писателю и религиозному деятелю, ученику Константина Философа Клименту Охридскому. Тем не менее существует мнение, что текст ЖК вышел из круга учеников Константина, во главе которого стоял Мефодий, а может быть, является плодом творчества самого Мефодия, который, как сообщается в ЖК, кстати, перевел книги своего младшего брата и упорядочил их, разделив на восемь Слов (включение в ЖК многих фрагментов, парафразов, реплик из других сочинений Константина также, пожалуй, говорило бы о правдоподобном участии Мефодия в составлении ЖК; возможно, сам Мефодий рассматривал составление Жития как то «учительство», продолжать которое его просил Константин перед своей смертью). ЖК сильно повлияло на самые различные тексты того же самого кирилло–мефодиевского цикла, но его влияние весьма ощутимо и в ряде других образцов агиографической литературы. Необходимо отметить, что ЖК сильно выделяется рядом своих особенностей, прежде всего своей философичностью, интеллектуальностью, интересом к сложным богословским проблемам, на фоне раннеславянской агиографической традиции. Впрочем, и сам Константин Философ стоит на особом месте среди тех, кто канонизирован в славянских странах.

Существует целый ряд изданий ЖК. Они перечисляются в Слов. книжн. Др. Руси. 1987, 157. Среди наиболее авторитетных изданий (кстати, и последних по времени) — Лавров 1930; Lehr–Splawinski Т. Zywoty Konstantyna і Metodego. Poznali, 1959; Grivec F., Tomšič F. Constantinus et Methodius Thessalonicenses. Fontes. Zagreb, 1960; Климент Охридски. Събрани съчинения. T. 3. София, 1973. — Литература о Константине Философе и о ЖК огромна и очень разнообразна, см. Слов. книжн. Др. Руси. 1987, 157–159 (библиография доведена до 1983 года, есть некоторые упущения). Нужно помнить о существенном увеличении числа работ о Константине Философе и ЖК (правда, часто популярно–юбилейного характера) в связи с 1000–летней годовщиной крещения Руси. Из книг недавнего времени выделяется Флоря 1981 чрезвычайно ценным комментарием к переводу ЖК на русский язык и предваряющим перевод исследованием. Сам перевод образцов по точности и трезвости, хотя он не отменяет желательности филологически более детализированного и специфицированного перевода, предполагающего и соответствующую публикацию текста ЖК и текстологическое исследование его.

Сам текст ЖК не может здесь быть предметом исследования в большей степени, чем это сделано выше, и в иных аспектах, чем те, которые были выбраны. Тем насущнее исследование структуры текста этого жития. Представляется, что несмотря на высокую, однако чаще всего несколько обще–абстрактную, в целом, оценку ЖК многими исследователями, этот текст все–таки не оценен по достоинству именно как текст сам по себе, в одиночестве, составляющий особый класс текстов в славянской и русской агиографии. Структурный аспект ЖК помог бы обнаружить и те преимущества текста, которые, как правило, ускользают от внимания исследователей–текстологов, лингвистов, филологов, литературоведов, историков, богословов и т. п. Вместе с тем анализ структуры ЖК позволил бы более конкретно и объемно подтвердить и развить далее то, что считается общеизвестным, — весьма значительную, во многих случаях латентную сложность текста; «умышленность» его композиции, которая на поверхностный взгляд определяется только последовательностью описываемых событий, но на самом деле, на глубине, и некиим движением общих идей; весьма изощренную структуру состава текста (его мозаичность, включение в него цитат и отсылок к текстам самого Константина, Григория Назианзина и др., не говоря уж о ветхо- и новозаветных цитатах; тематическую и количественную (объем частей) пульсацию выделяемых глав в составе целого: распределение объемов, подъемы и каденции, ритм пауз, систему мотивировок переходов от одной части к другой и т. п.); поэтические достоинства текста, более того, само определение сферы «поэтического» в тексте, репертуар поэтических средств; выделение стихотворных вкраплений в текст или, по крайней мере, ритмизованных стихообразных; роль нарративных структур; синтезирование жанровых принципов; логику развивающегося движения идей; источниковедческое значение ЖК (проблема «текстов в тексте»); высокую степень историчности текста и, конечно, исключительность интеллектуального, философско–богословского уровня среди других образцов славянской агиографии и т. п. Как ни покажется это парадоксальным, но многие эти особенности текста и его преимущества в данном случае предопределены личностью его героя — Константином Философом. Тем ценнее ЖК для нас: какой святой, такое и житие — этот принцип, действующий далеко не во всех случаях, в этом вполне действителен, но с одной оговоркой — соответствие жития и святого предполагает высокую степень общей соотнесенности этих явлений, но не самих их масштабов. В случае ЖК его герой, конечно, принадлежит иному уровню явлений, нежели текст о нем.