Вольфганг Леонгард - Революция отвергает своих детей

• Название: Революция отвергает своих детей
• Автор: Вольфганг Леонгард
• Издательство: Overseas Publications Interchange Ltd
• Жанр: История
• Год: 1984
• ISBN: 0-903868-66-0

В этой книге описываются все мои впечатления и переживания за время десятилетнего пребывания в Советском Союзе (1935—1945) и за время моей четырехлетней деятельности в центральном аппарате руководства СЕПГ (1945—1949); в этой книге рассказывается о советских школах и университетах, о студентах и комсомольцах, о первых днях войны, заставшей меня в Москве, и о жизни в военное время в Караганде; об обучении членов иностранных компартий в школе Коминтерна и о Национальном комитете «Свободная Германия», а также о «группе Ульбрихта» в мае 1945 года; о первых шагах советской политики в послевоенной Германии, о построении советско–зональной государственной системы и о партии, которая сегодня как государственная партия определяет в советской зоне судьбу восемнадцати миллионов человек.

Эта книга родилась, однако, не только из стремления рассказать о некоторых мало известных сторонах сталинской системы и советской политики в Германии, а главным образом из желания показать людям несоветского мира, что думает и чувствует новое поколение обученных партийных деятелей восточного блока, к каким оно приходит решениям и в чем проявляется его критическое мышление. Я пытаюсь при этом, вполне сознательно, так описывать встречи и дискуссии, события и переживания, как они тогда воспринимались, оценивались и продумывались. Только таким образом, кажется мне, станет западному читателю понятно, что означает для человека разрыв со сталинизмом, если он вырос на теориях этого учения. Мое решение — результат многолетнего мучительного процесса сомнений и оправданий, угрызений совести и построения теорий для ее успокоения. Но когда решение принято — возврата больше нет. Тогда даже в состоянии тяжелого внутреннего конфликта, человек неудержимо движется к решающей грани, переход которой окончательно срывает пелену сталинизма с облика мира в его душе.

---

С этим нам пришлось согласиться. Официально «група Ульбрихта» имела право только совещательного голоса при распределении мест в немецких административных учреждениях. На практике, однако, так повелось, что советские коменданты с готовностью принимали наши предложения. Мы не падали духом; сейчас мы пойдем к коменданту, разъясним ему положение дел и предложим снять с должностей русских и назначить новое немецкое управление.

Мы отрекомендовались коменданту, как представители «группы Ульбрихта». В ответ нам не было предложено сесть нас не приветствовали и не угощали, как это было принято; вместо этого мы услышали:

— Что вам тут надо?

— Извините, пожалуйста, но мы вам уже объяснили что мы являемся членами «группы Ульбрихта», которая, в связи с распоряжением генерала Галаджиева, должна облегчить советским комендантам работу по организации немецких управительных органов. Скажите, вам что‑либо известно о существовании «группы Ульбрихта?»

— Да, известно, но у нас уже имеется управление, и мы не нуждаемся в вашей помощи.

Мы все еще не уходили. Видать, упрямый попался нам комендант.

Не зная, что предпринять, мы закурили. Раздался окрик:

— Я не давал вам разрешения курить! В армии принято спрашивать разрешение у старшего по чину офицера.

Подобного тона я не слышал уже много лег, с самой Караганды. Ничего не поделаешь, в данном случае он был формально прав. Рассерженные, мы потушили свои папиросы и вернулись к нашему делу.

— Видите ли, товарищ комендант, мы установили, что в состав управления Крейцберга входят одни русские, в то время, как нашей задачей является организация районных управлений из немецких антифашистов и демократов.

Наши доводы не произвели на коменданта ни малейшего впечатления.

— Я блестяще сработался с моим управлением: они понимают меня, я — их. Они, по крайней мере, не говорят со мной на этом собачьем языке, которого сам чёрт не разберет. Что же касается их прошлого, то это уж мое дело, они находятся под моим неустанным надзором.

Мы не сдавались и снова повторили свои возражения, но и это не помогло.

— Ваша задача — содействовать формированию управлений, сказал он еще более резким тоном, — в Крейцберге имеется управление, которое прекрасно справляется со своими обязанностями. Я его назначил, и я намерен и дальше с ним сотрудничать. Надеюсь, вопрос ясен: ваша помощь нам не нужна.

Но мы не дали сбить себя с толку. Мы выложили на стол удостоверения, подписанные генералом Галаджиевым, комендант внимательно прочел.

— Ладно, я готов уступить, — сказал он примирительно, — через несколько минут я открою совещание с моим управлением. Вы можете присутствовать при этом и убедиться в отличной работе здешнего районного управления.

Мы охотно согласились, тем более, что предоставлялась возможность присутствовать на совещании немецкого самоуправления, которое велось исключительно на русском языке.

В течение получаса мы смогли убедиться, что управление Крейцберга проделало большую работу. Заведующие отделами коротко и ясно докладывали о мероприятиях по расчистке улиц, о распределении продовольствия, о состоянии школ, ремонте больниц и т. д. Последний отчет оказался наиболее интересным.

Закончив свой доклад, заведующий отделом здравоохранения в некоторой нерешительности обратился к коменданту:

— Мне бы хотелось внести еще одно частное предложение, хотя оно касается довольно щекотливого вопроса.

— Для нас нет никаких щекотливых вопросов! Вы можете откровенно высказать всё, что у вас на душе. Мы здесь для того и собрались, чтобы обсудить какие мероприятия нужно еще провести по нормализации жизни. Говорите, пожалуйста.

— Дело касается, скажем… отношений, которые создались между советскими солдатами и женщинами Берлина. Явление это принимает угрожающие размеры. Об этом говорилось уже на прошлом нашем собрании.

— Зачем же опять повторяться? Ведь я вам уже сказал, что со своей стороны предпринял все возможное, чтобы это приостановить. Вы знаете, что при первом же донесении, я всегда кого‑нибудь посылал на место происшествия. Когда удавалось схватить виновного, он всегда подвергался наказанию. Но вы же сами видите, что комендатура не в состоянии в течение нескольких дней положить конец этим явлениям.

— Возвращаясь к этому вопросу, я не имел намерения кого‑либо упрекать и прошу вас, комендант, не поймите меня превратно. Как врач и заведующий отделом здравоохранения, я должен считаться с возможностью распространения болезней и потому хочу сделать предложение, которое внесет порядок в эти дела.

— Что вы хотите этим сказать? — удивился комендант,

— Отдел здравоохранения мог бы оборудовать пункты, которые, находясь под строгим медицинским контролем, — в нашем распоряжении для этой цели имеется достаточное количество персонала, — могли бы предотвратить опасность заболеваний в нашем районе.

— Организовать под руководством отдела здравоохранения нечто вроде домов терпимости? Так, что ли? — с возмущением воскликнул комендант.

Напрасно пытался заведующий отделом здравоохранения еще что‑то объяснить, комендант его не слушал.

— Советская армия не знает домов терпимости и никогда их не допустит. Если бы я не знал вас как усердного и исполнительного сотрудника, я вынужден был бы истолковать ваше предложение, как провокацию, как оскорбление чести Советской армии! Считаю вопрос исчерпанным и не желаю больше к нему возвращаться. Переходим к следующему пункту.

Собрание продолжалось еще два часа. За это время Фриц Эрпенбек и я соображали, что нам следует предпринять, чтобы обеспечить ликвидацию русского самоуправления в Крейцберге.

Вечером в Брухмюле мы доложили обо всем виденном. Советский офицер связи, принимавший участие в совещании, делал у себя пометки. Он пообещал нам найти меры воздействия на коменданта. Но военный комендант Крейцберга продолжал упорствовать и не позволил вмешиваться в его дела даже Главному политуправлению, недостаточно еще сильному в те майские дни 1945 года.

Прошло несколько недель, прежде чем в Крейцберге было создано немецкое управление. Я не знаю, кому именно удалось расколоть твердый крейцберговский орешек. На примере Крейцберга я увидел бессилие комендантов перед массой буянящей и ушедшей из‑под всякого контроля пьяной солдатни, я увидел бессилие Главного политуправления как перед солдатской массой, так и перед самоуправством отдельных комендантов.

КОМЕНДАНТ–САМОЗВАНЕЦ — ШПАЛИНГЕР

Крейцберг был не единственным твердым орешком, который нам пришлось раскалывать. Еще больше нас взволновал другой случай. Случай, приводивший нас нередко в отчаяние, но порой вызывавший взрывы смеха. Назывался он — «дело Шпалингера».

«Дело Шпалингера» было вызвано забавным происшествием, разыгравшимся на второй день нашей работы в Берлине. Деловая обстановка вечернего совещания была неожиданно прервана сенсационным сообщением Ганса Мале. Вот его описание происшествия в Рейникендорфе.

— Вы можете себе представить — русские «освободили» сумасшедший дом в Рейникендорфе! Производя обход своего района, я случайно проходил мимо дома для умалишенных. У входа стояли советские солдаты, которые, открыв ворота, восторженно кричали сумасшедшим: «Гитлер капут, криг фертиг, ир фрей!» Сумасшедшие не двигались с места и мрачно на них смотрели. Когда солдатам это надоело, они вытолкали сумасшедших из помещения, заперли ворога и поставили караул. После обеда мне опять пришлось там проходить. Перед зданием стоял советский солдат с примкнутым штыком. Он был окружен сумасшедшими, которые в отчаянии кричали: «Пустите нас, мы хотим обратно!» И снова под восторженный клич: «Гитлер капут, вы свободны!» солдаты отгоняли их от входа.

Через несколько дней мы стали свидетелями крайне странного явления в разных районах Берлина. Нам неоднократно задавался один и тот же вопрос, получили ли мы приказ Шпалингера.

— Шпалинтер? Кто такой Шпалингер? — спрашивал Ульбрихт, получив новое донесение.

Имя Шпалингера, известное вначале только в северных районах города, через несколько дней облетело и остальные. О нем стали говорить в Трептоу, Рейникендорфе, Лихтенберге и даже в Целендорфе.

Мы стояли перед необъяснимой загадкой. Были рассмотрены все списки антифашистов, но имени Шпалингера так и не нашли. Старые члены партии получили распоряжение подумать, не встречалось ли им когда‑нибудь имя товарища Шпалингера, но никто ничего о нем припомнить не смог.

Ульбрихт дал нам следующую инструкцию:

— Когда разъедетесь завтра по районам, берите там на заметку все, касающееся Шпалингера, и если где‑либо о нем заговорят — постарайтесь отыскать концы.

На этот раз мне не повезло — до «моего» района слава Шпалингера еще не докатилась. Тем напряженней ждал я вечернего отчетного совещания.