Вольфганг Леонгард - Революция отвергает своих детей

• Название: Революция отвергает своих детей
• Автор: Вольфганг Леонгард
• Издательство: Overseas Publications Interchange Ltd
• Жанр: История
• Год: 1984
• ISBN: 0-903868-66-0

В этой книге описываются все мои впечатления и переживания за время десятилетнего пребывания в Советском Союзе (1935—1945) и за время моей четырехлетней деятельности в центральном аппарате руководства СЕПГ (1945—1949); в этой книге рассказывается о советских школах и университетах, о студентах и комсомольцах, о первых днях войны, заставшей меня в Москве, и о жизни в военное время в Караганде; об обучении членов иностранных компартий в школе Коминтерна и о Национальном комитете «Свободная Германия», а также о «группе Ульбрихта» в мае 1945 года; о первых шагах советской политики в послевоенной Германии, о построении советско–зональной государственной системы и о партии, которая сегодня как государственная партия определяет в советской зоне судьбу восемнадцати миллионов человек.

Эта книга родилась, однако, не только из стремления рассказать о некоторых мало известных сторонах сталинской системы и советской политики в Германии, а главным образом из желания показать людям несоветского мира, что думает и чувствует новое поколение обученных партийных деятелей восточного блока, к каким оно приходит решениям и в чем проявляется его критическое мышление. Я пытаюсь при этом, вполне сознательно, так описывать встречи и дискуссии, события и переживания, как они тогда воспринимались, оценивались и продумывались. Только таким образом, кажется мне, станет западному читателю понятно, что означает для человека разрыв со сталинизмом, если он вырос на теориях этого учения. Мое решение — результат многолетнего мучительного процесса сомнений и оправданий, угрызений совести и построения теорий для ее успокоения. Но когда решение принято — возврата больше нет. Тогда даже в состоянии тяжелого внутреннего конфликта, человек неудержимо движется к решающей грани, переход которой окончательно срывает пелену сталинизма с облика мира в его душе.

---

Народная демократия является переходной формой, создающей предпосылки для социалистического развития. Классовая борьба в народно–демократических странах протекает в особых, новых формах. «Можно было бы говорить о классовой борьбе сверху и снизу», так как партия располагает для ведения борьбы аппаратом власти. Народная демократия это «демократическая диктатура рабочих и крестьян», которая реализуется в форме коалиционного правительства.

— Если буржуазии удавалось проводить свою диктатуру в форме коалиционных правительств, то нам это удалось сегодня провести в обратном порядке, — воскликнул Тюльпанов. — Предоставим буржуазии бороться против государства.

Народная демократия разовьется в диктатуру пролетариата не через новую революцию, а посредством последовательного развития, для которого, однако, необходимо создание единой партии.

С окончанием народно–демократической революции начался, тем самым, процесс превращения этой революции в революцию социалистическую.

Особенно интересными были его замечания о положении в различных восточноевропейских странах весной 1948 года:

— Если мы представим себе реку, один берег которой назовем буржуазной, капиталистической демократией, а другой берег — социалистической формой государства, то мы могли бы сегодня сказать, что Югославия уже достигла другого берега, Болгария делает последние взмахи, чтобы его достичь, Польша и Чехословакия находятся на середине реки, за ними Румыния и Венгрия, проделавшие треть пути, в то время как советская зона Германии сделала только несколько движений, отплывая от буржуазного берега.

Я вспомнил о замечании Миши Вольфа, что Тюльпанов уже осенью 1947 года в узком кругу выступал против аккермановского тезиса, и ждал с напряжением, что он скажет на тему о различных путях к социализму.

Теперь, в середине апреля 1948 года, Тюльпанов, очевидно, счел своевременным уже в более широком кругу, хотя и осторожно, но сузить тезис о различных путях к социализму.

— Существуют специфические формы, отвечающие национальным условиям. Формы и методы могут быть различными, но содержание будет и должно быть всегда одинаковым… Опыт показал, что нет никакого специфического национально–болгарско- го, национально–югославского, национально–польского, никакого особого венгерского или словацкого пути для перехода в социализм[22].

Его доклад вызвал множество вопросов и он согласился обсудить с доцентами и лекторами школы еще несколько «дополнительных» тем и ответить на вопросы.

Через полчаса мы сидели с Тюльпановым в кабинете директора. Нам было сказано:

— Все, о чем здесь говорится, предназначено только для информации преподавателей и не должно выноситься на семинары.

Тюльпанов намекнул на предстоящее обострение международных отношений и на «быстрое политическое развитие событий» в советской зоне. Наконец, он начал оживленно рассказывать о подготовке к созданию новой партии.

— По инициативе СВАГ мы провели ряд расследований дел бывших членов и ответственных работников нацистской партии и пришли к убеждению, что там есть силы, которые можно использовать и которые неплохо было бы включить в существующие массовые и партийные организации. В настоящее время освобождается из заключения целый ряд бывших нацистов, с частью из них я вел продолжительные беседы. Чтобы активизировать эти силы, нами было внесено предложение рекомендовать создание партии, в которой бы эти силы сконцентрировались, объединились и смогли бы стать полезными для дальнейшего развития зоны. Партия будет, вероятно, называться национал–демократической партией.

В заключение он добавил:

— Этим силам надо будет дать в зоне достаточно большую возможность развития.

И в этой области мы, очевидно, находились на «новом этапе».

Национал–демократическая партия начала свою открытую деятельность приблизительно через два месяца, 16 июня 1948 года. Когда я вскоре после этого гулял по Клейн–Махнову со знакомым доцентом, мы увидели в непосредственной близости Высшей партшколы первый плакат этой новой партии. Мы увидели лозунг, напечатанный огромными буквами: «ПРОТИВ МАРКСИЗМА — ЗА ДЕМОКРАТИЮ!» Внизу, мельчайшим шрифтом были набраны слова: «С разрешения СВАГ», которая этот плакат не только разрешила, но, очевидно, даже рекомендовала…

Через несколько недель после доклада о «народной демократии», полковник Тюльпанов снова был у нас, но на этот раз не как докладчик. Он приехал для встречи с представителями ЦК иностранных компартий, среди которых находились также австрийский, чехословацкий и норвежский представители. От Центрального секретариата СЕПГ присутствовали, среди других, Пик и Далем, от Высшей партшколы — Рудольф Линдау и два преподавателя, один из которых был я. Члены ЦК из других стран сообщали в сжатой и непринужденной форме о положении на их участках.

В конце заседания Вильгельм Пик произнес несколько слов благодарности в адрес полковника Тюльпанова и советских оккупационных войск. Не успел он закончить, как Тюльпанов, с вежливой улыбкой, заметил:

— Товарищи, для меня большая честь, что наш товарищ Пик такого высокого мнения о советских оккупационных войсках, но я все же хотел бы сказать, что советские оккупационные войска допустили невероятно большое количество серьезных ошибок, которые, к сожалению, очень трудно исправить. Как единственное оправдание я могу сказать, что нам никогда до этих пор не приходилось проводить социалистической оккупации. Социалистическая оккупация была для нас чем‑то совершенно новым. Я думаю, что в этом кругу я могу выразить уверенность, что если наши враги в будущем вынудят нас снова проводить социалистическую оккупацию, то на основании опыта в Германии, мы проведем ее лучше.

Задумчиво направился я домой, озабоченный новым понятием «социалистическая оккупация», — которое было произнесено Тюльпановым как нечто само собой разумеющееся. Это уже не был 1946 год и я ко многому относился гораздо более критически.

Социалистическая оккупация — разве это не исключающие друг друга понятия? Разве Фридрих Энгельс не писал:

«Победоносный пролетариат не может насильно осчастливить никакой другой народ, не погубив при этом своей собственной победы»[23].

К мозаике моих сомнений и размышлений прибавился новый камешек.

ГЛАВА IX МОЙ РАЗРЫВ СО СТАЛИНИЗМОМ

В кругах восточногерманских ответственных работников бытует специальное выражение: «политические колики»; под этим выражением подразумеваются сомнения, колебания, и воззрения, которые отклоняются от официальной линии партии. Большинство ответственных работников скрывают свои «политические колики», некоторые делятся возникшими сомнениями со своими близкими друзьями.

Естественно, что род этих «политических колик» зависит от области, в которой работает данное лицо в партии, — в экономике или в администрации, — а также от его политического образования и занимаемого им положения. Как бы отличны ни были «политические колики» внутри различных категорий ответственных работников, им всем присущи два общих признака:

Во–первых, в них едва ли можно обнаружить «западные» аргументы и «западное» мировоззрение. Они выражают оппозиционные настроения и воззрения внутри самой системы, выражают противоречия, возникшие между учением Маркса и Ленина, с одной стороны, и сталинской теорией и практикой, с другой.

Во–вторых, эти «политические колики» тщательно скрываются от беспартийных. Может случится, — и я это неоднократно испытывал, — что в дискуссиях с представителями Запада партийный работник, внутренне раздираемый тяжкими сомнениями, упрямо и с виду абсолютно убежденно защищает официальную партийную линию. Его западный собеседник отходит от него в твердом убеждении, что он говорил со стопроцентным сталинистом. Он считает состоявшийся разговор совершенно бессмысленным и бесполезным, а в действительности, тот же партийный работник, внутренне оппозиционно настроенный, позже точно передаст свой разговор с ним, и часами будет вести дискуссии по затронутым вопросам со своими единомышленниками.

«ПОЛИТИЧЕСКИЕ КОЛИКИ»

Несмотря на всю мою тогдашнюю нагрузку, несмотря на то, что всё мое время было заполнено партийной работой, что, впрочем, считалось вполне нормальным для всех партработников, — у меня то и дело появлялись критические мысли и сомнения. Нередко всплывали воспоминания о неприятных происшествиях и тяжелых для меня событиях, воспоминания, которые я загонял внутрь:

арест моей матери и мой, оставшийся без ответа, стук в ее дверь;

неспокойные мысли и опасения, связанные с процессами и арестами, которые мучали меня вечерами в детдоме, страх москвичей в годы ежовских чисток 1936–1938 годов и, — что еще хуже, — пришедшее в конце концов равнодушие ко всему;