Вольфганг Леонгард - Революция отвергает своих детей

• Название: Революция отвергает своих детей
• Автор: Вольфганг Леонгард
• Издательство: Overseas Publications Interchange Ltd
• Жанр: История
• Год: 1984
• ISBN: 0-903868-66-0

В этой книге описываются все мои впечатления и переживания за время десятилетнего пребывания в Советском Союзе (1935—1945) и за время моей четырехлетней деятельности в центральном аппарате руководства СЕПГ (1945—1949); в этой книге рассказывается о советских школах и университетах, о студентах и комсомольцах, о первых днях войны, заставшей меня в Москве, и о жизни в военное время в Караганде; об обучении членов иностранных компартий в школе Коминтерна и о Национальном комитете «Свободная Германия», а также о «группе Ульбрихта» в мае 1945 года; о первых шагах советской политики в послевоенной Германии, о построении советско–зональной государственной системы и о партии, которая сегодня как государственная партия определяет в советской зоне судьбу восемнадцати миллионов человек.

Эта книга родилась, однако, не только из стремления рассказать о некоторых мало известных сторонах сталинской системы и советской политики в Германии, а главным образом из желания показать людям несоветского мира, что думает и чувствует новое поколение обученных партийных деятелей восточного блока, к каким оно приходит решениям и в чем проявляется его критическое мышление. Я пытаюсь при этом, вполне сознательно, так описывать встречи и дискуссии, события и переживания, как они тогда воспринимались, оценивались и продумывались. Только таким образом, кажется мне, станет западному читателю понятно, что означает для человека разрыв со сталинизмом, если он вырос на теориях этого учения. Мое решение — результат многолетнего мучительного процесса сомнений и оправданий, угрызений совести и построения теорий для ее успокоения. Но когда решение принято — возврата больше нет. Тогда даже в состоянии тяжелого внутреннего конфликта, человек неудержимо движется к решающей грани, переход которой окончательно срывает пелену сталинизма с облика мира в его душе.

---

У меня создалось впечатление, что я руковожу отделом, который должен заниматься тем, от чего хотят избавиться другие отделы. К тому же стало обычным явлением посылать ко мне советских представителей, которые хотели иметь «понятие о работе в целом». Таких было немало.

Я должен был терпеливо, и это порою по несколько раз в день, разъяснять посетителям значение Учредительного манифеста партии, говорить об антифашистско–демократическом едином фронте и его целях, о восстановлении профсоюзов и о генеральной линии компартии.

К этому прибавлялась еще необходимость держать связь с «Дейче фольксцейтунг». Кроме того, я должен был принимать участие в обсуждениях различных вопросов, выполнять особые работы, ездить с Ульбрихтом или Аккерманом, переводить с русского на немецкий отдельные статьи, давать сообщения в центральный печатный орган, составлять проекты речей и, наконец, один раз в год, 7 ноября, писать официальное «Обращение» Центрального комитета КПГ.

Мой рабочий день был предельно заполнен и какой же это был длинный рабочий день!

В ту пору в ЦК КПГ был установлен 10–часовой рабочий день: от 9 утра и до 7 часов вечера, но приходилось очень часто работать гораздо дольше и в поздние вечерние часы было не редкостью встретить в ЦК многих ответственных руководителей.

«ЧРЕЗВЫЧАЙНОЕ ПОРУЧЕНИЕ» — ЗЕМЕЛЬНАЯ РЕФОРМА

Однажды после обеда меня вызвал к себе Ульбрихт.

— Устрой свои дела так, чтобы ты завтра мог бы быть совсем свободным. Ты поедешь со мной в провинцию Бранденбург.

Когда я на следующее утро явился в здание ЦК, Ульбрихт был уже готов к отъезду. Он познакомил меня на ходу с двумя высокопоставленными советскими экспертами по хозяйству.

— Мы едем вместе с этими двумя товарищами. Несколькими минутами позже мы уже ехали в двух элегантных лимузинах, находившихся в распоряжении ЦК. По дороге Ульбрихт рассказал мне, в чем дело:

— Мы должны выяснить некоторые вопросы, связанные с государственными поставками, и подготовить земельную реформу.

В различных пунктах провинции Бранденбург — особенно обстоятельно в Кирице — беседовали мы с комендантами, бургомистрами, со специалистами по сельскому хозяйству. Я лишь удивлялся, как точно был информирован Ульбрихт о малейших подробностях обязательных поставок во времена нацистов. Но еще больше я был изумлен, когда два наших советских спутника (говоривших бегло по–немецки), открыв свои портфели, извлекли пачки бланков, указаний и документов о поставках государству при гитлеровской власти. Особенно интересной была беседа с двумя специалистами из бывшего имперского органа снабжения. Ульбрихт был в курсе всех деталей. Он задавал один вопрос за другим и получал ответы короткие и деловые. Ульбрихт, казалось, находился в своей стихии. Так бывало с ним, впрочем, всегда, если дело касалось практических организационных вопросов.

Во всем этом деле я понимал не так уж много — в школе Коминтерна нас этому детально не обучали. Но насколько я мог уразуметь, говорилось о том, каким образом следует изменить характер поставок, чтобы они соответствовали новым условиям. Особенно подробно выяснялся и обсуждался стимул обязательных поставок. Я полагаю, что в этот день был решен вопрос о «свободных излишках». Через несколько недель были указаны размеры «излишков» (большей частью очень незначительные), которые могут оставаться у крестьян после сдачи госпоставок. Целый день прошел в узко специальных обсуждениях, касающихся практического обеспечения поставок, проводимых в кратком телеграфном стиле. Вопрос земельной реформы, к которой у меня был жгучий интерес, не был даже и затронут.

Перед отъездом из Кирица состоялось короткое совещание между двумя советскими офицерами и Ульбрихтом.

— Теперь нам всё ясно. Мы можем представить на утверждение соответствующие предложения, — сказали оба офицера.

— Пожалуй было бы не плохо остановиться в каком‑нибудь маленьком местечке и поговорить с крестьянами о земельной реформе, — добавил один из них.

По пути из Кирица в Берлин мы остановились в одной небольшой деревне. Председатель общины был весьма поражен, увидя столь высоких гостей.

— Сможете ли вы собрать всех крестьян вашей деревни, — спросил Ульбрихт.

— Разумеется!

— Сколько вам на это понадобится времени?

— Наша деревня невелика. В какие‑нибудь четверть часа крестьяне будут здесь.

Тем временем некоторые крестьяне уже собрались и стояли у домика своего председателя.

— Сейчас же пойдите по домам и зовите сюда всех людей. Скажите, что это очень важно.

Между тем Ульбрихт, в своей обычной манере, стал коротко и отрывисто расспрашивать председателя общины о делах в этом селе: о средней величине земельной площади, полагающейся на человека, об урожае и о других деталях сельского хозяйства.

Через 15–20 минут крестьяне собрались. Некоторые пробормотали что‑то похожее на «добрый день», большинство же смотрело на нас с недоверием.

Ульбрихт задал им несколько вопросов об урожае и о поставках. На эти вопросы ответили только двое или трое из присутствующих после долгих заминок и притом очень односложно.

Некоторые посматривали с сомнением на двух советских офицеров, стоявших в углу комнаты. Только после того, как офицеры, дружески улыбаясь, сами задали на немецком языке несколько вопросов и угостили крестьян сигаретами, крестьяне мало–помалу разговорились. Они заговорили об урожайности их земель. Теперь разговор стал направлять опять Ульбрихт, сводя его к основному вопросу — к земельной реформе.

Ульбрихт сказал о разделе помещичьей земли и сообщил, что теперь крестьяне должны получить больше земли, чем имели ее раньше.

— Скажите же, что вы думаете насчет этого?

Крестьяне снова посмотрели на нас скептически. Воцарилось молчание. Наконец его нарушил один крестьянин:

— Это было бы неплохо, если бы мы получили больше земли.

После того, как председатель общины еще раз объяснил положение, несколько крестьян тоже выразили свое одобрение по поводу реформы. Молчавшие кивком головы дали понять, что и они также согласны.

Все прошло далеко не так, как я рисовал в своем воображении. Реформа не вызвала восторженного одобрения. Но все же присутствовавшие в той или иной форме высказались за реформу.

Я бы охотно остался с крестьянами подольше, но Ульбрихт посмотрел на часы, и советские офицеры предложили ехать дальше.

Я думал, что мы сделаем и в других деревнях подобные опросы, но Ульбрихт и оба советских офицера сочли это не нужным.

Вечером мы прибыли в Берлин.

Спустя несколько дней мне стало ясно, что в результате этой поездки не только были введены новые формы поставок, оставлявшие «свободные излишки», но началось и проведение земельной реформы в советской зоне Германии.

Само собою разумеется, согласие крестьян в маленьком селении между Кирицем и Берлином никакого влияния на осуществление земельной реформы не имело. Вопрос был принципиально уже давно решен. Но эта комедия принадлежала к сталинскому ритуалу: перед проведением уже заранее решенных мероприятий «посоветоваться с народом».

— Сегодня мы должны подольше поработать, — сказал мне несколькими днями позже Аккерман. — Позаботься, чтобы остались две стенографистки. Мы должны сделать очень важный перевод.

Я получил для перевода русский текст, написанный на пишущей машинке.

Аккерман просил меня каждую переведенную страницу приносить ему.

Этот текст был проектом земельной реформы!

По этому проекту все имения, величиною более ста гектаров экспроприировались вместе со всеми прилегающими к ним строениями, со всем инвентарем, одушевленным и одушевленным, экспроприировались земельные участки военных преступников и активных поборников национал–социализма. По новой реформе отходила даже земельная площадь, принадлежащая государству, если только она не была связана с работой сельскохозяйственных исследовательских институтов, опытных станций и учебных заведений.

Земельные площади, принадлежавшие городским самоуправлениям, а также необходимые для снабжения городского населения не попадали под действие земельной реформы. Земельные участки сельскохозяйственных артелей и сельскохозяйственных школ, земельные владения церковных общин также не затрагивались реформой.

Осуществление земельной реформы возлагалось на общинные комиссии, выбираемые на общих собраниях: батраков, малоземельных крестьян и бедняков. В округах должны быть созданы окружные комиссии во главе с советником, или его заместителем.

Проведение в жизнь земельной реформы должно было начаться немедленно после опубликования закона и быть закончено в октябре 1945 года.

При переводе проекта закона на немецкий язык мне бросилось в глаза, что многие статьи закона составлены сравнительно умеренно.

Так как я еще в начале июня знал, что земельная реформа будет проводиться уже в 1945 году, то я собрал для себя все имевшиеся материалы по поводу земельных реформ в Польше, Венгрии, Румынии, Югославии и т. д. и даже написал несколько статей на эту тему для «Дейче фольксцейтунг», центрального органа компартии Германии. При этом я установил, что высшим пределом владения землей в Польше и Румынии было 50 гектаров, а в Болгарии и Югославии — 35 гектаров.