Джеральд Сеймур - Бомба из прошлого

• Название: Бомба из прошлого
• Автор: Джеральд Сеймур
• Издательство: Вече
• Жанр: Боевик
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-9533-5265-9

Россия после развала СССР. Офицер КГБ похищает со склада военной базы ядерный заряд огромной мощности. По прошествии 15 лет похититель решает продать свой «трофей» за большие деньги. Покупатель нашелся быстро. Да не один…

Британская разведка, русская мафия и международный терроризм — это лишь малая часть тем и проблем, о которых рассказывает современный мастер триллера Джеральд Сеймур в своем захватывающем боевике «Бомба из прошлого».

---

— Вы как сюда пришли? Под каким предлогом?

— За жевательной резинкой.

— Ну так купите. — Лоусон повернулся к Дэвису. — Слышали? Купите ему, что надо. Место назначения… Куда едете дальше?

— Не знаю. Мне ничего не сказали. — Кэррик вздохнул. — Послушайте, дело-то ведь простое. Надо…

— Кто вам доверяет? Кто противники?

— Ройвен, похоже, доверяет, а Михаил и Виктор нет. Но вы же и сами знаете, если, как говорите, были там, на складе.

От него не укрылось, как полыхнули щеки и напряглись желваки на скулах. Но все-таки старик сдержался.

— Мы были там. Близко. — Гладить по шерстке не стоит. Коротко, по-деловому — такой тон не позволяет раскисать. Иногда человека приводят в чувство пощечиной, пусть и не в буквальном смысле. — Хватит, мы здесь не расследованием занимаемся. Давайте подумаем, что у нас дальше. Соберитесь, возьмите себя в руки. «Жучок» поставить?

— Меня утром проверяли. И комнату тоже.

— Понятно.

— Нам нужна система связи. Желательно через каждые несколько часов. И мне нужна ориентировка — что именно требуется узнать. Так будет проще.

— Нет, молодой человек. — Лоусон выпрямился — физические данные не позволяли ему добиваться того устрашающего эффекта, которого так легко достигал Клипер Рид, — и несколько раз ткнул агента пальцем в грудь. — Здесь я принимаю решения и я представляю власть. Вот так проще. Как я уже сказал, у вас одна цель и один объект — Ройвен Вайсберг. Позже, когда станет ясно, куда вы направляетесь, я, может быть, — может быть! — поставлю вам «жучок». Не сегодня. Это вариант на будущее. И все, на что вы можете рассчитывать, это обычный маячок. Не передатчик и даже не микрофон. Занимайтесь тем, что вам поручено, и только этим. Меня вот что интересует: зачем вы понадобились Вайсбергу?

— В него стреляли, ранили в руку. Еще в Москве. Когда на Гольдмана напали, и мне удалось уложить того психа… В общем, Гольдман представил меня в лучшем виде, и Вайсберг решил, что я должен стать его ангелом-хранителем.

— Вот как? Весьма кстати для нас. — Лоусон заметил, что агент не уловил его иронии. Время уходило. — Значит, конечный пункт неизвестен, так?

— Я же сказал. Вы что, не слышали? Конечный пункт неизвестен. Я знаю только то, что будет сегодня.

— Боюсь, времени на разговоры у нас нет. И что сегодня?

— Вайсберг хочет показать мне Старый город. Зачем, не представляю. В отель возвращаться уже не будем. Мы с ним прогуляемся пешком, потом нас подберут, и поедем дальше. Куда, не знаю. Так вы будете рядом?

— На расстоянии вытянутой руки, можете мне поверить.

— Не так-то это легко, — грустно пробормотал Кэррик.

Лоусон забрал у Люка Дэвиса купленную жевательную резинку — целых семь штук — и сунул Кэррику в карман. Ободрил улыбкой.

— Никто и не обещал, что будет легко.

— Я отрезан… связи нет…

— Держитесь поближе к Вайсбергу.

— Без его поддержки я — труп.

— Вот и не теряйте эту поддержку. — Лоусон повернул Кэррика к выходу, кивнул Дэвису, чтобы открыл дверь, и подтолкнул агента в спину. Тот споткнулся, но устоял и, не оглядываясь, пошел прочь. Лоусон досчитал до десяти. — Поболтал бы еще, да некогда.

Он вышел из магазина. Дэвис закрыл за ними дверь. Их агент уже дошел до поворота, кивнул и скрылся за углом.

— Ваша оценка?

— Парень на грани. Ему и держаться уже не за что.

Лоусон хмыкнул. Улица пропахла дымом так, словно весь народ с утра до вечера только и делал, что курил — сигареты, сигары, трубки, — и теперь этот пропитанный дымом воздух хлынул в его, Лоусона, легкие, а им хоть бы что.

— Ничего, удержится.

— Долго ли?

— Достаточно. Осталось немного. Вопрос в другом, молодой человек: удержимся ли мы?

— Не понял.

— Поймете. Теперь ведь все лежит на нас.

Они прошли мимо сидевшей на прежнем месте Кэти Дженнингс и направились туда, где ждали остальные. Напротив отеля Лоусон остановился, словно любуясь величественным фасадом высоченного здания. Их человек тем временем подошел к машинам, но остался в стороне от двух русских телохранителей. Может ли он гарантировать его безопасность? Уверенности не было. Продержится ли Кэррик до конца? Альтернативы он не видел. Кэррик стоял один, понурившись, и весь его вид, как показалось Лоусону, выражал отчаяние.

* * *

Ройвен Вайсберг стоял у окна, прижавшись лицом к стеклу. Он видел, как Кэррик подошел к Виктору и Михаилу, видел мужчину, наблюдавшего за машинами, видел, как Михаил взглянул на часы, как опустил голову Кэррик.

Он хотел верить в преданность этого человека, хотел, чтобы его самого охранял человек, сумевший защитить Иосифа Гольдмана. Ройвен и сам не раз отдавал приказ убить человека, пользовавшегося услугами телохранителей. На основании наблюдений он пришел к одному выводу: в кризисный момент телохранитель в первую очередь думает о собственной безопасности и только потом о безопасности хозяина. Каждый раз, когда по его приказу убивали человека в Перми, Москве или Берлине, телохранители оставались живы. Не их кровь стыла на тротуарах. Он до сих пор помнил жуткий миг, когда, выйдя из банка, увидел направленный в лицо пистолет. Помнил, что Михаил вовсе не бросился закрывать его собой. Телохранители говорили о себе, что их задача не в том, чтобы «ловить свинец». Помнил, как ударила пуля — ощущение такое, словно огрели молотом, — как руку пронзила боль, как закачался мир, и он понял, что падает. Помнил, как с опозданием отреагировал на случившееся Михаил. Да, он выстрелил, убил нападавшего, подобрал гильзы и только затем подошел к тому, кто ему платил, и осмотрел рану.

Иосиф Гольдман преподнес совсем другую историю.

Ройвену Вайсбергу хотелось верить в преданность Джонни Кэррика, и все же он согласился устроить англичанину еще одну проверку.

Оглядев комнату и прихожую, Ройвен вышел в коридор, закрыл за собой дверь и направился к лифту. Больше всего на свете ему недоставало преданности. Он хоронил многих, кто полагался на своих телохранителей: тех, кто заранее заказывал себе трехметровые памятники из малахита или серпентина, тех, на чьи тела лили водку и бросали банкноты, тех, чьи набальзамированные лбы целовали выжившие соперники. Он не знал ни одного авторитета, который мог бы поклясться в полной преданности охранника.

Бабушка всегда учила его относиться к людям с подозрительностью, но он помнил ее собственную историю.

* * *

Так не должно было случиться. Но случилось. Оно зародилось, окрепло и расцвело. Даже там, в том страшном месте.

Это чувство.

Как удалось им выходить его и взрастить?

Любовь.

Да, любовь. Любовь. Нежность. Забота. Робость.

Я не знала, как долго она проживет. Мои родители любили друг друга и думали, что так будет всегда, что они не расстанутся до самой смерти. Они и представить не могли, что их разлучат и голыми прогонят по Дороге на небеса люди, не понимающие любовь и не признающие ее. Я сама не верила в любовь, пока судьба не свела меня с Самуилом. Для нас любовь была украденными мгновениями. Мгновениями в очереди за едой, когда встречались наши взгляды. Мгновениями у окна мастерской, мимо которой он проходил в составе рабочего отряда. Он поворачивался к окну, и лицо его светилось радостью. Мгновениями во дворе, когда мы стояли вечером и просто смотрели друг на друга, пока не звучал сигнал разойтись. Иногда наши пальцы касались друг друга — его, мозолистые, загрубевшие от работы, и мои, исколотые иголкой.

Однажды он принес мне цветок. Сказал, что это дикая орхидея и что он нашел ее в лесу. Цветок был маленький, хрупкий, с фиолетовыми лепестками. Он принес его из лесу, спрятав под рабочей курткой, а подарил вечером, в сумерках, когда щеток совсем поник. Но я представила, каким он был, и в благодарность поцеловала Самуила в щеку. Физические контакты между мужчинами и женщинами в лагере строго запрещались, и меня могли застрелить на месте, с вышки. Я унесла цветок в барак и положила под соломенный тюфяк, на котором спала.

Мы жили рядом со смертью. Наша любовь могла пережить один день или целую неделю. Мы понимали, что всех нас ждет один конец и что никто не переживет сам лагерь. Если его ликвидируют, нас никто не станет никуда перевозить. Все могло закончиться в любую секунду, и тогда нас погнали бы — испуганных, кричащих, раздетых — по Трубе, навстречу смерти. И тогда, в самый последний миг, мы, женщины, запели бы гимн и спросили бы у Бога, почему Он нас покинул.

Любовь не прибавила мне сил. Теперь мне приходилось тревожиться за другого.

Я доверилась. И, доверившись, потеряла часть силы. Мне это не нравилось, но я ничего не могла с собой поделать.

13 октября я встретила Самуила вечером, и он рассказал, что нужно делать. Еще раньше я заметила, как несколько человек выскользнули из одного из мужских бараков. Среди них были Печерский и Фельдхендлер.